И в центре всей этой разнузданной, насильнической, ворующей и святошествующей братии, как ее средоточие, как духовный вождь и, в то же время, как знамя, стоит царь. Тупому, запуганному, озлобленному, ничтожному, -- ему жутко пред лицом великой страны, и он чувствует себя как раз по себе среди той мути, которую подняла со дна контр-революция... Он поощряет, одаряет, подстрекает, обеспечивает безнаказанность, -- они злодействуют или пакостничают именем его. Они соединяются при этом во враждующие шайки, вступают в свалку из-за каждого куска, открыто обличают и поносят друг друга, -- и все тайны того мира, который начинается в Царском Селе и кончается в хулиганской харчевне, -- к ужасу либеральных монархистов -- всплывают наверх. Дубровин доносит, что шайка Маркова и Восторгова снова получила за свою погромную проповедь какую-то бешеную сумму от царя. А поп Восторгов тут же похваляется, что надул царя, поднеся ему "подложную" икону...
Чего им стыдиться, если царь не стыдится, выставляя срамоту свою напоказ? Он принимает у себя черносотенные отбросы студенчества и снимается с ними на одной фотографии; на пасху он лобызается с депутациями истинно-русских душегубов и открыто заявляет себя членом "Союза русского народа". В то время как сибирский сатрап Селиванов167 вырабатывает дьявольский проект сосредоточения всех политических ссыльных на голодном острове Ольхане, в улусах сифилитических бурят, -- в это время царь каторги и виселиц неотменно милует погромщиков, буянов-гвардейцев, сановных казнокрадов и даже простирает длань своего милосердия над учителем Дю-Лу, приговоренным к каторге за развращение и насилование маленьких девочек. Что ему честь, совесть, стыд -- этому "помазаннику", на лбу которого выжжено: 9 января и 3 июня. Жалкий огарок на опозоренном троне, он воплощает в себе тот строй, который им увенчивается. Воплощает и -- обрекает. Ибо чем грязнее, подлее и ненасытнее торжествующая реакция, тем полнее и решительнее будет великая чистка, когда пробьет ее час.
"Правда" N 14,