Переговоры прерваны, и все наши условия, заявления и готовность платить долги мы берем обратно. Мы не связаны в отношении к Европе и Америке ни одним обязательством, но войны нет. Чем же объясняется тот факт, что войны нет? Это объясняется прогрессивным параличом классовой воли империализма под влиянием роста противоречий и под влиянием, правда, медленного, нарастания революционного рабочего движения. Тем же объясняется, с другой стороны, этот нерешительный, затяжной и бесплодный характер мирных переговоров, эта дипломатическая канитель до Генуи, в Генуе и затем в Гааге96.
Мы не раз говорили, что ужасающий экономический кризис заставляет европейскую буржуазию искать соглашений с Советской Россией, как с возможным поставщиком сырья и как с возможным покупателем продуктов европейской промышленности. Это безусловно верно. Кризис в Европе, правда, не прогрессирует так, как прогрессировал полтора года тому назад; он задержан, заметно даже улучшение экономического положения западноевропейских стран, но это улучшение поверхностное, а основной кризис продолжает подрывать устои хозяйства.
Можно ли сказать, что соглашение с Советской Россией внесло бы сразу значительное улучшение в положение Европы? Нет. Мы слишком обеднели и как возможные поставщики сырья, и как возможные покупатели фабрикатов, чтобы в течение ближайших двух-трех лет могли явиться решающим или просто крупнейшим фактором хозяйственной жизни Европы. И это буржуазия знает. Разумеется, включение России в хозяйственную жизнь Европы будет получать с каждым годом все большее значение, и в пять, восемь, десять лет возрожденная, вставшая на ноги Россия станет одним из самых могущественных факторов мирового хозяйства. Это бесспорно. Но это будет через восемь-десять лет. А чтобы строить комбинации, рассчитанные на десятилетия, нужно иметь перспективу, нужно чувствовать почву у себя под ногами.