Четвертая осень войны надвинулась на Россию. Идут дожди, свистит на перекрестках улиц и в полях осенний ветер. Сумрачно и тревожно в городах нашей родины, не радостно в ее бедных деревнях. А там, на фронте, вдоль черной линии окопов гибнут наши братья, русские рабочие, русские крестьяне. Размокла земля от дождя и крови. Адским лаем грохочет артиллерия. Люди наступают, ревут в безумии, бегут в отчаянии, падают в беспамятстве, умирают. Без числа умирают и без счета...
И это уже четвертый год. А конца не видать. Невозможно, -- говорят правители всех стран, -- останавливаться на полдороге. "Нужно довести войну до конца". -- Нужно раз навсегда подрезать крылья хищному немецкому коршуну! -- говорят "патриоты" России, Англии, Франции, Италии и Соединенных Штатов. -- "Вы слышите, мои немецкие подданные? -- подхватывает кровью покрытый германский кайзер. -- Наши враги хотят нас стереть в порошок. Сомкнитесь же теснее вокруг моего трона, немецкие рабочие и крестьяне: нужно довести войну до конца, до полной победы!" Так ссылаются правители обоих лагерей друг на друга и отвечают наступлением на наступление, гибелью на разрушение и смертью на смерть. "Нужно довести войну до конца!" А где он? Четвертая осень уже размывает холодными дождями поля сражений, а конца не видать.
Семь миллионов человек убито в Европе за время войны; шесть тысяч человек убивают в среднем за сутки. Да пять миллионов калек выбросила бойня во всех воюющих странах. Впереди предстоит еще зимняя кампания. И скоро-скоро каждый народ услышит от правителей своей страны: "Будущей весной откроем великое, решающее наступление... Нужно довести войну до конца!".
Уже давно генералы, дипломаты, политики всех стран стали убеждаться, что в этой войне ни та, ни другая сторона не одержит полной победы. У Германии большой перевес на суше, зато она отрезана от всех морей. А главное ни та, ни другая сторона не в силах заставить врага принять мир из рук победителя. Теперь немцы взяли Ригу, фронт передвинулся на несколько десятков верст по костям павших солдат, но война ни на один вершок не приблизилась к миру. Итальянцы ценою страшных усилий продвинулись кое-где вперед. Французский фронт ценою неисчислимых жертв с обоих сторон удерживается почти на одном и том же месте. Война без смысла и без исхода. Как слепая лошадь на мельничном круге, напрягаясь изо всех сил, топчется на одном месте, так многомиллионные армии Европы, истекая кровью, не в силах сдвинуть с мертвой точки войну.
И все правительства видят, понимают это. Но они бессильны заключать мир. Правительства боятся мира. Они предчувствуют, что первый день мира станет днем подведения итогов.
Выйдут истощенные солдаты из кровавых ям, именуемых окопами, оглядятся в обнищавших запустелых городах и селах, и вместе с миллионами калек, с миллионами вдов и сирот, с миллионами стариков и старух, лишившихся последней опоры, поднимут с проклятьем и угрозами свои руки к правительствам: "Вы виноваты во всем, вы, кайзеры и короли, президенты и министры, буржуазные депутаты, банкиры, капиталисты, вы, лживые газетчики, вы, епископы, священники, раввины и пасторы! Это вы вызвали войну, самую кровавую и самую подлую из всех, какие когда-либо бесчестили нашу землю. Это вы подготовляли и проповедывали войну. Это вы освятили ее благословением церкви, костела, синагоги и мечети! Вы отняли у нас и наших братьев все: жизнь, здоровье, плоды наших трудов. А взамен вы дали нищету и новые цепи!". И под гнетом собственных преступлений правительства всех воюющих стран заботятся сейчас об одном: отдалить грозный час расплаты. Страшась сдавать отчет за три прошлые зимние кампании, правительства готовятся к четвертой, все равно, как проигравшийся игрок затягивает игру, чтобы оттянуть час банкротства.
Немецкие матери и жены выходят толпами на улицы городов и требуют мира и хлеба. Тревожное недовольство охватывает голодающие массы Германии. И вот кайзер заставляет свою армию сделать новое усилие. Вместо хлеба и мира немецкий народ получает телеграмму о взятии Риги. Гинденбург осчастливливает германских рабочих и крестьян вестью о том, что их братья скоро начнут трупами своими устилать дорогу на Петербург. "Вперед солдаты! -- призывает Гогенцоллерн, -- там, под стенами Петропавловской крепости, вы найдете желанный мир!"
А в это самое время русское правительство заявляет: теперь, когда германские войска снова наступают на нас, о мире можно говорить меньше, чем когда бы то ни было. "Будь проклят тот, кто теперь говорит о мире!" -- воскликнул министр-председатель Керенский на совещании в Москве. О мире можно будет говорить только тогда, -- поясняют так называемые "патриоты", -- когда мы вышвырнем врага из пределов России.
Больше трех лет прошло, пока немецкая армия, путем наступлений и отступлений, дошла до своих нынешних позиций. Есть ли у нас основания думать, что мы отбросим немцев обратно к границам 1914 года скорее, чем в течение трех лет? И в случае, если наше наступление пойдет успешно, не скажет ли немецкое правительство: теперь, когда русские войска снова угрожают границам Германии, нужно отбросить самую мысль о мире!
А если и этой зимою, и следующей весною военные действия окажутся неблагоприятными для нас? Что тогда? Где же и когда будет заключен мир? На что же надеяться русскому народу и трудящимся массам всего мира? Или же Европа, а с ней и Россия осуждены и впрямь истечь кровью? Народы вцепились, терзают друг друга, воют от нестерпимой боли и не находят спасения. А те, что стоят над народами, их правительства, монархические и республиканские, по-прежнему изо всех сил оглушают сознание и совесть своих подвластных -- воинственной проповедью и кнутом дисциплины. Мы видим, как у нас в интересах войны снова вводится на фронте едва отмененная смертная казнь, а теперь, после падения Риги215, ребром поставлен вопрос о введении смертной казни в тылу. Война пожирает не только человеческие жизни и достояние, но и всю нашу революцию вместе с пробужденными ею великими надеждами.
Затягивание войны есть гибель для Европы и, прежде всего, для России. Все воюющие страны выйдут из войны разоренными. В течение десятилетия придется восстановлять то, что разрушается теперь. Но более богатые страны, как Германия и Англия, оправятся скорее. А наша отсталая Россия, вконец опустошенная непосильной войной, может стать добычей иноземных капиталистов -- германских, английских или американских, не все ли равно? Независимо от хода военных действий на фронте, сама война, чем дольше она длится, тем вернее превращает Россию в колонию... Мир и только мир может спасти революцию, Россию, всю Европу!
"Стало быть, поклониться Вильгельму? Отдать ему все, что он успел захватить?"
Нет, мы обращаемся не к Вильгельму. Мы не ищем ни милостей, ни дружбы берлинского палача. Но мы не ждем никакого добра и от всех других правительств, которые бредут по-пояс в крови собственных народов. И мы не питаем никакого доверия к нашему собственному правительству, которое выросло из революции, но перешло на сторону ее злейших недругов. Не к правительствам мы обращаемся со словом увещания, и не пощады мы просим у врагов. Нет, мы обращаемся к народу, к рабочим, работницам, солдатам, крестьянам с призывом удвоить и утроить свои усилия в борьбе за мир.
Правительства приходят и уходят, как пена на волне. А здесь решается судьба сотен миллионов людей, судьба будущих поколений, судьба всего человечества. Хищные безумцы и потерявшие голову трусы, которые стоят во главе воюющих государств, повторяют с упрямством маниаков: "Война до конца!". Пусть же в голову этим преступникам ударит всенародный клич: "Конец войне!".
Во всех воюющих странах народные массы одинаково страдают и гибнут от войны. И всюду их обманывают сверху. Им говорят, что это война за право, за независимость, за свободу. У нас говорят, что это война за революцию. Неправда! Обман! Народы были ввергнуты в бойню не за свою свободу, а за интересы своих поработителей. И сейчас народы продолжают истекать кровью потому, что одни капиталисты все еще надеются взять верх, а другие, не достигнув своих целей, боятся мира, как страшного суда. Если б мы, русские, действительно воевали за революцию, разве могли бы мы действовать рука-об-руку с английскими империалистами, американскими биржевиками, французскими ростовщиками, сплошь заклятыми врагами русской революции? Разве наши собственные Пуришкевичи, Родзянки, Милюковы, Гучковы, генералы Корниловы216 и Алексеевы требовали бы продолжения войны, если б война действительно укрепляла революцию, а не губила ее? Неправда! Обман! Мы воюем не во имя идеи, не ради народных интересов, а из-под палки, по команде империалистов, русских и союзных, как солдаты Германии и Австрии убивают и умирают из-под палки своих династий, своего дворянства и своей буржуазии. Эта война есть взаимоистребление капиталистических рабов, которых гонят в огонь рабовладельцы. Такова подлинная правда о войне!
Эту правду имущие классы и их слуги тщательно скрывают от народной совести. Во всех странах развелось немало таких "социалистов", которые помогают своей буржуазии пускать пыль в глаза трудящимся массам. Эти "социалисты-патриоты" в Германии поддерживают кровавую работу Гинденбурга. Во Франции и Англии они заседают в министерствах вместе с капиталистами и понукают рабочих к покорному пролитию крови. Наконец, в России эти "социалисты", на деле отрекшиеся от социализма, как будто держат в своих руках большую половину правительственной власти. Керенский, Савинков, Чернов, Авксентьев, Скобелев, Прокопович... ведь это все министры из двух "социалистических" партий: социалистов-революционеров и меньшевиков. И вот эти социалисты-патриоты не только сеют в народе ложные идеи насчет войны, но и карают смертью и каторгой тех, кто бросается против войны. Это не наши люди, не друзья народа. Нет, это дезертиры, перебежчики в стан буржуазии.
Но есть во всех странах другие социалисты, верные и честные борцы за интересы трудящихся, непримиримые враги эксплоататоров и их подлой войны. Это -- социалисты-интернационалисты. Они говорят народу правду. Они называют вещи своими именами: подлую бойню не перекрашивают в революционный цвет, хищников именуют хищниками и грабеж -- грабежом. Они не хотят никаких сделок ни со своей совестью, ни с бессовестностью имущих классов. Интернационалисты призывают рабочие массы всех стран к непримиримой борьбе против войны и империалистических правительств.
"Главный враг народа -- в собственной стране!" -- воскликнул революционный вождь немецкого пролетариата Карл Либкнехт. Чем решительнее, тверже, смелее рабочий класс внутри каждой страны станет бороться против собственной буржуазии, против ее воинственных планов и дипломатических плутней, тем скорее пробьет час мира! Такой же клич бросил австрийским рабочим Фридрих Адлер, героический борец против Габсбургской монархии и ее преступников-слуг. Во всех воюющих странах интернационалисты нашли за эти три года доступ к душе обманутых буржуазией масс. Несчастный солдат, который сидит в размытых водою окопах, голодный, покрытый вшами, среди собственных отбросов и дожидается смерти от чугунного осколка или зловонных газов, -- этот солдат всей душой своей чует правду в революционной проповеди интернационалистов.
Нынешнее общество построено так, что ничтожное меньшинство распоряжается и трудом, и жизнью огромного большинства. Буржуазия, сильная своими капиталами, своим знанием и своим коварством, командует во всех странах. Это она, ради своих интересов, посылает армии на убой. Это она приручает многих вчерашних "социалистов", делает их своими покорными слугами и при их помощи обманывает народ. Только борьба против буржуазии и буржуазного строя может дать народам мир. Рабочий класс должен отбросить прочь буржуазию от власти и, взявши все управление делами государства в свои руки, покончить, прежде всего, с войной, а затем и со всем буржуазным строем.
Буржуазия всех стран предчувствует, что надвигается расплата за ее неисчислимые преступления. Поэтому она теперь удесятеренной ненавистью ненавидит вождей народа, революционных социал-демократов. Она арестует их, предает суду, отправляет на каторгу, а где может, расстреливает, и во всех странах изливает на них отравленную клевету. Про Карла Либкнехта буржуазные немецкие газеты писали, что он подкуплен английским правительством. Фридриха Адлера австрийские патриоты объявили агентом царской России. Английского социалиста Маклина, недавно только выпущенного из каторжной тюрьмы, английские шовинисты называли не иначе, как наемником кайзера. И у нас партию социал-демократов-интернационалистов (большевиков) за ее верность делу международного рабочего класса всякие реакционные негодяи (Милюковы, Переверзевы, Алексинские, Бурцевы) называют "германофильской" и обвиняют ее вождей в сношениях с германским правительством. И Керенский с Авксентьевым и со Скобелевым так же бесстыдно преследуют большевиков, как германский кайзер -- сторонников Карла Либкнехта, наших немецких друзей.
Это, прежде всего, должен понять каждый рабочий и каждый солдат. В Евангелии сказано, что не всякий, взывающий "Господи, Господи!", войдет в царствие небесное. И мы можем теперь сказать на основании горького опыта, что не всякий, именующий себя социалистом, является социалистом на деле.
Эсеры считаются "социалистами". Меньшевики себя называют социал-демократами. Но как сталь испытывается на кремне, так социализм проверяется на войне. Есть "социалисты", которые поддерживают войну; они братаются с буржуазией; они скрывают от народа планы и аппетиты буржуазии (ее тайные договоры и пр.); они требуют от армии слепого выполнения этих тайных планов. Социалисты на словах, они слуги буржуазии на деле. Таковы эсеры и меньшевики. Их министры ввели смертную казнь и новые каторжные законы. Их вожди, во главе с Церетели, голосуют за дальнейшее сохранение смертной казни. Меньшевики и эсеры-министры арестуют большевиков, держат их в тюрьмах без обвинения и следствия, закрывают газеты большевиков и потакают гнусной буржуазной клевете на большевиков. И все это потому, что наша партия, большевистская, непримиримо борется против войны.
Можно ли считать социалистами Керенского, Авксентьева, Церетели, Чернова? Никогда! Это прямые враги рабочего класса. Но ведь среди рабочих и особенно солдат есть еще немало эсеров и меньшевиков? Совершенно верно. Но это иное дело: рабочий-меньшевик или солдат-эсер не враги нам. Им нужно разъяснить, что они отдали свое доверие ненадежным партиям, что их вожди -- изменники делу рабочего класса. И они должны будут это понять, потому что меньшевики и эсеры -- за войну, а продолжение войны несет неминуемую гибель всем народам и, прежде всего, русскому, наиболее бедному и истощенному.
"Будь проклят тот, кто теперь говорит о мире!" -- воскликнул социалист-революционер Керенский. Ну, что ж, мы не боимся проклятий -- ни поповских, ни эсеровских. Мы не только говорим о мире, но мы ведем борьбу за мир. И вместе с народом мы проклинаем тех, которые вызвали эту войну и которые затягивают ее без конца. В нашей борьбе мы не боимся преследований: мы привыкли к ним при царизме. И мы твердо верим в нашу победу. Волна революции подняла Керенского на высоту власти, и он теперь воображает, что может распоряжаться ходом истории и командовать пролетариатом. Жалкое заблуждение! Следующая волна, которой он так противится, смоет его вниз и покажет ему, что рабочий класс -- все, а он, Керенский, -- только выскочка, т.-е. ничто.
Так нередко клевещут на нас. Лгут, будто мы советуем втыкать штык в землю и убегать из окопов. Какой вздор!.. Разумеется, может быть случалось, что какой-нибудь темный солдат, прочитавши в буржуазной газете, будто большевики призывают к дезертирству, поверил и бросил винтовку. Но это не наша пропаганда, а пропаганда бесчестной буржуазной печати, которая стремится подкинуть нам свои гнилые измышления. Разве дезертирство отдельных солдат или неподчинение отдельных частей может остановить войну? Солдаты дезертирствуют от усталости, отчаяния, страха, но не от большевизма. После двух месяцев всеобщей травли и клеветы против нас, даже управляющий военным министерством Савинков, наш враг, оказался вынужден признать, что, попадая в огонь, большевистские полки сражаются никак не хуже других, а некоторые оставляют на поле три четверти своего состава!.. А в то время, как наши солдаты гибнут без счета и числа в этой бесчестной бойне, которую не они вызвали, буржуазные газеты ("Речь", "Новое Время", "Вечернее Время", "Биржевка", "Русская Воля", "Русское Слово"...) продолжают лгать и клеветать на распинаемую армию. Нет ничего подлее "патриотизма" этих буржуазных христопродавцев!..
Но если солдаты-интернационалисты умирают наравне со всеми другими, то зато они не обманывают себя. Они твердо знают, что эта война -- не наша война. Ни в чем не доверяя правящим классам, они готовятся к тому, чтобы общими силами рабочих и солдат, вместе с солдатами и рабочими Германии и других стран, положить конец войне и посадить на скамью подсудимых ее виновников.
Да, накануне наступления 18 июня мы, интернационалисты, открыто и решительно предупреждали против него. Кайзер Вильгельм, -- говорили мы все время, -- недаром не решался в течение четырех месяцев атаковать ненавистную ему русскую революцию: он не был уверен в своих войсках. Вот это-то время неуверенности и нужно использовать, -- говорили мы. -- Нужно показать на деле немецким, австрийским и всем вообще рабочим, что русская революция ведет совершенно новую, честную, народную, демократическую внешнюю политику. Что она не признает никаких захватов и насилий. Что она не признает никаких старых захватных договоров. Что она поддержит революцию в любой стране, "союзной" или "вражеской". Что она предлагает всем народам немедленный и честный мир. А для того, чтобы показать, что это не пустые слова, что русская революция собирается не шутки шутить, надо было немедленно опубликовать тайные договоры, вымести из Временного Правительства вон буржуазных министров-империалистов и отказаться от уплаты военных займов, заключенных царизмом.
Этому должна была соответствовать решительная и смелая внутренняя политика: нужно было распустить Государственную Думу и Государственный Совет; провозгласить демократическую республику; отменить все сословные различия; передать помещичьи земли в распоряжение крестьянских земельных комитетов; ввести единовременный поимущественный налог; взять в железные клещи всех государственных мародеров (казнокрадов) и пр. Такая политика подняла бы на огромную высоту не только внутренние силы революции, но и ее международный авторитет. Трудящиеся и угнетенные массы во всем мире прониклись бы величайшей симпатией к русской революции и пламенным стремлением подражать ей, итти по ее стопам. С другой стороны, русская революция вызвала бы ужас и ненависть у всех правящих классов во всем мире. Этим самым империалисты и угнетенные массы всех стран были бы сразу расколоты на два лагеря, и наша революция, врезавшись клином в войну, ускорила бы пришествие европейской революции.
Но отсталая часть наших рабочих, а особенно солдаты и крестьяне еще не понимали нас. Они посылали в Советы большинство эсеров и меньшевиков. Те объединялись с буржуазией, а буржуазия требовала и добилась наступления на фронте.
Мы, интернационалисты-большевики, предсказывали устно и печатно, что это наступление явится самым лучшим подарком для кайзера. "Смотрите, -- должен он был сказать неизбежно немецким солдатам: -- русское Временное Правительство наступает на нас рука-об-руку с английскими, французскими, итальянскими и американскими империалистами, которые открыто стремятся разгромить Германию; стало быть, вы не можете <пи>тать никакого доверия к русской революции". На наше наступление Вильгельм получил возможность ответить контр-наступлением. Нравственная, духовная сила русской революции оказалась подорвана, а материальной, физической силы у кайзера оказалось больше. И в результате -- колоссальные жертвы, прорыв фронта, падение Риги и грозная опасность Петербургу.
Ответ ясен: виновато Временное Правительство, плясавшее под дудку кадетских империалистов. Виноваты партии эсеров и меньшевиков, поддержавших преступную авантюру наступления. На нашей партии вины нет. Мы были в меньшинстве. Власть была не в наших руках. Мы могли лишь предостерегать. Этот наш долг мы выполнили, и наша совесть чиста. Пусть же те солдаты, рабочие и крестьяне, которые вручали руководство и власть эсерам и меньшевикам, сурово потребуют теперь от них отчета.
С самого начала революции положение страны было очень тяжелым. Оно ухудшалось не по дням, а по часам из-за полной бездеятельности Временного Правительства, которое не смело провести -- против воли буржуазии -- ни одной серьезной реформы. К этому присоединились последствия злосчастного наступления, -- и положение стало до последней степени грозным. Что принесет нам завтрашний день?
Правительство, а за ним меньшевики и эсеры кричат: "Теперь не время политики, -- все силы и средства должны быть сосредоточены на обороне!". Это лицемерные слова, лживые слова. Оборона немыслима без политики. Нужна только хорошая политика. А политика обороны у Временного Правительства такая же пагубная, противонародная, как и политика наступления.
Если бы правительство было действительно революционным, народным, рабочим, оно немедленно же попыталось бы вернуть утраченный авторитет революции. Чем грознее положение, тем более смелые и решительные меры необходимы, чтобы выйти из него. Первым делом нужно было бы выполнить изложенную выше программу: развязаться с внутренними империалистами и с союзными, провозгласить свои условия немедленного мира и подкрепить их изнутри мерами аграрной и финансовой революции. Это был бы самый сильный удар Вильгельму, какой мы теперь только в силах нанести!
Нет! Оно целиком в сетях банкиров, союзных дипломатов, контр-революционной ставки. Правительство призывает пролетариат к участию в обороне; а между тем, оно само разоружило рабочих и натравило на них казаков и юнкеров. Правительство призывает отказаться от "политики". А в то же время само оно ведет политику Держиморды: арестует большевиков, закрывает рабочие газеты, потворствует произволу, травле и клевете.
"Теперь не время политики" -- говорят Керенский и Авксентьев, а в то же время ведут помещичью политику: арестуют на местах земельные комитеты за посягательства на землю дворян. И эти люди еще смеют говорить о том, что они ведут революционную, народную войну!
В таких условиях ответственность за оборону, как раньше за наступление, целиком падает на правительство и поддерживающие его партии эсеров и меньшевиков.
Нам, партии революционной социал-демократии, судьба страны, свобода и независимость русского народа не менее близки и дороги, чем партиям Керенского и Церетели. Но именно поэтому мы остаемся и сейчас, в дни величайших испытаний, в непримиримой оппозиции к политике Временного Правительства, которая подрывает и революцию, и оборону. Единственным спасением нашим остается по-прежнему борьба за скорейшее прекращение войны. А весь опыт трех лет говорит нам, что приостановить бойню можно только давлением нарастающей революции в Европе. Все ваши усилия, рабочие и солдаты, должны быть направлены на то, чтобы поддерживать революционное пролетарское движение на Западе, питать и толкать его вперед. Нужно, чтоб честные социалисты, революционные рабочие в Германии знали, что вы ведете ту же борьбу, что и они.
Падение Риги -- жестокий удар. Падение Петербурга было бы несчастьем. Но падение интернациональной политики русского пролетариата было бы гибелью.
Мы не можем судьбу нашей страны ставить в зависимость от политики Керенского и стратегии Корнилова. Керенский может завтра так же сдать страну контр-революции, как Корнилов вчера сдал Ригу немцам. Необходима сила, которая была бы способна исправить ошибки всех Керенских и всех Корниловых. Это революционная сила международного пролетариата. В эту силу не хотят верить мелкие мудрецы, политические трусы, мещане. А для нас вне этой силы нет ничего надежного и верного. Если Гогенцоллерн, несмотря на все усилия обороны, раздавит нас перевесом своей артиллерии, своей техники, своей организации, неужели же тогда смерть русскому народу? Нет, в Европе есть управа на всех Гогенцоллернов. В нечеловеческих испытаниях этой войны накопляется у рабочих масс Европы столько гнева, сколько его еще не было видано во всей истории. Карл Либкнехт и Фридрих Адлер только предтечи поднимающегося для гигантских боев рабочего класса Германии и Австрии. И мы должны итти навстречу этим боям. Те 183 тысячи рабочих, работниц и солдат, которые в Петербурге голосовали за нашу партию на выборах в городскую думу217, это надежный оплот Интернационала. Московские рабочие, проведшие свою стачку протеста в дни "Государственного" совещания, это тоже славный оплот. Пока существуют, ширятся и крепнут эти оплоты, революция не погибла. Нужно только, чтобы мы и впредь непоколебимо стояли на своем посту, под знаменем нового Третьего Интернационала.
Правительства с фальшивым спокойствием говорят о неизбежности четвертой зимней кампании. А как отзовутся на это народы? Как откликнутся армии? Революционные события в Европе могут развернуться раньше, чем многие думают. У нас нет никакого права падать духом.
Передовые рабочие и солдаты! Будите отсталых, просвещайте темных. Под гром страшных событий на фронте разъясняйте народу правду, указывайте ему подлинный путь спасения. Нужно, чтобы народ сам взял власть в свои руки. А народ -- это рабочий класс, революционная армия, деревенская беднота. Только рабочее правительство положит конец войне и спасет нашу землю от гибели.
Не верить буржуазным врагам! Не верить ложным друзьям, эсерам и меньшевикам. Надеяться только на себя: -- вот ваш пароль.
Вперед! На борьбу! Выше красное знамя!
Близок день, когда в братских объятиях рабочих всех стран будет задушена не только война, но и породивший ее капитализм.
Л. Троцкий. "Когда же конец проклятой бойни?",
изд. "Прибой", Петербург 1917 г.