(ИЗ РАССКАЗОВ ТОВ. РАЙССА)
Одним из первых -- по обвинению в "троцкизме"! -- посадили начальника спецотдела Молчанова. Его арест повлек за собой арест десятка его сотрудников и был первым ударом по Ягоде. Затем аресты пошли за арестами.
Удар, прежде всего, пришелся по работникам ГПУ иностранного происхождения. Расправа с ними была лишь частью общей расправы с коммунистами-иностранцами, эмигрировавшими в СССР. Особенно отчаянное положение тех, у кого на родине господствует фашизм: немцев, поляков, венгров и т. д. Их некому было защищать, с ними, следовательно, нечего было церемониться. Как правило, все они обвинялись в шпионаже. Очень скоро перешли к аресту русских, женатых на иностранках, т.-е. на "шпионках".
Иностранные коммунисты исчезали пачками, каждый день новые. Два старых польских коммуниста встречаются на улице: Ты еще не сидишь? А ты? Или другая встреча: Вы еще в Москве? Я думал, вы давно сидите.
В порядке ликвидации старых кадров арестован старый чекист Б. Ищут к чему бы придраться, и в деле его находят донос: в 1927 году, в ответ на какое то уничижительное замечание своего помощника о Троцком, Б. сказал: в моем присутствии, ты... не смеешь упоминать имени Троцкого. Тогда это ему сошло. Теперь же, десять лет спустя, ему напомнили его тогдашнюю горячность.
Такого рода дела -- нередкость, скорее правило. Харьковскую кондукторшу А. выбросили с работы. Причина? Оказалось, что бывший муж ее, лет 10 тому назад подписал какое то оппозиционное заявление. Никто из друзей за нее не заступился, -- заступиться значит попасть в такое же положение.
Г. снят с работы в ГПУ, якобы за "болтовню"; на самом же деле Г. был близок с до того арестованным Б. Начальник Г. сказал ему: вы, я знаю, там по корридорам встречаетесь с Б. Чтоб этого больше не было. Б. тогда еще был только кандидатом на арест. Когда Б. арестовали, Г. сперва сняли с работы, а вскоре и самого арестовали.
Арестован старый сотрудник ГПУ С., иностранного происхождения, знавший языки и работавший в иностранном отделе. Обвинен, как и все, в "шпионаже". Когда его начальника и близкого друга, прекрасно знавшего, что это ложь, спросили, как мог он не заметить, что С. был шпионом, он ответил: шпион своих тайн не поверяет.
Арестован ответственный работник ГПУ Ш. и, конечно, обвинен в шпионаже. Жена его немедленно выброшена из квартиры. Ш. был типичным гепеуром, в худшем смысле этого слова. Знавшие его близко товарищи спрашивают друг друга: за что бы это могли арестовать такого человека? Уж не за то ли, что он знал языки? Может быть это подозрительно начальству?
В ГПУ работал один немец. Судьба его была давно решена, но его почему то все не арестовывали. Очевидно, ждали подходящего процесса. Чистокровный немец арийского типа, он очень подходил к роли наци на каком нибудь публичном процессе. "Ликвидировать" же его нужно было обязательно, уже по одному тому, что он был немцем. Потому ли, что подходящий процесс не подворачивался или по другой причине, -- применили иной способ: его отправили в Испанию, и там он исчез. Вообще, посылка людей в Испанию на предмет их ликвидации -- нередкий случай.
Сотрудник ГПУ не пришел на работу. Не арестован ли? -- беспокоятся товарищи. Спросить никто, конечно, не решается. Осталась еще надежда, что Х. выехал заграницу, где он работал. Через некоторое время один из его друзей получает письмо от прислуги Х. из за-границы, с запросом -- как быть с собакой Х. Она запрашивала хозяина, но не получает никакого ответа. Так, из-за оставшейся заграницей собаки, в Москве узнали об аресте ее хозяина.
Несколько лет тому назад один из гепеуров, "работавших" на улице (сексот), и составлявших сводку настроений, позволил себе как то, докладывая начальству, сказать, что с картошкой дело, действительно, обстоит плохо, грязь какая то, а не картошка. Нельзя ли сделать что нибудь? Его посадили, и как это иногда бывает, о нем забыли. Передач нет, свиданий нет, родные боятся спрашивать. Прошло года полтора. Следователь, нашедший в старых папках это дело, предложил на ячейке -- освободить. (Тогда еще мелкие дела о сотрудниках иногда можно было ставить на ячейке). Вопрос решен не был. Начальство тянуло, но никто не сомневался, что арестованного со дня на день должны освободить. Вскоре кто то снова напомнил о деле, начальство наконец решило: расстрелять в 24 часа.
Аресты сейчас стараются производить с наименьшим шумом. Ни на дому, ни в учреждении не берут -- чтоб не вызывать паники. Людей не арестовывают, они -- исчезают. Идет, например, заседание; человек выходит в уборную и не возвращается. Так незаметнее. Куда он девался, никто, конечно, не спрашивает.
После снятия Ягоды и разгрома центрального аппарата ГПУ, в Москву начали вызывать и заграничных работников. Обычно вызывают при помощи какой нибудь хитрости. Х., например, сообщают, что он скомпрометирован, что ему надо переезжать в другую страну, а "по дороге" заехать в Москву. У. вызывают под другим безобидным предлогом. В Москве они "исчезают".
В Испании, в качестве торгпреда, а на самом деле одного из руководящих работников ГПУ, работал Артур Сташевский. После процесса Тухачевского, очевидно, в связи с арестом Уншлихта и других польских коммунистов, в Москве решили вызвать и Сташевского. Но так как жена и дочь его работали на парижской выставке в советском павильоне, Москва опасалась как бы он не отказался вернуться. Изобретательные головы из ГПУ придумали такой фокус: дочь Сташевского (без ведома отца) была послана из Парижа в Москву с какими то экспонатами, а самого Сташевского вызвали из Испании в Париж. В Париже его ждало два сюрприза: срочный телеграфный вызов в Москву и сообщение, что дочь его уже находится в Москве (заложница!). По сведениям товарищей Сташевского, ни дочь его, ни он сам даже не доехали до московской квартиры. Их как будто бы взяли прямо на границе. А Сташевский этот, кстати сказать, считался стопроцентным сталинцем. "Сам" Сталин принимал и инструктировал его перед от'ездом в Испанию. В 1935 году он доказал свою верноподданность тем, что выдал Сырцова, который позволил себе сделать какое то критическое замечание о "деятельности" Сталина вокруг трупа Кирова.
Арестована старая польская коммунистка Р. (мужа ее от ареста спасла только преждевременная смерть). Она обвинена в том, что вступила в ВКП по поручению 2-го бюро польского штаба, агентом которого она является якобы с 1921 года. По такому же обвинению сидит Бруно Ясенский и др. поляки. Так как настоящих шпионов не находят, то арестовывают и расстреливают невиновных.
Что происходит с арестованными во внутренней тюрьме даже в ГПУ мало кто знает.
Лучше других известно дело старика Фридмана, старого чекиста, которого Сталин почему то обязательно хотел включить в процесс Зиновьева. Долгие месяцы его мучили, чтоб добиться признаний и еще за несколько дней до начала процесса не теряли надежды, что его удастся сломить. Но Фридман остался непреклонен. По слухам, последние слова его были: старого Фридмана можно расстрелять всего один раз -- продажной девки из него сделать нельзя.
При допросах, в большинстве случаев, следователи, повидимому, не вступают в откровенные разговоры с арестованными, т.-е. ведут следствие по полученным сверху указаниям, официально сами не зная правды, но, конечно, прекрасно понимают в чем дело.
Над "признаниями" в Москве откровенно издеваются. Успехом пользуются рассказы вроде того, что Алексей Толстой, после ареста и допросов, признал, что написал Гамлета, и т. д.
В связи с числом арестованных и огромным множеством дел, почти все сотрудники ГПУ стали следователями. В связи с этим же в тюрьмах нет передач. При десятках тысяч заключенных передачи якобы "практически" неосуществимы. По этим же причинам и расстреливают многих: не хватает места в тюрьмах.
Политических теперь ссылают обычно вместе с уголовными, причем уголовным предоставляется "право" обобрать политического до-гола. Неудивительно, что в этих условиях многие ссыльные не доезжают до места ссылки и погибают в пути.
После ареста Ягоды и разгрома в ГПУ, среди заграничных работников шли самые невероятные слухи и началась настоящая паника. Чтоб как нибудь приостановить ее, ГПУ разослало по всей заграничной сети циркулярное письмо приблизительно такого содержания: ЦК сняло банду, стоявшую во главе учреждения. К сожалению, мы должны признать, что наши начальники (Ягода и др.) оказались бандитами. Наша и ваша главная задача -- это борьба с фашистами-троцкистами: 1) борьба с троцкистами, 2) крепко держать в руках подчиненных вам сотрудников.
Надо сказать, что в связи с последними процессами ответственным работникам ГПУ заграницей целыми ночами напролет приходилось "агитировать" своих подчиненных иностранцев, такую деморализацию внесли процессы даже и в эту среду.
По последним сведениям в изоляторе умерла З. Уншлихт (сестра Уншлихта), оппозиционерка, арестованная в 1934 году, работница Коминтерна. (Взята она тогда была прямо с постели, больная).
Расстрелян известный украинский коммунист Коцюбинский.
В ГПУ много читают "Бюллетень".
Книжка Жида, точнее говоря рассказы об этой книге, и о переходе Жида на новую позицию, произвели несомненно большое впечатление в СССР. Приезжавших из-заграницы со всех сторон спрашивали о том, что написал Жид.
В нынешних условиях немаловажной "проблемой" для советского работника является вопрос о том, как устроить вечеринку. Х. собирается устроить у себя вечеринку и пригласить ряд друзей, в том числе и коммунистов-иностранцев, в большинстве работников ГПУ. Более опытный друг решительно отсоветывает: выйдет какое нибудь дело, лучше пойди сам на вечеринку к тому то, там будут присутствовать такие то, положение которых сегодня прочно.