Покинув работу, порученную мне советским правительством, я считаю своим долгом довести об этом до вашего сведения и во имя гуманности поднять голос протеста против преступлений, число которых растет с каждым днем.
Первый секретарь полпредства СССР в Афинах с декабря 1935 г., затем поверенный в делах в Афинах с марта 1937 года, я в течение 19 лет находился на советской работе, в течение 19 лет был членом ВКП, активно борясь за советскую власть и отдав все силы рабочему государству.
Поступив добровольцем в Красную армию в 1919 году, я шесть месяцев спустя -- за отличие в боях -- был назначен политическим комиссаром сперва батальона, затем полка; окончив школу командного состава, я занимал разные командные должности на Западном фронте. После наступления на Варшаву, Реввоенсовет 16-ой армии направил меня в Академию Генерального Штаба. В 1923 году, по окончании Академии, я перешел в запас в должности командира бригады. С 1923 по 1925 г. я был генеральным консулом СССР в Персии. В течение десяти лет я работал в Наркомвнешторге; с 1929 по 1931 г. -- главным директором импорта во Франции и Италии. В 1932 году -- официальным агентом СССР в Бельгии, членом правительственной делегации в Польше в 1933 г., председателем треста по экспорту продукции автомобильной и авиационной промышленности в 1934-1935 г.г. Таково краткое перечисление должностей, которые я занимал, до моего назначения в Грецию. На каких бы постах я ни находился, я думал лишь о том, чтоб сознательно и преданно служить моей стране и социализму.
Московские процессы вызвали во мне чувство ужаса и отвращения. Я не мог примириться с казнью старых вождей революции, несмотря на расточаемые ими "признания". Признания эти лишь увеличивали мое душевное смятение и в то же время укрепили мои последние иллюзии.
Моя искренняя преданность рабочему классу и советскому народу, трудность для меня поверить в то, что руководители страны способны на такие преступления, заставили меня в начале совершить насилие над собой и покориться фактам. Но события последних месяцев (которые я провел во Франции в отпуску) лишили меня последних иллюзий. Громкие процессы подготовили массовое истребление коммунистических кадров, т.-е. членов партии, боровшихся в подпольи, руководивших революцией и гражданской войной и обеспечивших победу палачам. Мне стало ясно, что в СССР устанавливается реакционная диктатура.
В тюрьмах один за другим исчезли -- может быть уже убиты -- мои руководители и товарищи, все старые большевики: бывший посол и заместитель народного комиссара по иностранным делам, Крестинский; председатель общества культурной связи с заграницей -- Аросев; бывший заместитель наркома и посол в Анкаре -- Карахан, который, повидимому, уже расстрелян; посол Юренев -- один из руководящих комиссаров Красной армии в 1918-1919 г.г.; Элиава, заместитель наркома внешней торговли; мои друзья и товарищи, с которыми я рука об руку боролся и работал в течение последних двадцати лет: директора отделов Наркоминдела Цукерман и Фехнер, послы СССР -- Асмус (Гельсингфорс), Подольский (Ковно) и Островский (Бухарест), друг и ставленник Ворошилова; генералы Геккер, Шмидт и Савицкий -- герои гражданской войны и мои товарищи по Военной Академии; наконец, послы Давтян, Карский, Богомолов, Розенберг, Бродовский, лично меньше мне известные, но в честности и преданности которых я глубоко убежден.
Я обращаюсь к общественному мнению с самым настойчивым и отчаянным призывом в защиту тех из них, которые может быть еще живы. Я горячо протестую против лживых и подлых обвинений. Я думаю о моих товарищах, оставшихся на постах в разных странах Европы, Азии и Америки. Та же судьба ждет их. Та же трагическая дилемма: вернуться в СССР, что означает верную гибель, или, оставшись заграницей, итти на риск быть убитым заграничными агентами ГПУ, агентами, которые до недавнего еще времени ходили за мной по пятам.
Дальнейшее пребывание на службе у сталинского правительства означало бы для меня худшую деморализацию, сделало бы меня соучастником тех преступлений, которые каждый день совершаются над моим народом. Это было бы с моей стороны предательством дела социализма, которому я посвятил всю свою жизнь.
Я следую голосу моей совести, порывая с этим правительством. Я отдаю себе отчет в опасностях, связанных с этим шагом. Я подписываю себе смертный приговор и становлюсь под удар наемных убийц. Все это ни в малейшей степени не может повлиять на линию моего поведения. Отправив свою отставку в Наркоминдел и отказавшись от дипломатической неприкосновенности, я отныне являюсь политическим эмигрантом и ставлю себя под защиту законов и общественного мнения, оказавшей мне гостеприимство страны. Я действую в уверенности, что больше, чем когда бы то ни было, остаюсь верен идеям, которым служил всю жизнь.
Да поможет мой голос общественному мнению понять, что этот режим отрекся от социализма и всякой гуманности.
Александр Бармин (Графф).
1 декабря 1937 г.