Итак, они снова капитулировали. Советская печать с торжеством сообщает об этом, а ТАСС оповещает о капитуляции весь мир. Между тем, трудно придумать факт, который более жестоко компрометировал бы не только самих капитулянтов, но и тот режим, которому нужны подобные жертвоприношения. На перебитых позвоночниках держаться нельзя. Между тем сталинский аппарат стал машиной для дробления позвоночников.
Зиновьев и Каменев подверглись несколько месяцев тому назад исключению из партии и ссылке не за собственную оппозиционную деятельность, а за "знание и недонесение" об оппозиционной деятельности правых. Таков, во всяком случае, был формальный повод. Действительная причина состояла в том, что в атмосфере общего недовольства Зиновьев и Каменев представляли опасность. Правда, они капитулировали еще в январе 1928 г. Но перед кем? Перед анонимной бюрократией, под именем партии. Сейчас такая капитуляция потеряла всякую цену. Надо признать непогрешимость Сталина, чтоб иметь право политически жить и дышать. Зиновьев и Каменев никак не могли вынудить себя к такого рода моральной прострации. Они слишком долго входили в ленинский штаб, слишком хорошо знали Сталина, его роль в прошлом, его действительные размеры. Личная клятва в верности Сталину не проходила через горло. Именно поэтому они и были исключены.
Не трудно представить себе, что происходило после того за кулисами. В аппарате давно уже считают, что руководство Сталина слишком дорого обходится партии. Сталин сам чувствует это. Не обошлось, конечно, без посредничества, без униженных ходатайств, по одному направлению, циничных увещаний, по другому, со стороны так называемых "старых большевиков". "Признайте его гениальность -- это ныне не дорого стоит, -- и возвращайтесь в Москву: все-таки лучше быть в партии". И Зиновьев с Каменевым "признали", т.-е. окончательно опустились на дно. Личная судьба их глубоко трагична. Когда будущий историк захочет показать, как беспощадно эпохи великих потрясений опустошают людей, он приведет пример Зиновьева и Каменева...
Во время первой капитуляции у них могли еще быть иллюзии: "работа в партии", "сближение с партией", "влияние на массы". Сейчас от иллюзий не осталось и следа. Зиновьев и Каменев возвращаются не из оппозиции в партию, а всего лишь -- из ссылки в Москву. Их возвращение нужно Сталину для той же цели, что и появление Бухарина и Рыкова на трибуне первомайской манифестации: пустота вокруг "вождя" если и не заполняется этим, то, по крайней мере маскируется.
Неудача первой капитуляции Зиновьева-Каменева, которая имела политический характер, явилась вынужденной и тем более убедительной демонстрацией в пользу левой оппозиции: служить партии можно только, служа ее идеям, а не опустошающему ее аппарату. Вторая капитуляция, которая имеет чисто личный характер, подкрепляет тот же вывод с другого конца. Как герой Гоголя, Сталин собирает мертвые души, за отсутствием живых. Сохранение преемственности большевизма, воспитание нового революционного призыва остается не только исторической задачей, но и высокой привиллегией левой оппозиции.
Л. Т.
23 мая 1933 г.