Когда в доброе старое время говорили о кризисе марксизма, то имели в виду совершенно определенные положения Маркса, которые будто бы не выдержали испытания фактов, именно: теорию обострения классовой борьбы, так называемую "теорию обнищания" и так называемую "теорию крушения" капитализма. На эти три центральных пункта обращались удары буржуазной и реформистской критики. Сейчас споры на эту тему просто невозможны. Кто возьмется доказывать, что социальные противоречия не обостряются, а смягчаются? В Соединенных Штатах министр внутренних дел Икес и другие высокие сановники вынуждены в своих речах открыто говорить о том, что "60 семейств" держат в своих руках контроль над хозяйством страны; с другой стороны, число безработных колеблется между 10 миллионами в годы "благополучия" и 20 миллионами в годы кризиса. Те строки "Капитала", где Маркс говорит о поляризации капиталистического общества, росте богатства на одном полюсе и нищеты -- на другом, строки, которые обличались, как "демагогия", сейчас оказываются просто фотографией действительности.
Старая либерально-демократическая концепция постепенного и всеобщего под'ема благосостояния, культуры, мира и свободы потерпела окончательное и непоправимое крушение. Вслед за нею обанкротилась социал-реформистская концепция, которая представляла по сути своей лишь приспособление идей либерализма к условиям существования рабочего класса. Все эти теории и методы корнями уходят в эпоху индустриального капитализма, свободы торговли и конкуренции, т.-е. в то безвозвратное прошлое, когда капитализм был еще относительно прогрессивным строем. Ныне капитализм реакционен. Его нельзя лечить. Его надо повалить.
Вряд ли остались тупицы, которые серьезно верят (Блюмы не верят, а лгут), что чудовищное обострение социальных противоречий может быть преодолено при помощи парламентского законодательства. Во всех, решительно во всех элементах своего анализа, как и своего "катастрофического" прогноза, Маркс оказался прав. В чем же состоит "кризис" марксизма? Нынешние критики не дают себе труда хотя бы членораздельно формулировать самый вопрос.
В историю будет записано, что капитализм, прежде чем издохнуть, сделал гигантское усилие самосохранения, которое заполнило собою длительный исторический период. Буржуазия не хочет умирать. Весь унаследованный ею от прошлого заряд она превратила в бешеную конвульсию реакции. Именно в этот период мы живем.
Сила не только побеждает, она на свой манер "убеждает". Натиск реакции не только физически крушит партии, но и морально разлагает людей. У многих господ радикалов душа уходит в пятки. Свой испуг перед реакцией они переводят на язык беспредметного и всеобщего критицизма. "Что то должно было быть ложно в старых теориях и методах". "Маркс ошибался"... "Ленин не предусмотрел"... Иные идут еще дальше. "Революционный метод обанкротился". "Октябрьская революция привела к злейшей диктатуре бюрократии". Но и Великая французская революция закончилась реставрацией монархии. Мир вообще плохо устроен: молодость приводит к старости, рождение к смерти, "все возникающее достойно гибели".
Эти господа удивительно легко забывают, что человек пролагает себе путь от полуобезьяньего состояния к гармоническому обществу без путеводителя, что задача трудна, что шагу или двум вперед соответствуют полшага, шаг, а иногда и два шага назад, что путь усеян величайшими препятствиями, и что никто не выдумал и не мог выдумать такого секрета, который обеспечил бы непрерывный под'ем на историческом эскалаторе. Печально, что господа резонеры не были призваны на совет, когда строился человек и определялись условия его развития. Но это дело, вообще говоря, непоправимо...
...Хорошо, вся предшествующая революционная история, да пожалуй, и вся история вообще, была просто цепью ошибок. Но как быть с сегодняшней действительностью? Как быть с грандиозной армией хронических безработных, с разорением фермеров, с общим понижением хозяйственного уровня, с надвигающейся войной? Скептические мудрецы обещают когда-нибудь в будущем перенумеровать все те апельсинные корки, на которых споткнулись великие революционные движения прошлого. Но может быть эти господа скажут нам, что делать дальше, сегодня, сейчас?
Тщетно стали бы мы ждать ответа. Перепуганные резонеры сами разоружают себя пред лицом реакции, отказываясь от научного социального мышления, сдавая не только материальные, но и моральные позиции и лишая себя какого бы то ни было права на революционный реванш в будущем. Между тем условия, которые подготовили нынешнюю волну реакции, крайне неустойчивы, противоречивы, недолговечны и подготовляют новое наступательное движение пролетариата. Руководство им будет по праву принадлежать тем, кого резонеры называют догматиками и сектантами. Ибо "догматики" и "сектанты" не согласны отбрасывать научный метод, пока никто -- решительно никто -- не предложил ничего лучшего взамен.
Т.