(О непрерывном производственном годе в СССР).
Социал-демократическая печать опять нашла повод для ядовитого улюлюкания -- большевики отменяют воскресенье! Так демагогически формулируют они переход на непрерывное производство в СССР. И в этом случае, как всегда, они заимствуют формулировки у самых отвратительных черных сил капиталистического мира: попов, антисемитов, религиозно-консервативной обывательщины. Играя на косности и предрассудках отсталых слоев рабочего класса, они думают нажить политический капиталец. Но это им удастся так же мало, как в свое время Каутскому эксплоатация сплетни о "социализации женщин" в России. Классово-сознательные рабочие ответят им заслуженным презрением.
Принцип непрерывного производства, разрывающего со старыми традициями "седьмого дня отдыха" не нов. Он диктуется всем развитием производительных сил, ускорением темпа и усложнением производственного процесса и всей жизни современного общества. Не большевики его выдумали и не большевики отменили воскресенье. Железные дороги, почта, телеграф, трамвай и т. д. и в капиталистическом мире не знают воскресенья.
С другой стороны все пытавшиеся конструировать мысленно социалистическое общество -- от старых английских и французских утопистов до русского марксиста Богданова -- всегда исходили из принципа непрерывного производства. Это наш принцип, принцип социализма.
Поэтому мы принципиально можем только приветствовать переход советской промышленности на непрерывное производство, как дальнейший шаг на пути практического осуществления принципов социализма. Но именно потому, что этот переход по своему значению выходит далеко за пределы организационно-технического мероприятия по работе промышленности он заслуживает гораздо большего и всестороннего внимания и со стороны его организаторов и со стороны пролетарских масс.
Декоративный глашатай перехода на непрерывное производство Ю. Ларин, выдвинул этот вопрос под углом зрения увеличения продукции и сокращения безработицы. Под этим углом зрения главным образом шла разработка его во всякого рода канцеляриях. Но как раз с этой точки зрения на непрерывное производство в первый период (исчисляемый не месяцами) можно возлагать лишь скромные надежды. Необходимость в перераспределении рабочей силы всех квалификаций (включая инженеров, администраторов), дополнительном сырье, дополнительной работоспособности транспорта, ускорения темпа работ по переоборудованию и ремонту производственного аппарата и т. д. представляет собой в условиях советской действительности такую сложную практическую задачу, что заранее нужно считаться с целым рядом неудач, внезапно могущих возникнуть препятствий, задержек и т. д. Кроме того, надо иметь ввиду, что часть производственного аппарата советской республики сильно изношена. Дополнительная нагрузка ускорит его техническую "болезнь" и "смерть". С точки зрения производственного эффекта мы имеем здесь конкретный случай "золотого правила механики" (что выигрывается в скорости -- теряется в силе). И уж во всяком случае в расчете на внезапно выскочивший из головы Ю. Ларина (именно Ларина!) клад 20 проц. увеличения продукции, замедлять темп капитального строительства было бы совершенно недопустимо. Опасность такого рода попыток со стороны правых вполне реальна. Против этого надо со всей ясностью предостеречь.
Но если официальные руководители явно переоценивают производственный эффект непрерывного производства (мы подчеркиваем -- в первый период), то они еще больше недооценивают культурно-революционное значение этого шага.
Переход на непрерывное производство есть огромный акт культурной революции и, как таковой, он требует целого ряда дополнительных актов ее. Иначе он обречен на неудачу.
Только безнадежные бюрократы могут думать, что стоит по графикам распределить смены, обеспечить за каждым рабочим и служащим каждый пятый день, как день отдыха и -- проблема решена. В действительности проблема тут только начинается. Непрерывный производственный год для четырех пятых трудящегося городского населения это лишь одна сторона проблемы. Другая сторона ее это непрерывный год отдыха для меняющейся одной пятой части городских труженников. Организовать этот непрерывный год отдыха, организовать его разумно, перевоспитывая, переделывая рабочих на новый лад, это подлинная культурная революция, совершение которой диктуется переходом на непрерывное производство. Здесь нет произвольности в темпе ее совершения. Темп культурной революции дан темпом перехода на непрерывное производство.
Переход на непрерывное производство ломает старый уклад быта рабочего. Нет больше воскресенья, когда все отдыхают: и он, и жена и дети и товарищи. Когда весь трудовой город полон обычной воскресной суеты. Теперь все изменилось, все распределены по графикам. Учет вытесняет прежнюю анархию. Здесь таятся большие опасности. Предотвращение их требует переделки всей работы общественных организаций и учреждений. Все -- начиная библиотекой, читальней, клубом и общественной столовой и кончая театром, кино и спортивным кружком должно быть приспособлено к тому, чтобы изо дня в день обслуживать отдых одной пятой трудового города, наполняя его социально-разумным содержанием. Между тем этой стороне проблемы меньше всего внимания уделяет советская печать и партийное руководство.
В классовом обществе -- а советское общество тоже классовое -- все проблемы, в том числе и культурные, являются одновременно проблемами классовой борьбы. "Каждый день" -- "воскресенье" для одной пятой трудящихся" будет говорить пролетариат и делать отсюда вывод о необходимости реорганизации работы своих классовых организаций, улучшения своего материального положения, жилищных условий и т. д. Ибо только это может дать реальное содержание формуле "воскресенье".
"Нет больше воскресенья", самоуверенно будет твердить буржуазный спец, отупевший бюрократ, разложившийся аппаратчик. Не видящие классов, заинтересованные только в росте продукции (любой ценой), увеличенных отпусках, похвалах начальства, довольно полученной абсолютной властью "единоначальника" будут давить они на пролетариат, пытаясь сделать его придатком к непрерывному процессу производства.
"Нет больше воскресенья" будет злобно кричать кулак, подстрекаемый попом и натравливать темную деревенскую бедноту на городских рабочих, рвущих со старым укладом жизни и тем самым углубляющих культурно-бытовую пропасть между городом и деревней.
"Нет больше воскресенья", "Жиды отменили его", ядовито будет шушукать городской контр-революционный антисемит и натравливать отсталую, недавно пришедшую из деревни часть рабочих на весь класс, на партию, на советскую власть. Все враги пролетариата получат простую формулу, для своей контр-революционной агитации -- нет воскресенья -- даешь воскресенье!
В этих условиях обеспечить пролетарскую линию реконструкции производственного процесса может лишь максимальная активность пролетариата. Предпосылки ее лежат в классовой четкой работе партии и профсоюзов. А для этого нужно -- сегодня больше, чем когда бы то ни было -- востановление на ленинской основе единства партии и создание подлинного режима пролетарской демократии.
История снова ставит дилемму: либо эти предпосылки будут осуществлены и советская страна преодолевая трудности, пойдет по пути насаждения социалистической культуры. Либо враждебные пролетариату силы воспользуются его ошибками и пассивностью, чтоб превратить непрерывный производственный год в непрерывные серые будни со всеми их печальными явлениями.
Переход на непрерывное производство, рвущий с старым времяисчислением, конструирующий новую единицу времени, представляет собой своего рода Рубикон.
Почти полтора столетия тому назад бурный взлет французской революции одним ударом захотел разорвать нити, связывавшие революционное общество с старым миром. Революция демонстрировала это новым летоисчислением. Большее ей оказалось не под силу. В памяти революционного пролетариата эта эпоха сильнее всего запечатлела две предостерегающие даты: 9-ое термидора и 18-е Брюмера.
Ленинская оппозиция видит свою главную и основную задачу в том, чтобы предотвратить повторение этих исторических дат, в том, чтоб превратить новое времяисчисление в советской республике в новую главу победоносной борьбы пролетариата за свое освобождение.
Я. Греф.