(Речь на III Всероссийском съезде профессиональных союзов 9 апреля 1920 г.)108
Товарищи, прежде всего, позвольте приветствовать III Всероссийский съезд профессионально-производственных организаций рабочего класса России от имени рабоче-крестьянской Красной Армии и Красного Флота. (Аплодисменты.)
Товарищи! Мы для нашей Красной Армии мобилизовали за эти годы ожесточенной борьбы, вероятно, немногим меньше и немногим больше рабочих и крестьян, чем числится сейчас членов в ваших профсоюзах. Подавляющее большинство солдат Красной Армии состоит из крестьян. Рабочих там вряд ли больше 15%, и тем не менее мы можем сейчас после опыта двухлетней борьбы сказать, что подлинным строителем Красной Армии явился передовой рабочий, т.-е. рабочий партийный и профессионально организованный. Когда на фронтах было трудно, мы обращались в ЦК партии коммунистов, с одной стороны, и к вашему президиуму ВЦСПС -- с другой стороны. Из этих обоих источников на фронты отправлялись передовые пролетарии и строили там Красную Армию по образу и подобию своему. Этот факт необходимо сейчас вспомнить со всей отчетливостью, потому что он сразу бросает необходимый свет на самое понятие милитаризации в нашем коммунистическом понимании.
Когда мы говорим о милитаризации труда, надо иметь в виду, товарищи, что слово "милитаризация", как оно употребляется в странах буржуазных, определяет не нашу милитаризацию. Наша милитаризация отличается от всех остальных милитаризаций буржуазного мира точно так же, как организованный пролетариат отличается от сознательной и организованной буржуазии. На смешении понятий милитаризации социалистической, пролетарской, коммунистической с милитаризацией буржуазной основано большинство ошибок и предрассудков в этом вопросе. Я скажу с самого начала, что всякая критика представителей меньшевизма на этом съезде109 и вообще на съездах профессионально-производственных была целиком основана на полусознательном смешении, на отождествлении буржуазного милитаризма с милитаризмом пролетарским, социалистическим, коммунистическим. Когда мы говорим о милитаризации труда, о трудовой повинности, нам на это отвечают, что милитаризация труда, это -- буржуазное слово, ведущее к антипролетарскому действию. Резолюция меньшевиков говорит, что милитаризация труда ведет к низкой производительности труда и к расхищению рабочей силы, ибо, -- говорит эта резолюция, -- принудительный труд всегда является малопроизводительным.
Это точное выражение резолюции меньшевиков. И здесь мы подходим к самому существу вопроса, к основе. Это не вопрос о том, объявить ли отдельный завод на военном положении; это не вопрос о том, разрешить ли военным трибуналам карать тех рабочих, которые воруют материалы и инструменты и саботируют работу. Нет! Этот вопрос -- коренной, вопрос о самых основах социалистического хозяйства. Когда меньшевики говорят о своей резолюции, что принудительный труд всегда является малопроизводительным, то они находятся в плену у буржуазной идеологии и отрицают самые основы социалистического хозяйства. В первом пункте их резолюции говорится о том, что мы живем в эпоху перехода от капиталистического производства к социалистическому. Не будем к ним придираться, не будем спрашивать, с какого времени они признали этот переход. Они обвиняли нас -- и это было основой разногласия -- в том, что мы социальную революцию видим тогда, когда налицо лишь буржуазная, что коммунисты -- фантасты, утописты, что они разрушают буржуазное хозяйство, а создать ничего не сумеют. О переходе к социализму не может быть и речи. Теперь они же говорят -- Россия находится в условиях перехода от капитализма к социализму. Это правильно. Примем пока то, что это признали наши непримиримые в этом вопросе противники -- меньшевики. Но тогда возникает вопрос: какими методами, какими путями организовать труд в эпоху перехода от капитализма к коммунизму? В ответ получаем, что принудительный труд мало производителен. Там в резолюции сказано: "всегда, при всех условиях". Что же означает принудительный труд? Против какого труда выдвигается это понятие прогрессивными идеологами буржуазии? Против труда крепостного, мужицкого -- с одной стороны; против нормированного, принудительного, ремесленного, цехового -- с другой стороны. Они выдвинули понятие свободного труда. Что значит свободный непринудительный труд у меньшевиков? Пусть ораторы этой партии объяснят нам это.
Мы знаем труд рабский, мы знаем труд крепостной, мы знаем принудительный, регламентированный труд цехов в средние века. Мы знаем труд вольнонаемный, который буржуазия называет свободным. Мы же противопоставляем этому труд общественно-нормированный на основе хозяйственного плана, обязательного для всего народа, т.-е. принудительного для каждого работника страны. Без этого нельзя и думать о переходе к социализму. Разумеется, для либерала вопрос принуждения связан целиком с вопросом рынка: может или не может он купить на рынке по сходной цене рабочую силу. Этим определяется у него понятие свободы труда. Элемент принуждения материального, физического может быть в одном случае больше, в другом меньше. В эпоху крепостного права110 дело вовсе не было так, что жандармерия стояла над душой мужика, а были известные хозяйственные формы, к которым крестьянин привыкал, которые он в эту эпоху считал справедливыми и только от времени до времени бунтовал. И тогда материальные силы крепостнического государства обрушивались на него. Труд принудительный означает такой труд, когда каждый работник занимает определенное место, указанное ему областными, губернскими или уездными хозяйственными органами. Труд регламентированный -- применяемый не стихийным путем купли и продажи, а на основе хозяйственного плана, который обнимает всю страну, охватывая и весь рабочий класс. Это и есть понятие трудовой повинности, которое всегда входило в программу социалистов. Каждый работник нового общественного строя и в эпоху перехода к нему должен быть солдатом армии труда, выполняющим наряды той власти, которую он поставил.
Говорят, что принудительный труд непроизводителен. Если это верно, то все социалистическое хозяйство обречено на слом, ибо других путей к социализму, кроме властного распределения хозяйственным центром всей рабочей силы страны, размещения этой силы соответственно потребностям общегосударственного хозяйственного плана, быть не может. А раз мы это признали, мы тем самым признаем, -- не по форме, а в основе, -- право рабочего государства отправлять каждого рабочего и работницу на то место, где они нужны для исполнения хозяйственных задач. Тем самым мы признаем также право государства, рабочего государства, карать рабочего и работницу, которые отказываются исполнять наряд государства, которые не подчиняют свою волю и волю рабочего класса его хозяйственным задачам. Вот где основы милитаризации труда, и если мы оглянемся назад и на другие страны Европы, то увидим, что ни одна общественная организация, ни одна государственная организация не считала себя вправе приказывать своему члену: ты идешь и поступаешь на такой-то завод и работаешь там до тех пор, пока это будет нужно. Ни одна организация, кроме армии. Только армия располагала своими членами-солдатами, приказывала им, ставила их на посты, говорила: ты простоишь здесь до 5 часов 30 минут, а потом идешь туда-то. Без этого безусловного права распоряжаться своими членами профессионально-производственные организации превратятся в настоящее время в пустую форму, лишенную всякого содержания. Если строящемуся социалистическому обществу и государству нужны профессиональные организации, -- а они ему нужны, как основа хозяйства, как органы, которые властно объемлют весь рабочий класс страны, этот драгоценнейший производственный капитал, этот рычаг социалистического развития, -- то эти профессионально-производственные организации должны иметь возможность и способность и право распределять, группировать, прикреплять отдельные группы, отдельные категории рабочих и отдельных пролетариев к тому месту, где они нужны государству, социализму, а не отдельным рабочим или отдельным группам. Это, товарищи, и есть основа милитаризации труда. Кто этой азбуки не понял, тот остался либералом, мещанином, хотя бы он писал, как пишут меньшевики, о том, что мы живем в эпоху перехода от капитализма к социализму.
Если рабочие сохранят то, что называлось свободой передвижения, свободой покидать завод в любое время, в поисках лучшего куска хлеба, то в настоящих условиях, в условиях страшной расшатанности всей жизни, всего производственного и транспортного аппарата, это приведет к полной хозяйственной анархии, к полному разгрому и распылению рабочего класса, к полной невозможности учесть завтрашний день нашей промышленности. Милитаризация труда не есть выдумка отдельных политиков или выдумка нашего военного ведомства. Милитаризация труда в том основном смысле, какой я указал, является неизбежным основным методом организации рабочих сил, их принудительной группировкой в соответствии с потребностями строящегося социализма в переходную эпоху от царства капитала к коммунистическому государству. Если эта принудительно-организованная и распределяемая рабочая сила непроизводительна, то ставьте на социализме крест. Все развитие общества может быть рассматриваемо как организация труда во все новых и новых формах с целью повышения производительности труда. И если наша новая форма организации труда приведет к понижению производительности, то тем самым мы фатально идем к гибели, к падению, как бы мы ни изворачивались, как бы мы ни напрягались в строительстве организации рабочего класса.
Верно ли, что принудительный труд всегда непроизводителен? На это я вам отвечу: это самый жалкий либеральный предрассудок; и крепостной труд был производителен; он был выше рабского труда, и поскольку крепостной труд и господство феодалов111 обеспечивало неприкосновенность городов и неприкосновенность мужицкого труда от других феодальных разбойников, постольку это была прогрессивная форма труда. Принудительный крепостной труд вырос не из злой воли феодалов. Это было прогрессивное явление. Затем он сменился вольнонаемным трудом. Вольнонаемный труд взорвал себя в империализме, и тем самым создались условия для новой организации труда, для организации труда на принудительной общественной основе солидарности, т.-е. на основе социализма.
Верно ли, что эта новая форма коллективной принудительности неизбежно всегда малопроизводительна? Повторяю, это самая злая мещанская пошлость, против которой каждый рабочий должен быть предостережен. Вся история человечества есть история воспитания его для труда, для повышения производительности труда, и это вовсе не такая простая задача, ибо человек ленив, и он имеет право быть ленивым, т.-е. стремиться приобрести при помощи минимальных затрат своих сил как можно больше продуктов. Стало быть, все развитие измеряется степенью производительности труда, и новая форма труда должна выдержать экзамен прежде всего на этом оселке. И свободный труд и вольнонаемный труд вначале не были производительны. И кто мыслит иначе, тот переполнен либеральными предрассудками. Вольнонаемный труд стал постепенно производителен. Тут применялось общественное воспитание. В это воспитание вводили самые разнообразные методы. Буржуазия сперва выгоняла мужика на большую дорогу, предварительно ограбив его землю. Когда он не хотел работать на фабриках, она клеймила его каленым железом, вешала, расстреливала. Таким образом она приучала его к фабричному станку. Она применяла к мужику драконовские законы. Затем буржуазия прибавила к этому методы идейного воздействия -- поповские проповеди. Она реформировала старую религию католицизма, которая соответствовала феодальному строю и приспособила новую в виде реформации. Она нашла попов, которые стали играть роль духовных приказчиков, духовных табельщиков ее. Она кафедру, школу, печать -- все приспособила для идейной обработки или, попросту сказать, для околпачивания рабочего класса. Заработная плата поденная, поштучная, сдельная, коллективный договор, тариф -- все это есть различные способы и методы в руках буржуазии для трудовой дрессировки рабочего класса. Только постепенно она выгоняла из рабочего все большее и большее количество продуктов труда, все большее количество рабочей энергии. К этому присоединяются всякие формы поощрения труда и разжигания карьеризма. Наконец, она влияла даже на политику тред-юнионов, профсоюзов и органов рабочего класса. Буржуазия умела ими овладевать особенно в Англии. При посредстве вождей она давила на рабочего, прививала ему убеждение о необходимости добросовестного отношения к своим обязанностям. Конечно, это было и в интересах общества, но в основном это было полезно буржуазии. Производительность труда при свободном наемном труде не есть нечто данное, преподнесенное историей на подносе, -- это результат долгой, упорной, организационной, агитационной, материальной и репрессивной политики буржуазии по отношению к рабочему классу. Нет труда свободного, вольнонаемного, который сам по себе является производительным. Форма труда определяется условиями производства. Юридическая обложка труда отвечает понятиям эпохи, а производительность труда создается вместе с ростом материальных средств, производства, техники, вместе с воспитанием и приспособлением трудящихся к новой форме общества. Вот как может быть разрешен вопрос о милитаризации. И тот, кто не понял его, как не поняли меньшевики, тот не понимает азбуки социализма.
Задача наша состоит в том, чтобы рабочий класс воспитать на основах социализма. Какие у нас методы для этого? Не менее обширные, чем у буржуазии, но более честные, более прямые и открытые, не зараженные ни ложью, ни обманом. Буржуазия принуждена была выдавать свой труд за свободный и обманывала простаков относительно производительности этого труда. Мы знаем, что каждый труд является общественно-вынужденным трудом. Человек вынужден работать, чтобы не умереть. Работать он не хочет, но общественная организация заставляет, вынуждает, подстегивает его в этом смысле. Разница между новым строем, строем социалистическим и строем буржуазным заключается в том, что у нас труд совершается в интересах общества, и поэтому мы не нуждаемся ни в поповских, ни в церковных, ни в либеральных, ни в меньшевистских рецептах для повышения энергии труда рабочего класса. Мы говорим прямо и открыто, что интересы рабочего класса требуют высшего напряжения сил со стороны каждого рабочего. Какие средства у нас есть? Средства агитации. У буржуазии была религия, у нас -- открытое выяснение положения дела, распространение нужных сведений, техническое просвещение масс, выяснение массам того хозяйственного плана, о котором говорил тов. Рыков112.
Мы говорим о необходимости в первую голову заняться восстановлением транспорта. Без него наша страна разрывается в клочья, и рабочий класс растворится в крестьянстве. Необходимо подвезти продовольствие, сырье и топливо. Во-вторых, необходимо поставить машиностроение для транспорта. В-третьих, -- машиностроение для выработки предметов потребления. В четвертых, -- широкое массовое производство предметов потребления. Этот план мы развертываем перед всей страной, перед рабочими и крестьянами, чтобы заставить их понять, что в ближайшие 2 -- 3 года положение будет очень тяжелое, что облегчение материальной судьбы трудящегося будет только в результате 4-го звена указанной цепи. Ясность хозяйственного плана перед широкими трудящимися массами -- это первый путь дисциплины и организации труда. Второй -- рациональная организация труда. Когда мы перебрасываем рабочего с места на место, когда мы мобилизуем крестьянина для трудовой повинности, то, прежде всего, мобилизуемый должен убедиться в том, что эта мобилизация не является напрасной; что у тех, кто мобилизует, есть определенный хозяйственный план; что там, где находится в данный момент рабочая сила, есть необходимость выполнения хозяйственной задачи. Всякая в этом смысле невязка подрывает авторитет рабоче-социалистического строительства в глазах не только отсталых крестьян, но и рабочих масс.
Форма заработной платы в настоящих условиях должна рассматриваться не как способ обеспечения личного существования отдельного рабочего, а, прежде всего, как способ оценки того, что отдельный рабочий дает своей рабочей республике. Заработная плата должна быть мерилом напряженности, добросовестности, целесообразности, производительности труда каждого данного рабочего. До тех пор пока мы бедны, нищи, пока у нас нехватает продовольствия для удовлетворения минимума потребностей, мы не можем его распределять одинаково на всех трудящихся. Предметы потребления мы будем направлять на главные отрасли труда, на важнейшие предприятия. И мы обязаны это делать, обязаны перед будущим страны во имя спасения трудящихся масс. Мы сможем теплее одеть рабочего, лучше накормить его, если рабочий будет честно, добросовестно и напряженно работать. Вот почему мы применяем премиальную систему. Наконец, мы не отказываемся и от репрессии, к которой мы прибегаем до тех пор, пока существует государство. В отношении шкурника, дезертира труда, рабочее государство имеет право действовать суровой, тяжелой рукой репрессии. Совершенно готовых, завершенных форм и методов организации труда не существует. Рабочие, работницы, организуйте ваш труд на новых основах государственной нормировки, общеколлективного принуждения, сделайте ваш труд производительным -- эта задача стоит перед вами. И это не есть готовая либеральная теорема, которую вычитали плохие студенты из плохих книжек. (Аплодисменты.)
Товарищи, ярче всего этот вопрос виден на так называемых трудовых армиях. Когда мы пришли -- не по принципиальным мотивам, а потому, что так сложилась обстановка, -- к мысли применить отдельную армию, состоящую из войсковых частей, не в переносном, а в буквальном смысле для трудовых задач, то те самые ораторы, которых вы слышали здесь со стороны меньшевиков, говорили, что это бессмыслица. Гр. Абрамович говорил на съезде горнорабочих, что мы обанкротились, что процент рабочих, находящихся в армии, ничтожный.
Товарищи, это клевета, в лучшем случае это легкомысленное утверждение людей, которые стоят в сторонке, фактов не знают и занимаются досужими разговорами. Мы не только не обанкротились, а сделали крупнейший шаг вперед. И не только не отказались от трудовых армий, а увеличили их число. И я вам скажу, почему. Мы начали с перевода 3-й армии на положение армии труда. Эта армия была в очень неблагоприятных условиях. Штаб ее находился в Екатеринбурге, и она была почти лишена воинских частей. Почти все части были переброшены на юг и на запад. У этой армии был огромный аппарат управления. Перебросить ее на юг или на запад нельзя было по условиям транспорта. Это и родило решение применить ее для труда. Не разрушая ее армейского аппарата, ибо она могла понадобиться на юге весной против Деникина, мы попытались ее использовать на трудовом фронте. Когда мы приступили к приспособлению ее к мирному труду, то оказалось, что в армии было от 110 до 120 тысяч едоков. Выбросить же рабочих рук в первое время она могла только 10 тысяч. Работа развертывалась отчасти на продовольственных заготовках, а главным образом -- на лесных заготовках. 10 тысяч рабочих, находящихся на положении красноармейцев, нуждались в санитарном персонале, в ремонтных мастерских, в обслуживающих аппарат хозяйственной части, кашеварах и т. д. Ведь в профсоюзе вы повара не назовете дармоедом, особенно если он работает на общественные нужды. Повторяю, что, не нарушая аппарата, мы могли выставить только 10 тысяч человек. Как только мы разбили Деникина, мы аппарат этой армии расформировали и оставили только дивизии. Что же оказалось? Уже сейчас в той же 1-й армии труда в Екатеринбурге работало за последнее время красноармейцев не 23%, как раньше, а 38% по отношению к общему составу. Что же касается коренных частей округа, которые были там до прихода 3-й армии, то из них работало 49%. Квалифицированных рабочих из армии прошло через Уралкомтруд 3 с лишним тысячи. Повышение производительности достигнуто на угольных копях, в лесных заготовках, в подвозке дров и на продовольственной работе.
На Челябинских и др. копях, на-ряду с применением труда горнорабочих, применяется также труд воинских частей. Вот результаты: добыча угля в Кизеловском районе за февраль -- 1 миллион 23 тысячи, а за март -- 1 миллион 569 тысяч, -- на 54% больше. Теперь приведу отзыв, который должен быть наиболее авторитетным для наших противников-меньшевиков. Это отзыв члена партии меньшевиков тов. Суханова, который был партией в свое время отправлен на фронт. Он работал по земельному отделу как выдающийся работник и располагал там исключительно принудительным трудом. Что же он говорит? Он доволен развертывающейся работой. А ехал он с опасением. Этот новый опыт с трудовыми армиями не описан ни в каких книжках -- не то, что в меньшевистских, но и в книжках гораздо более глубоких. (Аплодисменты.)
Маркс нам на этот счет никаких правил поведения и форм организации не указал. Их приходится сейчас строить, создавать, вырабатывать самим. Мы начали с 10% работников и дошли до 50%. Но этого нам мало. На Кизеловских копях 3 с половиной тысячи рабочих. Благодаря болезням там, как и в армии, выходит на работу меньше 2 тысяч. При половине из них жены, которые им варят обед и т. д. Сравните и учтите это по сравнению с военными соответственными органами. Если вы подсчитаете число рабочих, которые выходят на работу на заводах и фабриках, по отношению ко всему числу взрослых рабочих и членов их семей, их обслуживающих, то % работающих у них окажется ниже 50. Стало быть, тот основной предрассудок, что милитаризованный труд непроизводителен, разбит опытом. Мы имеем организованную рабочую силу, которую мы применяем, приспособляем, изменяем. Стало быть, все в наших руках. А здесь у меня есть таблица еще более выразительная. Это -- таблица производительности труда инженерного полка, который создан в Москве для заготовки дров. Главлеском установил норму: 4 с половиной человека на одну кубическую сажень. Здесь взята норма три рабочих дня на куб дров, т.-е. три человека. Норма Главлескома скоро была превзойдена. В январе месяце на куб дров было два и одна треть рабочих дня, в феврале -- два и одна десятая, в марте один и одна пятая рабочего дня, т.-е. рабочий-солдат вырабатывал почти кубическую сажень дров в день, что является исключительно высокой производительностью. Это достигнуто благодаря учету индивидуальных особенностей каждого, пробуждением трудового честолюбия, выдачей премии работникам, т.-е., если говорить языком профсоюзов, это достигнуто гибким тарифом, приспособленным к индивидуальным изменениям производительности труда. Стало быть, вот задача, которую мы частично разрешаем и будем в дальнейшем разрешать гораздо лучше, чем сейчас.
Возьмите вопрос о сырой, неквалифицированной рабочей силе при очистке железнодорожных путей, при грубых ремонтных работах, при грубых строительных работах, при гужевом транспорте, весенних сплавах: где вы такую силу возьмете? Где и как вы будете ее мобилизовать? Вы будете мобилизовать паразитирующие элементы, но главным образом придется иметь дело с крестьянством. Мобилизовать крестьян -- значит их милитаризовать. Только таким путем вы из них создадите трудовую часть, роту, приспособите ее для нужных государственных работ. Крестьянство профсоюзов не имеет. Милитаризация будет поручена органам государства. А кто будет руководить этой работой? Кто будет мобилизовать, кто будет наблюдать за тем, чтобы производительность труда была велика? Конечно, передовой рабочий. А как он это проведет по отношению к крестьянству, если у себя в союзе он не установит обязательности выполнять трудовые наряды? На этом съезде со стороны каждого меньшевика мы наталкиваемся на попытку изобразить, что будто милитаризация труда есть нечто противоречащее самодеятельности рабочего класса. В меньшевистском рецепте спасения отечества путем "самодеятельности рабочего класса", как в зеркале, отражается либеральная ограниченность, либеральная пошлость их мировоззрения. Милитаризации противопоставляется самодеятельность рабочего класса. Я доказал рядом примеров, что милитаризация армии была осуществлена не путем приказа военспеца. Нам спецы были нужны. Они нас многому полезному научили. Сейчас некоторые из них прекрасно командуют. Но кто милитаризировал нашу армию, кто ее создал из мужицкой силы, из того солдата, который был дезертиром в эпоху империалистической войны, из партизанских групп и банд? Ее создала самодеятельность рабочих, которые дали 100 тысяч лучших пролетариев армии, и каждый из тех 100 тысяч, ставших на фронте в положение ответственных вождей, сказал себе: здесь нужно либо погибнуть, либо установить твердую, железную, истинно военную дисциплину. Сколько раз было, что пролетарий, который никогда не был в армии, брал за шиворот спеца и выкидывал его вон за нарушение точного исполнения приказа. Военная дисциплина в армии установлена рабочими-коммунистами. Теперь же, когда мы говорим о милитаризации промышленности, нам говорят: это противоречит самодеятельности рабочего класса. Да если мы армию милитаризировали именно путем самодеятельности рабочего класса, то кто же будет милитаризировать промышленность, как не сам пролетариат, в лице своих наиболее сознательных, энергичных передовых элементов? Что такое армия? Армия есть единственная организация в мире, где человек обязан отдавать свою жизнь беспрекословно, полностью. Армия требует кровавых жертв. Она не считается с священными интересами личности и требует жертв во имя интересов целого. Наше хозяйственное положение таково, каково бывает военное положение страны, окруженной противником, в 2 -- 3 раза более сильным. Обычный, нормальный режим, обычный, нормальный метод работы нас сейчас не спасут. Нам нужна исключительная волна трудового подъема, небывалая готовность каждого жертвовать собою для революции, и нам нужен исключительно властный хозяйственный аппарат, который каждому в отдельности говорит: тебе трудно, тебе больно, я знаю; но несмотря на то, что я знаю, что тебе трудно, я тебе приказываю, я ставлю тебя на работу во имя интересов целого. Это и есть милитаризация труда. Эту-то мысль, товарищи, вы и обязаны понести в самые широкие слои трудящихся масс. Вы обязаны рассеять мещанские понятия о милитаризации и дать наше пролетарское понимание, которое себя оправдало на опыте нашей Красной Армии. Право целого -- приказывать части, -- это право мы должны перенести в область труда. Конечно, это не задача одного дня: шаг за шагом, путем комбинированных средств -- агитации, пропаганды, давления, репрессии, мы, в конце концов, доведем труд до того, что он даже не будет субъективно ощущаться как труд принудительный. Когда условия труда станут благоприятны, когда труд покроет все потребности человека, то плановое хозяйство перестанет казаться навязанным. У передового слоя это понимание есть уже сейчас. Передовой слой не только мирится с милитаризмом, но одобряет его полностью.
Критика меньшевиков является не чем иным, как стремлением внести разложение и вызвать трудовое дезертирство в рядах рабочего класса, который вынужден сейчас в тягчайших условиях, тягчайшими мерами выпутываться из наследия империалистической бойни и господства буржуазии. Что нам из того, что они признали социалистический характер русской революции! Нам одного признания мало. Мы направляем все внимание трудящихся на восстановление разрушенного хозяйства. И в момент трудового напряжения они говорят, что политика наша основана на методах принуждения рабочих масс и что поэтому последним нужны профсоюзы для борьбы против этих методов, против милитаризации. Политика милитаризации рабочих организаций есть единственно возможный метод организации труда при данных условиях. Политика же меньшевиков есть вреднейшая контр-революционная политика, применявшаяся ими также в период организации нами Красной Армии. Теперь они благословляют задним числом социальную революцию. Когда же мы делали ее, они шли против нас. Когда мы строили Красную Армию, они говорили массам, что мы пользуемся бюрократическим методом, который ни к чему не приведет. Теперь, когда мы переходим к подлинной организации труда, к милитаризации труда, через посредство милитаризации профсоюзов, они говорят, что это идет вразрез с интересами пролетариата. Помимо профсоюзов никакой милитаризации труда не может быть. Внутри самого союза должен быть установлен строгий режим ответственности, исполнительности; союзные аппараты должны чувствовать себя не формально, но по существу органами, распределяющими рабочую силу, устанавливающими дисциплину, приказывающими работать. Вот что такое милитаризованные профсоюзы. Господин Абрамович говорит, что милитаризация ослабляет рабочий класс, наносит чудовищный вред рабочему государству. С меньшевиками всегда случается, что как только республика переживает тяжелый момент, они стараются пустыми фразами приобрести себе фальшивый паспорт, который им необходим, для того чтобы проникнуть на рабочие собрания. Без этого паспорта им нельзя проникнуть на рабочие собрания, -- им нужна маска. Когда мы говорим о милитаризации труда, о проявлении самодеятельности рабочим классом, они нас тащат назад и говорят, что милитаризация труда противодействует самодеятельности рабочего класса. В чем заключается самодеятельность рабочего класса? В том, что пролетариат организовывается в профсоюзы, в том, что лучшие представители его собрались здесь и проводят свои постановления.
Меньшевики пытаются сыграть еще на одном больном месте, -- на вопросе, который кажется им благоприятным, чтобы породниться с рабочим классом. Это вопрос о форме управления промышленностью, вопрос о коллегиальном и единоличном управлении. Нам говорят, что передача заводов рабочему классу есть преступление. Попытка большевиков создать единоличное управление на заводах ведет к гибели и разрушению. Гибель и разрушение -- чего? Меньшевики говорят: строящегося социалистического хозяйства. Разве это не есть маскарад? Пусть раньше они скажут, хотят ли строить социалистическое хозяйство, а потом уже пусть делают подобные заявления непринципиального характера. Они говорят, что та партия, которая ведет на этот путь рабочий класс, есть преступная партия, которая должна быть сметена с лица земли. Мы могли иметь разногласия с тов. Томским или с тов. Рыковым, но и тов. Томский, и тов. Рыков, и я знаем, что нам профсоюзы нужны для организации социалистического хозяйства, для работы рука об руку с Советской властью; Абрамовичам же они нужны для борьбы против Советской власти. Что же мы будем с Абрамовичами спорить о том, как нам завести делопроизводство и счетоводство в профсоюзе? Счетоводство в Красной Армии или в союзе для борьбы с Советской властью или счетоводство для строительства советского хозяйства -- в основе своей это не одно и то же. У нас разногласия могут быть организационные, технические, но не принципиальные, а с меньшевиками всякое, даже техническое разногласие раздувается в принципиальное. У нас с вами разногласия на вершок, а от меньшевиков нас разделяет звездное пространство в сотни тысяч верст.
Вы знаете, что партийный съезд высказался за приближение к единоличию в области управления промышленностью113, и прежде всего на заводах и фабриках. И было бы величайшим заблуждением рассматривать это как ущерб самодеятельности рабочего класса, ибо самодеятельность рабочего класса выражается не в том, трое рабочих или один поставлены во главе завода. Самодеятельность рабочего класса выражается в построении хозяйственных органов через профсоюзы, в построении советских органов через советские съезды. Если рабочий класс одобряет данное строение хозяйства, оно официально проводится через съезд, партийный или профессиональный, и это решение является решением, продиктованным самодеятельностью рабочего класса. Оно может быть правильно или ошибочно с точки зрения административной техники, но, повторяю, оно продиктовано рабочим классом.
Несомненно, товарищи, что в нашем хозяйстве самодеятельность рабочего класса недостаточно выявлена. Вот почему говорим мы о трудовом подъеме масс. Нам необходимо вовлечь сотни тысяч и миллионы пролетариев, а затем и десятки миллионов крестьян в строительство социализма. Эта задача еще нами не разрешена. Наша агитация должна быть приспособлена к этой задаче, она должна принять гораздо более конкретный характер. Надо объяснить рабочим заводов, что такое ГОМЗА для нас, что означают паровозы при разрушенном транспорте, что означает каждый данный завод в общем хозяйстве страны. Вот что должно составлять сущность нашей агитации. Доклады техников, с выяснением хозяйственного плана заводов на ближайшие месяцы, должны входить в порядок дня широких союзных собраний на ближайший год. Нужно организовать свободные прения на этих собраниях, с тем чтоб опытный глаз каждого рабочего смог охватить существо хозяйственного плана, чтобы рабочий мог обсудить этот план. Наиболее талантливых рабочих следует отправлять на административные курсы, которые должны быть при каждом заводе или, по крайней мере, при каждом кусте, при каждом главке. На эти курсы должны посылаться передовые рабочие, у которых нет опытного стажа. При этом следует испытывать их силы -- сначала на более маленьких предприятиях, где они приобретут стаж, потом и на более крупных. Нужно завести точный учет всем рабочим, которые выдвинутся своими административными способностями, так чтобы хозяйственные центры могли, как на клавишах, играть, распределяя и перетасовывая их. Перед нами сложная задача воспитания передового слоя рабочих как хозяйственных, промышленных администраторов, техников. Если выдающийся рабочий не имеет опыта, мы его поставим помощником к другому рабочему, более опытному или спецу. Тов. Абрамович указывал, что у нас так мало специалистов по вине партии большевиков, и что их необходимо заменить коллегией рабочих. И на съезде горнорабочих в своей речи тов. Абрамович сказал, что большевики разогнали спецов в октябре и их нужно замещать коллегией рабочих. Это во всех отношениях пустяки. Никакая коллегия не может, не зная данного дела, заменить одного человека, знающего дело. Разве могут несколько студентов-юристов заменить, например, одного стрелочника? Из такой коллегии ничего не выйдет. Здесь неправильна сама идея. Но не по нашей вине нет спецов. Да, наконец, почему же нам не предлагает их партия, которая не сделала ошибок? Почему меньшевистская партия не даст нам нескольких тысяч спецов, которые неправильной тактикой большевиков были разогнаны, ушли от коммунистов, потом благополучно бежали с Колчаком и Деникиным на восток и на юг? Но независимо от этого, каким образом можно провести воспитание рабочих для дела управления промышленностью? Если у них нет знаний и опыта, чему в этом деле может помочь коллегия? Это, по-моему, чудовищный предрассудок. Коллегия не может давать знаний незнающему. Она может только скрывать незнание незнающего. Когда один человек поставлен на ответственный пост, то легче можно учесть его работу, его знание. Но тот, кто наблюдал коллегию из незнающих, плохо подготовленных работников, тот видел, что такая коллегия вызывает только склоки и ссоры, ее члены находятся в состоянии вечной растерянности, взаимного недовольства и своей беспомощностью вносят шатания и хаос во всю работу. Мы лучше распределим, разбросаем по одному знающему рабочему на завод, так как у нас слишком мало передовых рабочих, твердо знающих свое дело и способных руководить предприятием. Каждый из них должен быть поставлен на ответственный пост.
Есть еще одно соображение, которое мне кажется самым главным. Это -- соображение общественно-воспитательного характера. У нас верхний слой рабочего класса очень тонок. Этот слой видел подполье, знает революционную борьбу, частью был за границей, видел Европу, частью сидел много по тюрьмам, в ссылке, имеет политический опыт, широкий кругозор, -- это самая драгоценная часть рабочего класса. Затем идет более молодое поколение, которое фактически вынесло на себе всю нашу революцию. Это также очень ценная часть рабочего класса. Куда бы ни кинуть взор -- на советское строительство, на профессиональные союзы, на партийную работу, на фронт гражданской войны -- всюду и везде это поколение играло руководящую роль. Вся жизнь Советской Республики за эти 3 года состояла в том, что мы маневрировали, перебрасывая этот передовой слой рабочих с одного фронта на другой. Этот слой очень тонок. В массе своей рабочий класс, вышедший из низов, из крестьянской глубины, лишен инициативы. Эту личную инициативу, личное начало необходимо в рабочем воспитать. Личное начало у буржуазии выражается в индивидуализме, в конкуренции. Личное начало у рабочего класса не противоречит солидарности, братскому сотрудничеству. Солидарность не может опираться на безличие, на стадность. Наш русский мужик болен стадностью, отсутствием личности -- тем, что воспело наше реакционное народничество, тем, что выразил Лев Толстой в образе Платона Каратаева. Крестьянин растворяется в своей общине, подчиняется земле и т. д. Теперь новое хозяйство строится не на типах Платона Каратаева. Разумеется, у Иванова такие-то качества, у Петрова -- другие, и они дополнят друг друга. И такая коллегия может быть очень хороша. Но такие коллегии мы можем создавать очень редко, потому что передовых рабочих у нас мало, а нам нужны тысячи руководителей крупными и мелкими, уездными, губернскими, районными и областными организациями. Стало быть, нам необходимо воспитание целого широкого слоя администраторов. Сплошь и рядом администраторы у нас выбирались по доверию к политическим качествам, потому что то или другое лицо знали как политического работника, а качества администратора -- строителя промышленности -- не брались в расчет. Здесь невозможен вопрос о формальном демократизме, о коллективности как принципе. Здесь дело сводится к тому, чтобы, выбрав центральный хозяйственный орган ВСНХ, поручить ему совместно с профессиональными союзами найти способ проверки и учета отдельных рабочих-администраторов, учета всех выдающихся рабочих и целесообразного их распределения. Их надо отобрать и распределить по стране, перебрасывать принудительно из области в область. Это вопрос административной техники, с одной стороны, и общественного воспитания передовых рабочих, -- с другой. Съезд коммунистической партии решил, что нам необходимо всячески приблизить управление к единоличию, на основе того единовластия, о котором говорил тов. Рыков, и я уверен, что ваш съезд целиком поддержит это решение и тем самым его сочетает с самодеятельностью рабочего класса, ибо вы являетесь выражением солидарности рабочего класса и его самодеятельности. В заключение позвольте обратить ваше внимание на основной вопрос, которому был посвящен доклад тов. Рыкова и который можно резюмировать так: несмотря на отдельный хозяйственный успех и несмотря на трудовой подъем, который мы наблюдаем, наше положение продолжает оставаться глубоко тяжелым, чтобы не сказать -- трагическим. Мы не имеем никакого права не только скрывать этого от массы, -- наоборот, мы обязаны ее предупредить, а предварительно дать в этом отчет самим себе. Кривая нашего хозяйственного развития еще не поднимается вверх. Нет, она продолжает опускаться вниз и в той области, которая сейчас для нас важнее всего. В области транспорта мы имеем крупный успех в отношении ремонта, но это успех на поверхности. Основной капитал нашего транспорта -- подвижной состав, паровозы -- изнашивается. Новых паровозов мы не производим, а ремонт, это -- только лечение больного организма, который неизбежно умрет; новый же организм, новые паровозы не идут ему на смену. Стало быть, основа нашего транспорта разрушается, и наш транспорт, несмотря на частичное улучшение на поверхности, в основе изнашивается и ухудшается. Ждать из Европы большого числа паровозов не приходится, -- Европа сама истощена.
Мы только теперь получили возможность сосредоточить все внимание, все силы на хозяйстве, хотя еще, быть может, польские шляхтичи завтра вынудят нас значительную часть наших сил отдать Западному фронту. Вы знаете, что в Варшаве не хотят принимать мирной руки114, протянутой нами во имя нашего хозяйственного самосохранения, и могут довести нас до большой войны. Мы не сомневаемся ни на один момент, что после того как мы справились на востоке, на севере и на юге, у нас будет достаточно сил, чтобы доделать дело на западе. Не наша будет вина, если польская шляхта, не раз в истории распинавшая и предававшая народную Польшу, снова обрушит бедствия на польское государство и вынудит нас оставить наши хозяйственные задачи и итти на помощь пролетариату Варшавы и делу рабочей революции в Польше. Но мы этого не хотим, потому что мы знаем, что польский рабочий раньше или позже сам справится со своей задачей, и потому что польский рабочий класс знает, что нам нужен мир и напряжение всех сил на фронте труда. Будем нести эту мысль в самые широкие рабочие массы, ничего от них не скрывая. Мы должны им сказать, что перед нами еще 2 -- 3 года неслыханных усилий, небывалых жертв, перед которыми поблекнут жертвы на фронте гражданской войны, -- для того чтобы не погибнуть, для того чтобы нашей стране не расчлениться и не стать добычей коршунов мирового империализма. Никаких иллюзий, никакого самообмана! Задача, которая перед нами стоит, -- это грандиозная задача победы над врагом, нас окружающим, над этим безличным, ползущим врагом, холодом, нищетой, эпидемией, всеобщей разрухой. Думать, что мы можем спастись из объятий этого врага мерами постепеновщины, мерами крохоборства, это значит быть крохобором, мещанином и пошляком. Только исключительными мерами, мерами высочайшего напряжения передового рабочего класса можно увлечь за собой рабочих, середняков и все честное крестьянство. Только высшее напряжение рабочего класса может спасти положение. Поэтому в этот час на вашем съезде, где вы выносите важные решения, вы должны с негодованием и возмущением отбросить все и всех, кто сеет сомнения, скептицизм, кто подрывает нашу трудовую волю. Мы стоим на фронте труда. Враг беспощаден. Нужна высшая милитаризация духа и физических сил, и эту милитаризацию даст ваш съезд. (Аплодисменты.)
"Известия ВЦИК" N 78, 14 апреля 1920 г.
Товарищи, аргументы меньшевистских ораторов, особенно Абрамовича, отражают полную оторванность от жизни и ее задач. Стоит наблюдатель на берегу реки, которую необходимо переплыть, и рассуждает о свойствах воды и силе течения. Переплыть надо -- вот задача! А мудрец переминается с ноги на ногу и, почесывая в затылке, говорит: "мы не отрицаем необходимости переплыть, но вместе с тем мы видим в этом опасность, -- течение быстрое, люди устали; но когда вам говорят, что мы отрицаем самую необходимость переплыть, то это не так, -- ни в каком случае. Еще 23 года тому назад мы не отрицали необходимости переплыть"... (Смех, аплодисменты.)
Вот на этом построено все -- с начала до конца. Во-первых, говорят меньшевики, мы не отрицаем и никогда не отрицали необходимости обороны, стало быть, не отрицаем и армии. Во-вторых, мы не отрицаем в принципе и трудовой повинности. Позвольте, вы не отрицаете обороны. Но где же вообще, кроме небольших религиозных сект, есть на свете люди, которые отрицали бы оборону "вообще"? Однако, дело не в отвлеченном признании. Когда дошло до реальной борьбы и реальной обороны, до создания реальной армии против реальных врагов рабочего класса, что вы тогда делали? -- Противодействовали, саботировали, -- не отрицая обороны вообще. (Аплодисменты.) Вы писали в ваших газетах: "долой гражданскую войну!", в то время когда на нас напирали белогвардейцы и приставили нож к нашему горлу. Теперь вы, одобряя задним числом нашу оборону, говорите: "вообще мы не отрицаем ни принуждения, ни трудовой повинности, -- но... без юридического принуждения". Однако же, в этих словах внутреннее противоречие! Слово "повинность" само в себе заключает элемент принуждения. Человек повинен, обязан что-то сделать. Если не сделает, то, очевидно, претерпит принуждение, кару. Тут мы подходим к вопросу о том, какую кару. Абрамович говорит: экономическое давление, но не юридическое принуждение. Тов. Гольцман превосходно показал всю схоластичность такого построения. Уже при капитализме экономическое давление было неотделимо от юридического принуждения. Тем более теперь! Я в своем докладе пытался разъяснить, что приучение трудящихся на новых общественных основах к новым формам труда и достижение более высокой производительности труда возможны только путем одновременного применения всех методов: и экономической заинтересованностью, и юридической обязательностью, и согласованностью хозяйственной организации, и силою репрессий и, прежде всего, идейной заинтересованностью, агитацией, пропагандой, повышением культурного уровня, -- только комбинацией всех этих средств. Тов. Гольцман показал, как экономическая заинтересованность неизбежно сочетается с юридическим принуждением, за которым стоит материальная сила государства. Я обращаю ваше внимание на то, что в государстве советском, т.-е. переходном к социалистическому, между экономическим принуждением и экономической заинтересованностью, с одной стороны, и юридическим принуждением, с другой, вообще нельзя провести никакого водораздела. Все важнейшие предприятия мы взяли в руки государства, и когда мы говорим токарю Иванову: ты обязан работать сейчас на Сормовском заводе, если не будешь, то не получишь пайка, -- то что это такое: экономическое или юридическое принуждение? На другой завод он не может уйти, ибо все заводы в руках государства, которое этого перехода не допустит. Стало быть, экономическое давление сливается здесь с давлением государственно-юридическим, раз хозяйство стало государственным. Абрамович целиком стоит на почве буржуазных отношений, когда хочет, чтобы рабочие одного завода "свободно" переходили на другой, который привлекал бы их к себе лучшими условиями труда. Абрамович, очевидно, хочет, чтобы мы в нашем хозяйстве в качестве регулятора распределения рабочей силы пользовались только повышением заработной платы, премиями и пр. и тем привлекали бы нужных рабочих на важнейшие предприятия. Очевидно, тут вся его мысль. Но если так поставить вопрос, то, разумеется, всякий серьезный работник профессионального движения поймет, что это чистейшая утопия. Надеяться на свободный приток рабочей силы с рынка мы не можем. Без массовой, планомерно организованной переброски рабочей силы по нарядам хозяйственных органов мы ничего не сделаем. Здесь перед нами момент принуждения налицо. Я вам читал телеграмму о ходе работ 1-й армии труда, -- и там говорится, что через уральский комитет по трудовой повинности прошло свыше 4 тысяч квалифицированных рабочих. Откуда они явились? Главным образом из бывшей 3-й армии. Их не отпустили по домам, а отправили по заводам. Это -- с либеральной точки зрения -- "насилие" над свободой личности. Их взяли из армии и передали комитету по трудовой повинности, который учел, сколько куда нужно отправить. Подавляющее большинство этих рабочих шло охотно на трудовой фронт, как раньше -- на боевой. Но часть шла против воли. Таких заставили.
Государство должно -- это, разумеется, ясно -- обеспечить их пайком, должно лучших рабочих путем премиальной системы поставить в лучшие условия существования. Но все это не только не исключает, а, напротив, предполагает то, что государство и профессиональные союзы, без которых Советская власть промышленности не построит, имеют на рабочего какие-то новые права. Рабочий не просто торгуется с советским государством, -- нет, он подчинен государству, ибо это -- его государство.
"Если бы, -- говорит Абрамович, -- нам просто сказали, что дело идет о профессиональной дисциплине, не из-за чего было бы копья ломать; но при чем тут милитаризация?" Конечно, дело идет о профессиональной дисциплине, но о новой дисциплине новых профессиональных союзов. Мы живем в советской стране, чего не понимают меньшевики. Когда меньшевик Рубцов115 говорил, что от профессиональных союзов в моем докладе остались только рожки да ножки, то тут есть доля правды. От профессиональных союзов, как он их понимает, то-есть от союзов тред-юнионистского типа действительно остались рожки да ножки; но профессионально-производственная организация рабочего класса в условиях Советской России имеет величайшие задачи, -- конечно, не задачи борьбы с государством во имя интересов труда, а задачи построения вместе с государством социалистического хозяйства, задачи воспитания и распределения труда. Это есть принципиально новая организация, которая отличается от тред-юнионов, т.-е. от профессиональных союзов в буржуазном обществе, как господство пролетариата отличается от господства буржуазии. Производственный союз господствующего класса имеет не те задачи, не те методы, не ту дисциплину, что союз борьбы угнетенного класса. У нас все рабочие обязаны входить в союзы. Меньшевики против этого. Это вполне понятно, потому что они фактически против диктатуры пролетариата. К этому, в последнем счете, сводится весь вопрос. Они против диктатуры пролетариата и тем самым против всех ее последствий. Экономическое принуждение, как и политическое, -- только форма проявления диктатуры пролетариата в разных областях. Правда, Абрамович нам глубокомысленно доказывал, что при социализме не будет принуждения, что принцип принуждения противоречит социализму, что при социализме будут действовать чувство долга, привычка к труду, привлекательность труда, -- но никак не принуждение, которое несовместимо с социализмом. Это бесспорно. Но только эту бесспорную истину нужно расширить. Дело-то в том, что при социализме не будет самого аппарата принуждения, государства, -- оно целиком растворится в производственной и потребительной коммуне. Тем не менее путь к социализму лежит через высшее напряжение сил и методов государства. И мы с вами проходим как раз через этот период. Как лампа, прежде чем потухнуть, вспыхивает ярким пламенем, так и государство, прежде чем исчезнуть, принимает форму диктатуры пролетариата, т.-е. самого беспощадного государства, которое повелительно охватывает жизнь со всех сторон. Вот этой мелочи, этой исторической ступенечки -- диктатуры -- Абрамович, и в лице его весь меньшевизм, не заметил и об нее споткнулся. Не ради красного словца мы говорим о милитаризации, а именно потому, что никакая другая организация, кроме армии, не охватывала человека с такой суровой принудительностью, как государственная организация рабочего класса в тягчайшую переходную эпоху.
Подойдя ближе к вопросу о диктатуре рабочего класса, мы заметим, что меньшевизм ныне -- хоть и с запозданием и с оговорками -- признает необходимость расправы с белогвардейцами и с дезертирами из Красной Армии, -- он это вынужден признать после своих собственных печальных опытов с "демократией" на окраинах. Он как будто понял -- задним числом, -- что лицом к лицу с контр-революционными бандами нельзя апеллировать к тому, что при социализме красного террора не понадобится. Но в области хозяйства меньшевики пытаются отослать нас к нашим будущим внукам. Однако же, хозяйство нам приходится строить сейчас в обстановке тяжкого наследия буржуазного общества и еще незавершенной гражданской войны. Бесспорно, задача хозяйственного строительства несравненно более трудна и колоссальна, чем создание Красной Армии и победа над контр-революцией. На это ссылался Абрамович. И мы, с своей стороны, вовсе не закрываем глаз на то, что теперь перед нами стоят другие задачи. Но дело-то в том, что каутскианские аргументы Абрамовича против нашего хозяйственного строительства точь в точь те же, какие меньшевики воздвигали против Красной Армии, когда доказывали, что у нас ничего не выйдет. Вот в чем вся суть.
Меньшевизм, как и все вообще каутскианство, утопает в демократических банальностях и социалистических отвлеченностях. Для него не существует задач переходного периода, т.-е. эпохи пролетарской революции. Отсюда безжизненность его критики, его указаний, планов и рецептов. В нашей голодной, истощенной, разрушенной стране с расстроенным транспортом и крайне слабым еще аппаратом учета меньшевизм хочет регулировать распределение рабочей силы путем соответственного распределения предметов потребления, жизненных благ. Это чистейшая утопия. Если бы у нас было такое количество жизненных благ и такая свобода маневрирования ими, что мы могли бы по произволу создавать центры материального притяжения для рабочей силы, то наше положение было бы великолепно. Это значило бы, что мы по существу уже перешли через ту ступеньку, о которую споткнулся меньшевизм. Но ведь этого еще нет, и вся задача состоит именно в том, чтобы через эту ступень перейти. Дело не в том, что будет через 30 лет, -- тогда будет гораздо лучше, -- а в том, как сегодня выбиться из разрухи, как сейчас распределить рабочую силу на Урале, как поступить с теми четырьмя тысячами квалифицированных рабочих, которых мы извлекли из 3-й армии. Отпустить их на все четыре стороны и сказать: ищите где лучше, товарищи? Нет, мы так не могли поступить, и сами рабочие этого не требовали, понимая, что это невозможно. Мы посадили их в воинские эшелоны, со старшим в каждом эшелоне, и отправили на место назначения, по фабрикам и заводам. Какой ужас! Какое насилие! -- завопят либералы и их каутскианские подголоски. "Чем же ваш социализм, -- восклицает Абрамович, -- отличается от египетского рабства?116 Приблизительно таким же путем фараоны строили пирамиды, принуждая массы к труду". Неподражаемая для "социалиста" аналогия! При этом снова упущена мелочь: классовая природа власти! У нас принуждение осуществляется рабоче-крестьянской властью во имя интересов трудящихся масс. Вот чего Абрамович не заметил. Он не видит разницы между египетским режимом и нашим. Он забыл, что в Египте были фараоны, рабовладельцы и рабы. Не крестьяне египетские через свои советы решали строить пирамиды, -- там был иерархически-кастовый общественный строй, и их заставлял работать враждебный им класс. Мы учились в школе социализма тому, что все общественное развитие основано на классах и их борьбе, и что весь ход жизни определяется тем, какой класс стоит у власти и во имя каких задач проводит свою политику. Вот чего не понимает Абрамович со своими пирамидами и фараонами. Может быть, не станем спорить, он хорошо знает "Ветхий Завет", но социализм для него -- книга за семью печатями.
Идя по пути либерально-поверхностных аналогий, игнорирующих классовую природу государства, Абрамович мог бы (и в прошлом меньшевики это не раз делали) отождествить Красную и белую армии. И там и здесь были мобилизации по преимуществу крестьянских масс. И там и здесь имело место принуждение. И там и здесь немало офицеров, прошедших одну и ту же школу царизма. Те же винтовки, те же патроны в обоих лагерях, -- какая же разница? Разница есть, господа, и она определяется основным критерием: тем, кто стоит у власти: рабочий класс или дворянство, фараоны или мужики, белогвардейщина или питерский пролетариат? Разница есть, и недаром питерские пролетарии начали свою революцию с того, что подстреливали на колокольнях Питера фараонов*. Разница есть, и о ней свидетельствует судьба Юденича, Колчака и Деникина. У нас крестьян мобилизовали рабочие; у Колчака и К° -- белогвардейское офицерство. Наша армия сплотилась и окрепла, белая -- рассыпалась в прах.
Один из меньшевистских ораторов попытался изобразить меня как защитника милитаризма вообще. По какой-то брошюре выходит, видите ли, что я защищал не более не менее как германский милитаризм. Я доказывал, изволите видеть, что германский унтер-офицер, это -- чудо природы, и все, что он творит -- выше подражания. Что я говорил на самом деле? Только то, что милитаризм имеет две стороны: во-первых, политическую или, вернее, социальную -- и тут он целиком зависит от того, какой класс стоит у власти, и во-вторых, -- организационную, как систему точных взаимоотношений, строгой ответственности, безусловной исполнительности. Буржуазная армия есть аппарат зверского угнетения и подавления трудящихся; социалистическая армия есть орудие освобождения и защиты трудящихся. Но основная организационная черта -- безусловное подчинение части целому -- есть черта, общая всякой армии. Суровый внутренний режим неотделим от военной организации. На войне всякая неряшливость, недобросовестность и даже простая неточность нередко влекут тягчайшие жертвы. Отсюда стремление военной организации довести ясность, оформленность, точность отношений и ответственность до наивысшего предела. Такого рода "военные" качества ценятся во всех областях. В этом смысле я и сказал, что каждый класс ценит у себя на службе тех членов своих, которые, при прочих равных данных, прошли военную выучку. Немецкий, скажем, кулак, вышедший из казармы в качестве унтер-офицера, был для немецкого государства дороже, ценнее того же кулака, не прошедшего военной выучки. Аппарат германских железных дорог был поставлен на большую высоту в значительной мере благодаря сосредоточению унтер-офицеров и офицеров на административных должностях в путейском ведомстве. В этом смысле и нам есть кое-чему поучиться у милитаризма. Здесь тов. Циперович117, один из виднейших наших профессиональных работников, приводил примеры того, что рабочий-профессионалист, который прошел военную выучку, занимал, скажем, ответственный пост комиссара полка в течение года, отнюдь не стал от этого хуже для профессиональной работы. Он вернулся в союз пролетарием с ног до головы, ибо он сражался за дело пролетариата; но он вернулся закаленным, возмужавшим, более самостоятельным, более решительным, ибо он побывал в очень ответственных положениях. Ему приходилось руководить несколькими тысячами красноармейцев разного уровня сознательности, в большинстве своем крестьян. Он с ними пережил и победы и неудачи, наступал и отступал. Бывали случаи предательства командного состава, кулацких мятежей, паники, -- он стоял на посту, сдерживая менее сознательную массу, направляя ее, воодушевляя своим примером, карал предателей и шкурников. Этот опыт -- большой и ценный опыт.
По вопросу о коллегиальности аргументы Абрамовича были так же безжизненны, как и по всем другим вопросам -- аргументы постороннего наблюдателя, стоящего на берегу реки. Абрамович нам разъяснял, что хорошая коллегия лучше плохого единоличия и что в хорошую коллегию должен входить хороший специалист. Все это великолепно; почему только меньшевики не предложат нам нескольких сот таких коллегий. Я думаю, что ВСНХ найдет для них достаточное применение. Но мы, -- не наблюдатели, а работники, -- должны строить из того материала, какой есть. У нас есть спецы, из которых, скажем, одна третья часть добросовестная и знающая, другая треть -- полудобросовестная и полузнающая, а третья треть никуда не годится. В рабочем классе много даровитых, самоотверженных и энергичных людей. У одних -- к несчастью, немногих -- есть уже необходимые знания и опыт. У других есть характер и способности, но нет знаний и опыта. У третьих -- ни того, ни другого. Из этого материала надо создавать заводские и другие правления, и тут нельзя отделаться общими фразами. Прежде всего нужно отобрать всех рабочих, которые уже на опыте доказали, что могут руководить предприятиями, и таким дать возможность стоять на своих ногах, -- такие сами хотят единоличия, потому что заводоуправления, это -- не школа для отстающих. Твердый, знающий дело рабочий хочет управлять. Если он решил, то решение должно быть исполнено. Его могут сместить, -- это другое дело; но пока он хозяин, -- советский, пролетарский хозяин, -- он руководит предприятием вполне и целиком. Если его включить в коллегию из более слабых, которые вмешиваются в управление, толку не выйдет. Такому рабочему-администратору нужно дать специалиста-помощника, -- одного или двух, смотря по предприятию. Если подходящего рабочего-администратора нет, а есть спец, добросовестный и знающий, мы поставим во главе предприятия спеца и к нему 2 -- 3 выдающихся рабочих, в качестве помощников, так чтобы каждое решение спеца было известно помощникам, но чтобы отменять это решение они не имели права. Они будут шаг за шагом проделывать за специалистом его работу и кое-чему научатся, через полгода-год смогут занять самостоятельные посты. Абрамович приводил с моих же слов пример парикмахера, который командовал дивизией и армией. Верно! Чего не знает Абрамович, так это того, что если у нас товарищи коммунисты начали командовать полками, дивизиями и армиями, так это потому, что они раньше были комиссарами при спецах. Ответственность нес спец, и он знал, что если ошибется, то будет отвечать и не сможет сказать, что он только "консультант" или "член коллегии". Сейчас у нас в армии большинство командных постов, особенно на низших, то-есть политически более важных ступенях, занимают рабочие и передовые крестьяне. А с чего мы начали? Мы ставили на командные посты спецов, а рабочих ставили комиссарами, и они учились и учились с успехом и научились бить врага.
Товарищи, мы стоим перед трудным периодом, может быть, перед труднейшим. Тяжким периодам соответствуют суровые меры. Чем дальше, тем будет легче, тем свободнее будет себя чувствовать каждый гражданин, тем незаметнее будет становится принудительная сила пролетарского государства. Может быть, мы тогда и меньшевикам газеты разрешим, если только меньшевики до тех пор сохранятся. Но сейчас мы еще живем в эпоху диктатуры -- политической и экономической. А меньшевики продолжают эту диктатуру подрывать. Когда мы сражаемся на гражданском фронте, охраняя революцию от врагов, а газета меньшевиков пишет: -- "долой гражданскую войну!", этого мы допустить не можем. Диктатура есть диктатура, война есть война. И теперь, когда мы перешли на путь высшей концентрации сил на поле хозяйственного возрождения страны, русские каутскианцы-меньшевики остаются верны своему контр-революционному призванию: их голос звучит попрежнему, как голос сомнения и разложения, голос недоверия и распада. (Аплодисменты.) К чему сводится речь Абрамовича? Разве это не чудовищно и не смешно, когда на этом съезде, где собраны полторы тысячи представителей, олицетворяющих русский рабочий класс, Абрамович говорит нам: "Не увлекайтесь такими методами, когда отдельная кучка заменяет народ. Все через народ -- говорит представитель меньшевиков, -- никаких опекунов над трудящейся массой! Все через трудящиеся массы, через их самодеятельность!". И дальше: "класс убедить аргументами нельзя!". Да вы поглядите на этот зал: вот он, класс! Рабочий класс здесь, перед нами и с нами, а вы, ничтожная кучка меньшевиков, пытаетесь убедить его мещанскими аргументами! Вы хотите быть опекунами этого класса. А между тем у него есть своя высокая самодеятельность, и эту самодеятельность он проявил, между прочим, и в том, что вас скинул и пошел вперед своей дорогой! (Аплодисменты.)
1920 г.
Архив.
Возвание III съезда профсоюзов
Пролетарии всех стран, товарищи рабочие!
Телеграф, радио, печать -- эти могущественные орудия капиталистического обмана -- сообщали вам не раз в последние недели о милитаризации труда в Советской России. Из этого факта лакеи империализма стремятся извлечь двойную пользу: оклеветать социалистическую Россию и оправдать свои собственные насилия над трудящимися.
Мы, более тысячи делегатов, представляющие на III всероссийском съезде союзов свыше трех миллионов производственно-организованных рабочих, считаем своим долгом братски предостеречь вас как от похвал, так и от ругательств буржуазного общественного мнения по адресу советских методов организации труда.
Наше хозяйство разорено и истощено империалистской бойней, затем блокадой и непрерывными наступлениями наемных банд Черчилля и Клемансо. Нам необходимо высшее напряжение сил, чтобы в кратчайший срок вывести страну из тяжких бедствий и лишений. Эта задача требует от каждого трудящегося Советской России высшего напряжения сил и высшего самоотвержения. Как сознательный красный солдат в любой момент готов отдать свою жизнь за дело трудящихся, так каждый честный рабочий, каждая честная работница должны быть готовы напрячь в ближайшие месяцы всю свою силу для хозяйственного спасения Социалистической Республики. У нас нет и не может быть другой задачи, другой мысли и другой заботы, кроме напряженного производительного труда на общее благо. Это мы называем милитаризацией. Над нами нет королей с их сановниками, буржуазных депутатов с их министрами, помещиков и капиталистов с их агентами, буржуазных генералов и судей с их палачами. Приемы милитаризации труда не предписываются нам сверху хищническими эксплоататорами и их грабительским государством. Мы, трудящиеся, сами, по собственной воле, налагаем на себя суровые трудовые обязательства, которых требует наш долг перед революцией и грядущими поколениями. Плоды нашей усиленной работы не будут превращаться в барыши для тунеядцев, а послужат облегчению жизни истомленных нуждою народных масс. Мы, трудящиеся России, сами являемся своими законодателями и, постановив милитаризацию труда, мы проводим ее в жизнь нашими собственными руками.
Пролетарии всех стран! Среди великого напряжения борьбы и труда мы посылаем вам наш братский привет. Мы уверенно ждем того часа -- он ударит скоро, -- когда рабочие всего капиталистического мира сбросят на-земь угнетателей, искоренят наследие вековых насилий, издевательств, истязаний и превратят нашу землю в цветущее достояние освобожденного человечества.
Да здравствует мировой союз труда!
9 апреля 1920 г.
г. Москва.
/Эпиграф к разделу: "1. Места и центр":/
... Я могу заявить перед лицом секции Всероссийского Съезда Советов, как и перед лицом Всероссийского Съезда Советов, что наша диктатура есть рабоче-крестьянская диктатура, что все наши учреждения, весь наш режим построен на теснейшем содружестве во властвовании и в творчестве пролетариата и беднейших крестьян, при содействии крестьян-середняков. (Из речи на Организационной секции VII Всер. Съезда Советов рабочих, крестьянских, красн. и каз. депутатов.)