Корреспондент "Нью-Иорк Таймс", Вальтер Дуранти, на которого Кремль всегда возлагал наиболее грязные публицистические поручения, считает необходимым ныне сообщить, что чистка приняла размеры, далеко превосходящие все то, что о ней было известно заграницей. Исключенные коммунисты на-половину снова возвращены в ряды партии. Сколько же пострадало невинных среди беспартийных! и пр. Негодование Вальтера Дуранти заказано ему и на этот раз Кремлем. Сталину необходимо сейчас, чтобы его собственные лакеи возмущались как можно громче совершенными безобразиями и преступлениями. Этим они внушают общественному мнению, что Сталин сам исполнен негодования, и что, следовательно, подлоги, провокация, произвольные ссылки и расстрелы производились без его ведома и вопреки его воле. Верить этому способны, разумеется, только отпетые дураки. Но и не глупые люди склонны итти в этом вопросе навстречу Сталину, по крайней мере, до половины дороги: да, говорят они, Сталин явился несомненным виновником последней гигантской волны террора; но он хотел ограничить ее рамками политической целесообразности, т.-е. истребить тех, кого для его режима необходимо было истребить. Между тем неразумные и деморализованные исполнители, руководствуясь интересами более низкого порядка, придали чистке совершенно чудовищный размах и вызвали этим всеобщее возмущение. В этих преувеличениях, в этом бессмысленном, даже с точки зрения интересов Кремля, истреблении сотен тысяч "нейтральных" людей, Сталин, конечно, не виновен.
Как ни подкупает это рассуждение обывательскую логику, оно ложно с начала до конца. Оно предполагает, прежде всего, самого Сталина более ограниченным, чем каким он является на самом деле. Между тем он располагает, особенно в этой области, достаточным опытом, чтобы предвидеть заранее, какие размеры должна принять чистка при том аппарате, в создании и воспитании которого ему принадлежало первое место. Подготовка велась, как известно, задолго. Она началась с исключения из партии в 1935 году десятков тысяч давно раскаявшихся оппозиционеров. Никто не понимал этой меры. Меньше всего, конечно, сами исключаемые. Задача Сталина была: убить Четвертый Интернационал и истребить попутно старое поколение большевиков, а из следующих поколений -- всех тех, которые морально связаны с традицией большевистской партии. Чтобы выполнить такого рода чудовищный замысел, подобного которому нельзя найти на страницах человеческой истории, нужно было взять в клещи самый аппарат. Нужно было заставить почувствовать каждого агента ГПУ, каждого советского чиновника, каждого члена партии, что малейшее уклонение от того или другого злодейского поручения означает смерть непокорного, гибель его семьи, его друзей. Нужно было заранее убить в партии, в рабочей массе самую мысль о сопротивлении. Дело шло, таким образом, не о случайных "преувеличениях", не об усердии не по разуму со стороны исполнителей, а о необходимом условии успеха основного плана. В качестве исполнителя нужен был истерический негодяй, типа Ежова, причем Сталин заранее предвидел характер и размах его работы и заранее готовился отречься от него, когда основная цель будет достигнута. В этой области работа шла по плану.
Еще в период борьбы с левой оппозицией Сталин посвятил клику ближайших своих единомышленников в свое великое социологическое и историческое открытие: все режимы в прошлом падали вследствие нерешительности и колебаний господствующего класса. Если государственная власть обладает достаточной беспощадностью в борьбе с врагами, не останавливаясь перед массовыми истреблениями, она всегда справится со всеми опасностями. Уже осенью 1927 года эта мудрость повторялась агентами Сталина на все лады с целью подготовить общественное мнение партии к будущим чисткам и процессам. Сегодня хозяевам Кремля, может быть, кажется -- во всяком случае им это казалось вчера, -- что великая теорема Сталина подтверждена фактами. Но история и на этот раз разрушит полицейскую иллюзию. Когда социальный или политический режим приходит в непримиримое противоречие с потребностями развития страны, репрессии могут, бесспорно, в течении известного времени продлить его существование, но в конце концов самый аппарат репрессий начнет ломаться, притупляться, крошиться. Именно в эту стадию вступил полицейский аппарат Сталина. Судьбы Ягоды и Ежова предрекают будущую судьбу не только Берия, но и общего хозяина всех троих.
М. Н.