"С принятием цензового основания выборов, -- указал г. Витте, -- избирательного права окажется на практике почти (?) вовсе лишенным довольно уже многочисленный ныне класс фабрично-заводских рабочих... Среди этого класса, -- продолжал г. Витте, -- в особенности в последнее время, замечаются признаки серьезного брожения. Если же при исполнении предначертаний рескрипта 18 февраля фабрично-заводское население окажется из действия его изъятым, то с вероятностью можно ожидать обострения рабочего вопроса. Наиболее, в отношении этого вопроса, правильною политикою правительства было бы взять рабочее движение в свои руки (подобно тому, как это сделано было правительством в Германии, удачно его разрешившим) и не упускать инициативы по назревшим вопросам. Вследствие задержек в развитии нашего фабрично-заводского законодательства уже неоднократно бывали весьма неудобные примеры проявления этой инициативы не сверху, как бы следовало, а снизу... Ныне, с учреждением Государственной Думы, -- продолжал г. Витте, -- положение вещей может приобрести особую окраску. Поэтому вполне благовременным представлялось бы сообразить, что в сем отношении для фабрично-заводского населения представилось бы возможным сделать и разрешить сей вопрос по инициативе правительства, не ожидая поднятия его со стороны" (там же, стр. 42).
Мы не знаем, откуда статс-секретарь Витте узнал, что германское правительство не только взяло рабочее движение в свои руки, но и "удачно его (движение?) разрешило". Мы об этом ничего не слыхали. И мы думаем, что если бы г. Витте во время своих свиданий с императором Вильгельмом151 или канцлером Бюловым152 осведомился у них, насколько удачно разрешен ими рабочий вопрос, их ответ заставил бы его изменить свой взгляд на политические отношения в Германии. Германское правительство делало не одну попытку взять рабочее движение в свои руки, но каждый раз оно только обжигало себе пальцы. На последних выборах в Германии153 было подано три миллиона голосов за 82 представителей социал-демократической рабочей партии, -- и мы не думаем, чтоб князь Бюлов решился сказать, будто этих представителей он держит "в своих руках". Но да простится русскому чиновнику его неосведомленность в политическом положении Германии! Достаточно того, что г. Витте, как видно из его слов, не делает себе никаких иллюзий относительно возможного влияния цензовых выборов на настроение пролетариата. "С вероятностью, -- говорит он, -- можно ожидать обострения рабочего вопроса". Что же предлагает статс-секретарь Витте? Это, как мы видели, не совсем ясно -- по-видимому, это не совсем ясно и самому Витте, несмотря на его отважную ссылку на опыт Германии. Как видно из дальнейшего, можно с некоторым основанием допустить, что г. Витте хочет допущения представителей от рабочих в Государственную Думу, но только затрудняется указать на каких началах.
Что же совет министров? Обращаемся к мемории. "Отнесясь к вопросу сему с полным сочувствием (sic!), -- говорит она, -- совет министров, по обмене выраженных по существу его мнений, не мог прийти по оному к какому-либо окончательному заключению".
Очевидно, что даже при "полном сочувствии" этот вопрос не так легко взять в свои руки. "Применение единообразного цензового начала для всего населения империи делает, очевидно, невозможным, -- поясняет мемория, -- параллельное допущение совсем иного начала для класса фабрично-заводских рабочих... Получить избирательные права он мог бы лишь при выборах всеобщих, применить которые, как это было разъяснено выше, по условиям времени, представляется у нас совершенно невозможным" (там же, стр. 43). Вот к какому выводу пришел совет министров, когда призрак пролетариата внезапно прервал его государственное творчество. Мы с благодарностью принимаем этот давно знакомый нам вывод из рук совета министров. Запомним же раз навсегда твердо: получить настоящее право голоса пролетарий может лишь при всеобщем избирательном праве.
Класс, лишенный собственности, класс, лишенный официального образования, класс, лишенный оседлости -- пролетариат, не мирится ни с каким цензом. Всякое избирательное ограничение поражает, прежде всего, пролетариат. Класс социально однородный -- пролетариат, не дает бюрократии никаких зацепок для искусственного отбора. Об эту социальную однородность, как о каменную стену, разбилась даже испытанная благожелательность г. Витте к рабочему классу. И совету министров не оставалось ничего иного, как "с симпатией" повертеться вокруг вопроса о "многочисленном ныне классе фабрично-заводских рабочих" и... "не прийти по оному к какому-либо окончательному заключению".