Кулаки -- передовой отряд контр-революции, вся надежда буржуазии зиждется на кулаках. Вот почему можно твердо сказать, что сейчас главными врагами города и деревенской бедноты являются кулаки, которые прячут в своих закромах и амбарах сотни и тысячи пудов хлеба, в то время как в городах и деревнях голодают, умирают от голодного тифа рабочие и крестьяне и умирают их дети.
И прав, трижды прав был Центральный Исполнительный Комитет Совета Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов, когда он заявил, что Советская власть не потерпит того, чтобы, когда повсеместно голодают рабочие и крестьяне, часть населения одной и той же страны -- кулаки и мародеры -- сидела на своих мешках хлеба и выжидала часа, когда голод костлявой рукой сломит трудящихся. Нет, товарищи, этому не бывать! Через свою власть рабочий класс уже заявил во всеуслышание: "Горе всем кулакам, горе спекулянтам, которые задерживают у себя излишки хлеба, в то время как дети рабочих умирают от голодного тифа!" Для Советской власти нет никакой частной собственности вообще, а тем более на хлеб. Мы, коммунисты, знаем только одну священную собственность -- жизнь трудового человека, жизнь рабочего, его жены, его ребенка. Вот единственная священная для нас собственность, и она дает нам право на все.
В таком случае, могут спросить: "Если жизнь трудящегося рабочего человека, его семьи, каждого члена ее, для нас дороже всего, то не лучше ли платить по 200, 300, 400 рублей за пуд хлеба, только бы сохранить эту жизнь?"261. Кажется, чего проще.
Но ведь если цены на хлеб поднимутся до 200 рублей за пуд, нужно соответственно, для обеспечения покупательной способности, поднять заработок рабочих, и он выразится в 1.000 и в 2.000 рублей в месяц. Тогда, по свойствам свободных цен, хлеб поднимется сразу уже до 500 рублей за пуд, и заработок рабочего, чтобы его карман не отставал от роста цен, нужно будет снова увеличивать. Так поднимать цены на хлеб и повышать заработную плату -- это то же, что пить соленую воду, чтобы утолить жажду; сколько ее ни пей, все равно жажды не утолишь. Раздаются и такие голоса: "Зачем хлеб отнимать у кулака, когда можно его добром обменять на ткани, на металлические изделия?" Да в том-то и дело, товарищи, что у кулака все необходимое и так уже есть, а если и нехватает, скажем, гвоздей и ситцу, то он их достанет за пять пудов хлеба; а у него хлеба-то сотни и тысячи пудов, а на такое количество ни ситцу, ни гвоздей ему не надо... Они нужны бедноте, но у нее хлеба для обмена нет. Поэтому мы будем через комитет бедноты отбирать хлеб у кулаков без всякого обмена, обменивать же на ткани, на гвозди, на сельско-хозяйственные орудия, на все, что есть в городе и в чем нуждается деревня, будем только для бедных. Эта работа ляжет на крестьянские комитеты бедноты247. Они, под контролем власти, будут брать хлеб у кулаков, обменивать его на ткани и распределять между собой.
В свое время мы не остановились перед тем, чтобы насильственной рукой отнять землю у помещиков, передать фабрики, заводы и железные дороги в руки народа, как раньше до этого не остановились и перед тем, чтобы вооруженной рукой снять корону с тупой царской головы. Так остановимся ли мы перед тем, чтобы вырвать хлеб из рук тех кулаков, которые держат и бесчестно припрятывают запасы его?
Придерживаясь этого решения, Центральный Исполнительный Комитет заявил: "Крестьяне! Города обязаны все, что у них есть из необходимого сельскому хозяйству: металлы, гвозди, жатвенные и другие машины, орудия, ткани, кожи, стекло -- дать не кулакам, а деревенской бедноте. А взамен этого деревенская беднота, вместе с продовольственными органами Советской власти, должна изъять у кулаков хлеб. Если они не хотят отдавать его добровольно, то нужно изымать все запасы хлеба насильственным путем посредством реквизиции и затем по-братски делить его между голодным населением деревни и города"262.
Если мы с этой работой не справимся, то значит мы никуда не годны.
Неужели в своей собственной стране, где есть хлебных запасов на год, мы не сумеем, чтобы не голодать, взять хлеб насущный из рук кулаков и спекулянтов, которые, как собака на сене: сама съесть никак не может и отдать не хочет. Нас пугают, говоря: "вы хотите начать гражданскую войну города против деревни". Это говорят все: буржуазия, правые эсеры, меньшевики. Мы отвечаем им: "Неправда, это не есть война города против деревни, а общая борьба города и деревенской бедноты против кулаков-богатеев, против мародеров, которые изнуряют и истощают и городскую и деревенскую бедноту".
Если бы началась война города против деревни и деревни против города, это означало бы гибель революции. А если рабочий класс протягивает руку из города в деревню и заключает союз с деревенской беднотой, которая не имеет ни запасов, ни излишков, хлебом не торгует, но является таким же тружеником, как и городской рабочий, -- то это не война города и деревни, а их совместная борьба против деревенского кулачества.