Вот что говорится в обвинительном акте: "В конце 1932 года произошло об'единение троцкистской и зиновьевской групп, организовавших об'единенный центр...".
Организовавшись в конце 1932 года, центр этот по словам обвинения вел террористическую деятельность почти в течение четырех лет: "1932-1936 г.г.". Именно конец 1932 года считается тем моментом, -- и это на процессе повторяется десятки раз, -- когда зиновьевцы, с одной стороны, и, так называемые, "троцкисты" (Смирнов и др.), с другой стороны, якобы по инструкциям Троцкого, создали Об'единенный центр, "поставив своей задачей... совершение ряда террористических актов".
Что же произошло дальше? Ряд подсудимых, и, в частности, Бакаев рассказывает: "осенью 1932 года Зиновьев и Каменев были исключены из партии... было решено временно прекратить террористическую деятельность. Осенью 1934 года она возобновилась". Рейнгольд также говорит: "В нашей террористической деятельности... между осенью 1932 года и летом 1933 года был перерыв, начавшийся осенью 1932 года". Разногласия относятся лишь к вопросу о моменте возобновления этой деятельности. Таким образом, выходит, что центр, который образовался в конце 1932 г., уже прекратил свою деятельность за некоторое время... до своего образования, а именно осенью 1932 года*1.
По существу, чтобы показать, что центр (если бы он и существовал) не мог не прекратить своей деятельности осенью 1932 года, нам не нужны были эти показания. Дело в том, что осенью 1932 года (в октябре) из Москвы были высланы Зиновьев и Каменев, а зимой (1 января 1933 года) арестован И. Н. Смирнов. Мрачковский также находился вне Москвы, он, по имевшимся тогда сведениям, был сослан, как и Тер-Ваганян и ряд других бывших оппозиционеров. Мы видим, что с осени 1932 года и, по крайней мере, до лета 1933 года (возвращение из ссылки Зиновьева и Каменева), центр фактически не мог существовать.
Это не мешает Дрейцеру показывать, что именно "весной 1933 года" он получил "указания троцкистско-зиновьевского центра о форсировании террора против руководства ВКП". По Дрейцеру, следовательно, выходит, что как раз в тот период, когда центр "прекратил свою деятельность", он требовал от него "форсирования" террористической деятельности.
В этом наборе бессмыслиц трудно что нибудь понять! Центр организуется и распускается одновременно, прекращает свою деятельность и одновременно ее форсирует.
Не меньшая путаница связана и с вопросом о том, когда же собственно центр, наконец, "возобновил" свою мистическую деятельность. Бакаев, который наиболее определенно отвечает на этот вопрос, говорит "осенью 1934 года", т.-е. два года спустя. Дата эта названа не случайно. Она должна явиться подготовкой к "признанию" в убийстве Кирова. Если принять на веру показание Бакаева, то единственным периодом, когда центр существовал и занимался террористической деятельностью, была вторая половина, и, в частности, осень 1934 года, т.-е. несколько месяцев. Если принять версию других подсудимых (Пикель, Рейнгольд, Зиновьев, Каменев), центр существовал и действовал: от лета или осени 1933 года до конца 1934 года, т.-е. год-полтора, самое большее. Между тем обвинительный акт и приговор говорят о том, что центр действовал с 1932 по 1936 год. Чтобы показать, что это утверждение имеет не голословный характер, Вышинский задает следующий вопрос Зиновьеву: "В течение какого времени он (центр) действовал?". Зиновьев: "Фактически до 1936 г."*2. Это свидетельство Зиновьева по меньшей мере странно, ибо сам он, так же как и Евдокимов, Бакаев и Каменев сидели в тюрьме с декабря 1934 года. (С конца 1934 года вообще никого из членов центра уже не было в Москве). Очевидно, с конца 1934 года по 1936 год они занимались террористической деятельностью... в тюрьме. Другой член центра, Мрачковский, за всю четырехлетнюю "террористическую деятельность" лишь два раза -- в 1932 и 1934 г.г. -- и то только короткими наездами, бывал в Москве. Как в этих условиях мог он активно работать в центре -- непонятно.
Больше того, один из вождей центра, И. Н. Смирнов с 1 января 1933 года, т.-е. свыше трех с половиной лет сидел беспрерывно в тюрьме. Спрашивается, какую роль в деятельности центра мог играть И. Н. Смирнов, арестованный в период, когда центр только образовывался -- и как, в частности, он мог принимать активное участие в убийстве Кирова, когда он последние два года до этого убийства безвыходно провел в тюрьме? В приговоре же сказано черным по белому -- и Смирнов расстрелян по этому приговору, -- что он обвиняется "в организации и осуществлении 1 декабря 1934 года... убийства С. М. Кирова". Это ли не "образцовый" суд?
У Вышинского, правда, и на это есть ответ. По поводу террористической директивы, якобы полученной Дрейцером (в 1934 году), т.-е. когда Смирнов уже давно сидел в тюрьме, прокурор Вышинский говорит: "Я глубоко (!) убежден (!!), что Вы знали о ней (о террористической директиве), хотя и сидели в политизоляторе". Вещественные доказательства заменены лже-"признаниями" и чтением в сердцах.
На процессе упоминаются несколько совещаний: на даче у Зиновьева и Каменева в Ильинском, на квартире у Зиновьева, на квартире у Каменева и в вагоне Мрачковского. Первые три состоят исключительно из зиновьевцев, последнее, в вагоне Мрачковского, наоборот, из бывших троцкистов (за исключением Евдокимова). К тому же сам факт последнего совещания начисто отрицается И. Н. Смирновым. Эти совещания не были -- если они действительно имели место -- и не могли быть заседаниями "Об'единенного" центра, поскольку они были совещаниями лишь одной группы. Суд впрочем и не пытается представить эти совещания, как совещания Об'единенного центра.
С целью изобличения Смирнова, Вышинский спрашивает Зиновьева: "И Вы лично от Смирнова слышали ряд предложений (о терроре)? Зиновьев: Я лично вел с ним переговоры два-три раза".
Этот диалог -- попутно -- разоблачает вымысел о центре. Оказывается, что в течение всей террористической деятельности два виднейших члена центра вели лишь "переговоры два-три раза". А совместная работа в центре? Совместное участие в его заседаниях? Об этом -- ни слова!
На процессе, таким образом, нет никаких данных о том, что "Об'единенный центр" собирался хотя бы один только раз и хотя бы один только раз вынес какое-либо решение.
У самого И. Н. Смирнова, который на предварительном следствии стал на путь "признаний", на суде же, наоборот, сделал попытку остановиться*3, -- по вопросу о центре произошел следующий диалог с прокурором: "Вышинский: Когда же Вы вышли из центра? Смирнов: Я и не собирался уходить, не из чего было выходить. Вышинский: Центр существовал? Смирнов: Какой там центр...". Судебный отчет вынужден также сообщить, что Смирнов в подтверждение своих слов, ссылается "на отсутствие заседаний центра". Этими своими показаниями Смирнов нанес последний удар легенде об "Об'единенном центре".
Стоит ли останавливаться на том, что ни суд, ни прокурор не делают никаких попыток разобраться во всех этих противоречиях. Справедливо опасаясь, что "углубление" грозит им еще более неприятными противоречиями, они благоразумно предпочитают не настаивать.
Внимательный, но не искушенный в сталинских амальгамах читатель судебных отчетов не может не сказать себе: странный этот центр! Ни состава его нельзя точно установить, ни когда он возник, ни когда он действовал, ни разу он не собирался, что он вообще делал неизвестно. Да, этот центр был бы действительно странным, если бы... если бы он вообще существовал в природе*4.
*1 В приговоре сделана попытка улучшить положение, указанием на то, что центр возник не в конце, а осенью 1932 года. Это не меняет дела. Выходит, что центр организовался и одновременно прекратил свою деятельность. Очевидно он и организовался то со специальной целью прекратить свою деятельность.
*2 Цитируя в своей обвинительной речи слова Зиновьева: "до 1936 года", Вышинский заменяет 1936 год 1934, опасаясь, видимо, что иначе ложь будет слишком уж грубо торчать наружу.
*3 Этим об'ясняется, что показания Смирнова на суде в известной степени противоречили его показаниям на следствии. Не найдя в себе мужества открыто порвать с вынужденными в ГПУ "признаниями" и сказать всю правду, Смирнов пытался все же сопротивляться на суде. Справедливость требует отметить, что Смирнов держался несколько лучше других подсудимых.
*4 Помимо "Об'единенного" на процессе фигурирует и какой-то Московский террористический центр (не смешивать с зиновьевским Московским центром 1934 года!). Официальный состав этого центра: Дрейцер, Рейнгольд и Пикель. Было бы легко показать, что все то, что нами сказано по вопросу об Об'единенном центре в той или иной мере относится и к этому "центру". Состав его варьируется в зависимости от разных показаний. "Центр" этот организовывает Мрачковский перед своим от'ездом из Москвы в 1932 г. Вернувшись в Москву почти через два года, Мрачковский заслушивает доклад руководителя этого центра, Дрейцера, о том, что... организовался Московский центр, и т. д. -- все в том же духе.