В начале войны, когда на европейском континенте и великобританских островах был объявлен политический мораториум под именем "национального единения", т.-е. когда эксплоатируемым и угнетаемым было запрещено предъявлять обязательства к эксплоатирующим и угнетающим, -- в союзной печати считалось само собой разумеющимся, что в России будет объявлена амнистия. Бурцев, непререкаемый авторитет для читателей "Matin"184 в вопросах провокации и амнистии, категорически осведомлял Европу, что амнистия воспоследует "как скоро -- так сейчас". Но петроградские контр-агенты Бурцева не торопились. Пять рабочих депутатов Думы были арестованы и сосланы на поселение185. Эта подготовительная мера ко всеобщей амнистии, правда, замолчанная прессой "двух западных демократий", не погасила примирительного пламени в патриотических сердцах. Наиболее нетерпеливые решили, что ежели гора монархии не идет к кающемуся Магомету эмиграции, Магомет может взять на себя издержки передвижения к горе. Опыты этого рода у всех еще в памяти. Правительство нимало не растрогалось при виде блудных сынов, подержало их, сколько следовало для полноты унижения, в тюрьме, сняло фотографии, записало число бородавок и если кого отпускало, то приблизительно на тех же кондициях, на каких щедринский волк отпускал зайца: "Живи пока что, а там я тебя, может быть,.. ха-ха... и помилую"186.
Потом произошло достаточно памятное отступление русской армии из Галиции и из других мест. "Сколько возможных гениальных полководцев и организаторов побед гибнет в Сибири и эмиграции!" -- восклицал Плеханов. А скорый на руку "организатор" -- главным образом по моральному интендантству -- Алексинский немедленно телеграфировал Родзянко187, обещая за амнистию содействовать сокрушению "могущественного врага". Но есть много оснований думать, что бывший депутат все еще дожидается ответа от председателя Думы.
Прогрессивный блок включил амнистию в свою программу; но в программе, подписанной Гучковыми, Крупенскими188, "требование" амнистии означает не многим больше риторического оборота. Что "прогрессивные" империалисты за квадратную милю персидской или армянской земли отдадут политическую тюрьму, ссылку и эмиграцию, настоящую и будущую, на этот счет у Хвостовых и Штюрмеров189 во всяком случае нет сомнения. Аресты, высылки и судебные процессы идут поэтому своим чередом.
Даже дело о восстановлении в правах депутатов I Думы -- выборжцев190, из которых иные не без успеха занимаются теперь патриотическими подрядами, весьма туго подвигается вперед. Некий "видный представитель" московского дворянства очень недурно формулировал настроения правящих кругов. "Я не люблю миловать, -- сказал он сотруднику газеты. -- Хорошо теперь говорить о примирении, но что было бы, если бы авторы воззвания добились того, к чему стремились?".
Той же точки зрения держался, несомненно, и смоленский военный суд, слушавший в середине февраля, при закрытых дверях, дело о конфедерации польской191, поставившей целью "отторжение Привислянского края". Бренер приговорен к восьмилетней каторге, Бенек -- к шестилетней, шестеро -- к другим наказаниям, четверо подсудимых оправданы.
Этот процесс и этот приговор, совершенно незаменимые, к слову сказать, для общей оценки освободительной войны, представляют собою также драгоценную подробность для характеристики твердых правил правящих кругов нашего отечества. Царство Польское успели за это время "отторгнуть", и притом довольно прочно, австро-немецкие войска, а смоленский суд все еще продолжает отправлять на каторгу поляков за стремление к "отторжению" Привислянского края!". Нет, этих людей жалкими словами не проймешь!..
Перед рождественскими праздниками у группы, произведшей экспроприацию в одном магазине в Петрограде, найдены были прокламации "Северной группы анархистов". Но даже нововременцы ("вечерние") усомнились и откомандировали сотрудника к "ветерану русской революции" Бурцеву. Тот засвидетельствовал, что ни одна политическая партия не могла бы участвовать в таком деле, что тут нужна величайшая осторожность, ибо "бывали примеры"... "Но, -- закончил Бурцев, -- теперь мировая война, и я считаю неудобным выступать по щекотливому делу провокации".
"Мировая война" нисколько не мешает провокаторам отправлять людей на каторгу и на виселицу. Но зато -- пред национальным учреждением провокации -- она связывает языки и даже мозги Бурцевых патриотическим параличом. Конечно, с Бурцева взятки гладки. Но ведь он не один... Священное единение не прибавило ни одного золотника тухлого мяса к пайку политических арестантов. Но оно побудило многих "ветеранов" принести свои давно не проветривавшиеся революционные убеждения на алтарь отечества. Выходит, что амнистия дана, да не с той стороны.
И было бы совершенно противоестественно, если бы амнистия, данная социал-патриотами царизму, вызвала соответственную амнистию со стороны царизма. От социал-патриотов правящая Россия получила и без амнистии все, что они могут ей дать. Толкать их дальше по тому же пути, значило бы безнадежно компрометировать их и делать окончательно негодными к дальнейшему употреблению. А давать амнистию другим, тем, которые и в эту эпоху остались верны себе -- своей любви и своей ненависти, -- значило бы для царизма покушаться на себя.
-- Я не люблю миловать! -- сказала правящая Россия устами представителя московского дворянства.
-- А я сохраняю всю силу моего презрения к тем, которые ищут милостей! -- может ответить на эти слова революционная Россия.
Амнистия как была, так и остается лозунгом революционной борьбы.
"Наше Слово" N 56,
Верный твой Иван...