4 апреля умер в Вене на 65-м году жизни, после продолжительной и тяжкой болезни (рак почки), Семен Львович Клячко, -- одна из самых обаятельных фигур в галлерее русского освободительного движения.
Семен Львович родился в 1849 г. в Вильне, в еврейской семье. Юношей он был вовлечен в то первое широкое брожение интеллигенции, которое выдвинуло из себя организацию так называемых чайковцев110 (по имени Н. Чайковского). В головах молодежи того времени бродили смутные революционные идеи разного исторического происхождения. Мирно-просветительский социализм Лаврова111, анархическое бунтарство Бакунина112, революционные идеи Маркса и Лассаля, приспособленные к русским условиям путем простой подстановки мужика на место пролетария, -- все это связывалось в своеобразное единство высоким нравственным подъемом, нетерпеливым стремлением -- "служить народу". Молодой студент Клячко сложился в этой атмосфере конца 60-х и начала 70-х годов, и частицу ее он пронес в себе чрез все дальнейшие этапы жизни...
Об этой эпохе Семен Львович вспоминает в чрезвычайно интересном немецком реферате, который он читал 27 января 1905 г. в социалистическом образовательном обществе "Будущность" в Вене; реферат этот вышел в с.-д. партийном издательстве отдельной брошюрой: "К истории развития революции в России", за подписью "Старый Революционер". "Запутанная диалектика Лаврова, -- говорит Семен Львович, -- была нам, надо сказать, не вполне понятна, но одна глава книги ("Исторические письма"), где Лавров доказывает, что интеллигенция -- за все те преимущества воспитания и образования, какими она в течение поколений могла пользоваться только вследствие экономического угнетения рабочих масс, -- отныне обязана отдать себя на служение трудящимся массам, -- эта глава была убедительна для всех нас".
Одним из ответвлений от основного ствола чайковцев была группа маликовцев113 (по имени Маликова), или "богочеловеков", которая общественной деятельности предпосылала нравственное самосовершенствование в духе мистического идеализма. Молодой Клячко, вместе с некоторыми другими чайковцами, принадлежал также и к маликовцам. "Они утверждали, -- пишет об этой группе немецкий историк русского революционного движения А. Тун, -- что добрые качества, любовь к ближним, готовность к самопожертвованию свойственны всем людям, что эта "божественная искра" присуща каждому, даже самому ничтожному человеку. Надо только посредством проповеди раздуть ее в пламя, и в человеке проснется "божественное чувство" равенства и братства".
В дальнейшем Семен Львович освободился от всяких видов мистицизма и теоретического идеализма, -- он стал убежденным марксистом и судьбу человечества ставил в зависимость не от "божественной искры", а от объективных условий исторического развития. Но в нем самом всегда горело поистине божественное пламя нравственного оптимизма: Семен Львович не идеализировал людей, наоборот, отдавал себе ясный и тонкий отчет в их недостатках и слабостях; но в нем было всегда столько неутомимого благоволения к людям, -- таким, как они есть, -- что постоянное общение с ним заставляло каждого нравственно подтягиваться, так сказать приподниматься над своим обычным житейским уровнем. Все те многочисленные лица, -- самых различных общественных положений, -- которые откликнулись на смерть С. Л., все без исключения отметили эту основную черту его облика: мягкий, но покоряющий нравственный авторитет. -- И об этом же говорил в проникновенных словах Виктор Адлер над раскрытой могилой...
Кружок маликовцев был разгромлен. Но нравственно-мистический характер их пропаганды, продолжавшейся и в тюрьме, и на допросах, оказал им неожиданное содействие: они все получили возможность беспрепятственно выселиться в Америку, и там молодой Клячко в течение двух лет (1873 -- 1874 г. г.) входит в коммунистическую земледельческую колонию, выполняя тяжелые сельско-хозяйственные работы. Коммуна распалась, Семен Львович переплыл обратно океан и в течение четырех десятилетий жил в Западной Европе, главным образом, в Вене, русским изгнанником. Сорок два года изгнания, в течение которых Семен Львович не раз переезжал из страны в страну, сделали его в буквальном смысле слова "гражданином цивилизованного мира". В с.-д. организациях Австрии, на улицах Лондона, на политических собраниях Парижа, в старых городах Италии, Семен Львович везде чувствовал себя дома. Он превосходно владел всеми европейскими языками, интересовался всеми сторонами жизни и умел наблюдать ее -- и спокойно-внимательными глазами художника, и критическими глазами социалиста. Развитие техники, точных наук, искусства, литературы, но прежде всего: общественных отношений и международного социализма -- все это входило в сферу его неутомимого внимания.
Семен Львович не был профессиональным политиком, еще менее того -- человеком трибуны. В предисловии к упомянутой выше анонимной своей брошюре он скромно говорит о себе, как о "литературном и ораторском профане". А между тем, помимо ясного и проницательного ума, разносторонней и серьезной образованности, он в высшей мере владел тем врожденным тактом, который безошибочно подсказывал ему, что нужно и чего не нужно -- в личных отношениях, как и в политике...
Лев Толстой писал о своем богато одаренном брате Сергее, что тому нехватало только некоторых мелких недостатков, чтобы стать большим художником. Это с полным правом можно сказать о Семене Львовиче: у него были все данные для политического деятеля большого стиля, кроме некоторых необходимых для этого недостатков.
Уважаемый член австрийской социал-демократии, пользовавшийся большим влиянием на молодое поколение австрийских марксистов, Семен Львович поддерживал теснейшие связи с освободительным движением в России. У него было много старых друзей среди тех политических деятелей, которые примкнули к партии социалистов-революционеров. Относясь отрицательно к их программе (см. упомянутую брошюру), С. Л. никогда не отказывал им, однако, в практической поддержке. Но главные усилия его были направлены на поддержку российской социал-демократии. Где бы ни находились прежние идейные марксистские центры: в Женеве, Лондоне или Париже -- многочисленные и сложные нити проходили через Вену, и в том узле, где эти нити пересекались, стоял Семен Львович... Он с одинаковой готовностью поддерживал все фракции, и за гостеприимным вечерним столом, в кругу его семейства, перебывали в течение ряда лет представители всех течений и оттенков русского социализма.
Спи с миром! Ты оставил нам нетленное наследство: память о прекрасной личности -- без страха и упрека, -- которая жила и боролась в наших рядах.
"Борьба" N 4,