На письмо тов. М. Л. позволяю себе ответить следующее: моей задачей было охарактеризовать не "современное положение тактической дискуссии", а объективную судьбу террористического метода. Моя цитата была не формальным доказательством, а лишь
В озаглавленной "Революционная романтика и Азеф" главе статьи, опубликованной тов. Троцким в N 25 настоящего журнала (см. в этом томе "Таракан во щах", главу "Революционная романтика и Азеф", стр. 344 (Ред.), Троцкий основывает свою характеристику социал-революционной партии после азефовского инцидента на журнале "Революционная Мысль", N 4. По этому поводу я решительно заявляю следующее:
"Революционная Мысль" есть орган оппозиционного меньшинства партии, руководимого, главным образом, двумя товарищами, из которых один уже несколько лет защищает особое направление, которое и обосновывает в брошюрах и статьях. Это меньшинство составляет сравнительно с большинством небольшую группу товарищей, находящуюся в Париже, где она и возникла. Она является, следовательно, плодом русской эмиграции. Меньшинство это, замечу определенно, подчиняется партийной дисциплине и признает авторитет наших высших инстанций -- партийного съезда и партийного совета. Напротив того, мнение партии выражают два официальных органа -- центральный орган "Знамя Труда" и "Известия Областного Комитета заграничных организаций" -- и издаваемый в Париже тов. Рубановичем журнал "La Tribune russe"205. Если бы тов. Троцкий обратился иллюстрацией тенденции. И если эту самопожирающую тенденцию терроризма я иллюстрировал выдержкой из "безответственного" эсеровского журнала, а не "синтетическими", ничего не говорящими самооправданиями центрального органа, то за это меня никогда не упрекнет тот, кто интересуется сущностью, а не формой. -- Но и с формальной стороны не все обстоит так благополучно, как хочет нас убедить М. Л.
"Вы цитируете орган меньшинства и выдаете эту цитату за мнение партии", так говорит автор письма. Но где меньшинство? И где большинство? И с кем партия? Кто в силах и кто в праве ответить на эти вопросы? Сейчас в эсеровской партии царит, само собой разумеется, глубокое уныние и смущение. Один полагает, что партии следовало бы "спуститься" к экономическим рабочим организациям, которые до сих пор она только признавала "теоретически", но на практике обходила ("Известия", N 9). Другой хотел бы, чтобы центр тяжести партийной деятельности был перенесен в крестьянство. Третий предлагает использовать, как революционный фактор, националистические и религиозные чувства масс. Официальные заграничные "Известия" находят, что "теперь, когда массовые выступления почти невозможны, отказаться от террористического метода значило бы свернуть знамя революции",
М. Л., член партии социалистов-революционеров. и далее: "Террористический метод отразит все удары и завоюет все (!) позиции", -- т.-е. говорит по существу то же самое, что сказано и в моей опороченной цитате. Центральный орган "синтезирует" все это вместе. Но кого представляет он сейчас: "партию" или только свою собственную группу? Как распутается клубок мнений и направлений, сейчас не так-то легко определить; но в одном пункте согласны сторонники всех направлений эсеровской партии: если есть в партии учреждение, непоправимо скомпрометированное делом Азефа и потерявшее всякий авторитет, то это "руководящий" центр, к которому принадлежит и центральный орган. Позиция последнего в первом номере после разоблачения Азефа официально успокоительна и формально консервативна. "Все остается по-старому" -- таков лозунг**. Мое преступление, значит, в том, что я эти казенные заверения партийного центра, который, по собственному его признанию, ждет своей смены, не положил в основу своих рассуждений. Mea culpa! (моя вина!). Но это преступление я готов повторить и после письма товарища М. Л. Да и как же иначе? Что стремления консервативных элементов партии сохранить эту последнюю со всеми ее противоречиями (терроризм плюс массовая борьба; классовая борьба пролетариата плюс этический интеллигентский социализм плюс крестьянские производственные кооперативы и т. д.) увенчаются желанным успехом -- поверить этому я после уроков революции могу еще меньше, чем до того. Дело Азефа ускорит и без того опустошительное дезертирство молодежи; от террористической интеллигенции ничего не останется, кроме разве небольших групп сторонников Бурцева, единственное отношение которых к массе заключается в том, что они ее высокомерно презирают.
Однако, бурцевское "меньшинство" -- "определенно" замечает М. Л. -- подчиняется партийной дисциплине. Неужели? Но вот это столь покорное меньшинство совершенно "определенно" утверждает в своем органе (N 4), что "партия социалистов-революционеров, как организация, сейчас не существует". Признаюсь откровенно, я никак не могу понять, каким это образом меньшинство ухитряется подчиняться партийной дисциплине и в то же самое время отрицать существование партии.
Мне казалось, что я не вправе занимать столбцы этого журнала изложением всех этих организационных вопросов -- ибо они не могут быть проверены немецкими товарищами и не очень-то для них поучительны. Но М. Л. принудил меня к этому. В заключение я позволю себе, однако, отвлечь внимание читателей от этих незначительных обстоятельств, от цитат и контр-цитат, от субъективной логики партийных учреждений -- к объективной логике терроризма. Эту самоубийственную логику можно схематически изобразить следующим образом:
Вначале появились классики терроризма -- народовольцы. Они не опирались ни на какой революционный класс. Им фактически не оставалось ничего другого, как помножать свое собственное бессилие на взрывчатую силу динамита.
Затем пришли эпигоны, социалисты-революционеры. Они явились тогда, когда революционный класс уже был налицо. Но террористы не хотели или не могли понять и оценить этот класс во всем его историческом значении. Они заключили теоретически недостаточный и практически несостоятельный компромисс между массовой тактикой и террористическим методом, основанным на недоверии к массам. Дело Азефа знаменует собой полный крах этого терроризма эпигонов. Этого факта не уничтожит никакой центральный орган.
Теперь наступает время террористических декадентов. В тот момент, когда центральный комитет провозглашает роспуск боевой организации, во главе которой стоял Азеф, Бурцев высоко поднимает знамя чистого бомбизма. Только теперь это направление готово, повидимому, превратиться из индивидуальной причуды своего основателя в политическое явление. Оно отказывается от тягостного компромисса, открыто поворачивается спиной к массе и силится создать неуязвимую группу сверх-человеческих террористов, возвышенных над тревогами и неудачами классовой борьбы.
Это развитие (вернее, вырождение) терроризма и имел я ввиду, цитируя "Революционную Мысль" и не обращая внимания на сглаживающую все углы официальную фразеологию центрального органа.
"Die Neue Zeit",
* Эта статья появилась в качестве ответа на следующее письмо, помещенное в том же номере журнала "Die Neue Zeit": к этим изданиям, в особенности к центральному органу, то его характеристика настоящего положения тактической дискуссии вышла бы совсем другой. В самом деле, сравним, например, sine ira et studio (без гнева и пристрастия) приведенный тов. Троцким N 4 "Революционной Мысли" с N 16 центрального органа "Знамя Труда" от 4 марта 1909 г. В последнем мы найдем три статьи различных товарищей, которые критикуют доселешние формы организации масс -- в особенности деятельность среди рабочего класса (профессиональные союзы, кружки для самообразования) и крестьянства -- и, считаясь с изменившимися условиями пропагандистской, агитационной и организационной деятельности, делают предложения относительно реорганизации нашей практической работы в массах. Стало быть, большинство партийных товарищей стоит за классовую борьбу, как conditio sine qua non (необходимое условие) борьбы за социализм, и за тот взгляд, что русская революция окончательно победит как революция социально угнетенных и бесправных масс, именно пролетариата и крестьянства, и только лидеры парижского меньшинства действительно стоят на той точке зрения, которую привел тов. Троцкий по "Революционной Мысли". Поэтому я считаю себя вправе от имени большинства товарищей протестовать против того, что нас смешивают в одну кучу с меньшинством и их взгляды выдают за наши".
* N 16, к которому так обстоятельно отсылает меня мой оппонент, еще не появлялся в печати, когда я писал свою статью. Но и этот номер ничего не меняет в моих соображениях.