ПО ПОВОДУ ФЕЙХТВАНГЕРА

Печатаемые ниже заметки нашего погибшего товарища Игнатия Райсса, посвящены грязной мазне мелкобуржуазного писателя Фейхтвангера, который с чисто "приттовским" бескорыстием, усердием и нахальством взял на себя роль комивояжера сталинского "правосудия". Читатель признает вместе с нами, что несмотря на черновой характер заметок, они представляют большую ценность.

Редакция.

Советский Союз существует давно; была героическая эпоха русской революции -- эпоха борьбы, под'ема, страданий. Тогда в Москву устремились все те, кого тянуло к свободе. Не Фейхтвангер. Он не поехал в Москву, когда Россия была страной чаяний и надежд угнетенных всего мира. Он обрел Россию лишь в 1937 году. Новоиспеченный Гомер Сталина воспевает погибшие надежды миллионов.

Я был в Москве тогда же, когда и Фейхтвангер, видел его в театре на представлении "Короля Лира". И на меня игра артистов произвела большое впечатление. Но я не мог не думать о судьбе этих артистов. Что с ними будет завтра? Знает ли Фейхтвангер, что, например, стало с тем молодым артистом, который приветствовал его, назвав товарищем? Или каковая судьба директрисы замечательного детского театра в Москве? Фейхтвангер счел себя обязанным упомянуть в своей книге, что его навестила госпожа Мюзам. Он этим хотел показать, что она на свободе. Но он ни единым словом не упомянул о том, что она до сих пор была в тюрьме. Фейхтвангер же не мог этого не знать, -- он действует вполне "сознательно".

Человек не владеющий языком, видящий Москву из окон кафе "Метрополь", посещающий лишь образцовые учреждения, не может судить о Москве. Подлинную Москву можно описать лишь кровью и слезами, могут описать лишь те, кто знал ее в героическую эпоху, кто вместе с народом участвовал в борьбе и пережил предательство революции.

Но столь ли наивен Фейхтвангер? Сознателен ли его подлог? Я попытаюсь помочь раз'яснению этих вопросов.

Фейхтвангер был принят Сталиным. Рассказывают, что разговор между ними был "тяжелый". Сталин был бледен, путался, изворачивался. Беседа произвела угнетающее впечатление на присутствующих. Когда Фейхтвангер выходил из дверей сталинского кабинета, на лице его было написано нескрываемое отвращение. Он был настолько подавлен, что в течение трех дней -- несмотря на нажим -- ничего не дал в печать, а когда он, наконец, написал статью, то долго торговался с "Правдой" из за выражения "великий муж" или "великий человек". Даже эта -- по московским понятиям скромная похвала -- показалась ему чрезмерной... После свидания Фейхтвангера со Сталиным по Москве в кругах, где еще рискуют среди близких друзей "откровенничать" по рукам ходила частушка, которую мы решаемся привести здесь, несмотря на ее несколько "специфический" душок:

И показался у дверей с каким то странным видом

Эх, как бы этот еврей не оказался Жидом.

Чем же об'яснить, что Фейхтвангер пошел на прислужничество Сталину? Нелишне прежде всего напомнить Фейхтвангеру его собственный аргумент. Он говорит в своей книге: если Алкивиад пошел к персам, почему Троцкий не мог пойти к фашистам? (стр. 121). Одним словом, почему Троцкий не может быть куплен Гитлером? Я же спрашиваю, и вместе со мной спрашивают все те, у кого сохранилась совесть и способность мыслить, почему Фейхтвангер не может быть куплен Сталиным? Кто он такой Фейхтвангер? Чем доказал он свое право выступать в таких вопросах?

В Москве славословие Фейхтвангера об'ясняли тем, что он хотел выторговать у Сталина голову Радека. Пусть это будет только гипотеза, слух, но разве не свидетельствуют они о том, что в Москве искали какое то особое об'яснение поведению Фейхтвангера, так лживо звучали его восхваления Сталина и гнусных процессов. Прием Сталиным Фейхтвангера, шумиха, поднятая вокруг этого чужого революции и коммунизму писателя вызвала в Москве прежде всего недоумение. "Не Сталин его принимает, наше несчастье его принимает", выразил это настроение один товарищ.


Фейхтвангер видел в Москве благосостояние. Где? В тех кругах, где он вращался, прежде всего в кругу писателей всех разновидностей, конкурирующих между собой в восхвалениях Сталина. Среди паразитов советской жизни.

Фейхтвангер смеет говорить о свободе -- и не упоминать ни единым словом того террора, того ужаса, который сковывает массы, той эпидемии самоубийств, которая все усиливается в Москве. Зато он много разглагольствует о процессе Пятакова-Радека. И я и другие были на этом процессе. На нас он не произвел того трагикомического впечатления (стр. 140); и в Пятакове мы видели не только лысого человека с немодной бородкой. Такого рода "впечатления" могли быть только у Фейхтвангера. Большинство же присутствующих -- и это несмотря на строгий отбор -- было подавлено. Фейхтвангер говорит о миллионах рабочих на Красной площади, выражавших свое удовлетворение. Фейхтвангер и это принимает за чистую монету. Мы же в СССР знаем, что не энтузиазм, а страх гонит массу, дрожащую за свое существование, на подобные демонстрации. Чего стоит один пример вдовы генерала Якира, которая по требованию Сталина обесчестила память своего погибшего мужа.

Во время своего интервью Фейхтвангер спросил Сталина, как может он допускать столь безвкусный культ своей личности. Сталин заверил Фейхтвангера, что делается все, чтоб этому помешать, но он не может лишить наивный народ этой радости! Неужели Фейхтвангер не догадывается, что культ Сталина и все популяризирующие Сталина басни исходят непосредственно из сталинской канцелярии, а отнюдь не из народа? Мы все знаем трогательную историю о старом царе, слезы которого стерли подпись под смертным приговором.

В Манеже, над огромной елкой, которую еще так недавно презирали, ныне висит портрет Сталина с ребенком на руках, красуются надписи: "Мы, дети, благодарим тов. Сталина за веселую жизнь". Эти же дети подписывают резолюции с требованием смертных приговоров и пр. Но несмотря на все усилия, Сталин непопулярен. Где там! Его боятся, и он самый ненавистный человек в Советском Союзе.

Молодежь, о которой говорит Фейхтвангер? Разная есть в Советском Союзе молодежь. Часть ее насквозь пропитана национализмом, говорит да и аминь на все, что идет сверху, и торопится занять места, освободившиеся после уничтожения революционного поколения. Она охотно доносит на своих родителей и заботится лишь о своей карьере. Но есть в Советской России и другая молодежь. Не относятся ли к ней те героические комсомольцы, которые погибают на Лубянке со словами: "Да здравствует Троцкий"? Пусть Фейхтвангер не сомневается: в СССР не найдется ни одного человека, который погиб бы с именем Сталина на устах.

Фейхтвангер говорит, что воздух Европы отравлен, и он хочет пропитанным гнилью и кровью сталинским воздухом оживить Европу!..

И. Р.


<<ЗАПИСКИ ИГНАТИЯ РАЙССА || Содержание || ЗАЯВЛЕНИЕ А. ГРИЛЕВИЧА>>