Накануне 1914 года господствовала доктрина короткого сокрушительного удара. Она особенно дорого обошлась Франции. "Удар" растянулся на 52 месяца. После того, как злой гений человечества изобрел несравненные машины истребления, вооруженные ими армии оказались вынуждены зарыться в земле, как кроты. Но чем деспотичнее траншея связала оперативные действия во время войны, тем смелее взвилась военная мысль ввысь, после Версальского мира. Унижение, испытанное стратегией, как и астрономические расходы по взаимному истощению народов, толкали военную фантазию на поиски более блестящих и дешевых путей. Отсюда новые школы: одна стремилась заменить вооруженный народ немногочисленной армией специалистов; другая переносила центр тяжести в воздух; третья возлагала надежды на луч смерти. Генерал И. Ф. Фуллер серьезно рассчитывал, что применение электрической энергии в войне способно "устранить уязвимый пункт всех войн прошлого, именно фактор человека". Генерал Сект пришел к выводу, что в состязании между людскими массами и техникой победа остается за техникой. Отсюда теория маленькой, но высоко квалифицированной армии, которая потоком железа и огня врывается во вражескую страну. На самом деле противопоставление "техники" и "масс", или, как выражаются иногда, "качества" и "количества", представляет безжизненную абстракцию. Если механизированная армия в 200 тысяч душ способна совершать чудеса, то две таких армии способны совершить не вдвое, а вчетверо больше чудес. Закон числа сохраняет свою силу и на самой высокой технической основе. Проще говоря: воюющая нация вынуждена будет выставить как можно большее количество как можно лучше вооруженных солдат. Но именно поэтому нельзя надеяться на "сокрушительный удар".
Выдвинутая Сектом доктрина маленькой армии вытекала не из материальных условий военного дела, а из ограничительных условий версальского мира. Когда эти последние отпали, Гитлер ввел всеобщую воинскую повинность. В Англии, где традиции и финансы препятствуют введению воинской повинности, находятся еще теоретики замены людей машинами. Первый день войны будет, однако, для Англии днем введения конскрипции.
Римские и берлинские стратеги тешат себя или народ перспективой воздушных набегов, которые одним ударом разрушают жизненные центры врага. Источник этой доктрины в том, что у Рима, как и Берлина нет ни газолина ни золота для долгой войны. Наряду с прославлением будущего воздушного рейда, тот же Геринг хвалится своей противовоздушной обороной, которая должна отбить у противников охоту совершать воздушные атаки. Беда, однако, в том, что и другие страны развивают параллельно авиацию и противовоздушную оборону! Воздушная дуэль может дать крупный тактический успех, но не стратегическое решение.
Не более основательна надежда на то, что какой-либо исключительный технический "секрет" позволит сразу опрокинуть неподготовленного противника. Каждое новое открытие одновременно дает толчок мысли изобретателей во всех цивилизованных странах. Военная техника, больше, чем всякая другая, имеет интернациональный характер: об этом достаточно заботятся военно-промышленные концерны и шпионаж. У генеральных штабов есть секреты от собственного народа, но нет секретов от генеральных штабов других стран.
Никакая армия не может держать в резерве, вместе с консервными банками, готовые химические или электрические чудеса. Всякое изобретение подлежит проверке, которую может дать только война. Постановка массового производства военных машин требует года и даже двух. Уже по одному этому нельзя ждать широкого применения в начале войны каких-либо "решающих" технических средств, не испробованных в прошлом. В военном деле эклектизм заходит неизмеримо дальше, чем в хозяйстве. Ближайшая война начнет в общем с того уровня, на котором закончилась прошлая война. Новые средства будут постепенно присоединяться к старым, делая армию тяжелее и многочисленнее.
В области капиталистического хозяйства, где об'ем производства ограничен покупательной способностью населения, машины на известном уровне начинают вытеснять людей. В военном деле этого ограничения нет: людей истребляют независимо от их "покупательной способности". Несмотря на автотранспорт, современные армии требуют, как и в эпоху Наполеона, одной лошади на трех человек... В абсолютных числах это означает миллионные армии лошадей. Точно также, несмотря на механизацию всех отраслей военного дела, число людей, обслуживающих военные машины, не убывает, а растет.
Военные операции последнего времени (Дальний Восток, Абиссиния, Испания), несмотря на свой фрагментарный характер, оказались достаточны, чтоб окончательно вернуть стратегическую мысль с небес на землю. Чем ближе надвигается опасность войны, тем больше официальная стратегия возвращается к проверенным образцам. Сейчас все морские державы занялись обновлением старых и постройкой новых гигантских линейных кораблей, которые в первые годы после войны относились к категории ихтиозавров. Весьма вероятно, что маятник здесь откачнулся слишком далеко назад. В морском деле, где машина деспотически господствует над человеком, стратегическая мысль особенно консервативна и неповоротлива.
Но как бы дело ни обстояло с дредноутами, Англия снова вынуждена будет оборонять себя на европейском континенте. Люди живут не на воде, не в воздухе, а на земле. Морской и воздушный флоты представляют только вспомогательные средства для вторжения на чужую территорию, или для ограждения собственной. Решаться судьба войны будет на суше. Сухопутная армия остается, по крайней мере в европейском или мировом масштабе, главной силой нападения и обороны. Основу армии составляет пехота. Чем многочисленнее она, при прочих равных условиях, тем больше шансов на победу.
Война будет иметь тоталитарный характер, который выразится не только в том, что операции будут разыгрываться одновременно на земле, под землей, на воде, под водой и в воздухе, включая и стратосферу, но и в том, что война втянет в свой водоворот все население, все его богатства, материальные и духовные. Одна часть человечества будет сражаться на фронте трех измерений. Другая будет фабриковать амуницию, голодать и погибать в "тылу". Несмотря на завоевание эфира, стратосферы и полюса, несмотря на "лучи смерти" и иные апокалиптические ужасы, армии будут также сидеть в грязи, как сидели в прошлую войну, а может быть и значительно глубже.
Остается, конечно, разница экономического и технического уровня разных стран. Преимущества более высокой культуры особенно властно дадут себя знать во время войны. Если "секрет" будет известен всем участникам, то неодинаковой будет их способность фабриковать этот секрет в массовом количестве. Однако, различие уровней будет, как и в прошлой войне, в значительной мере нейтрализовано группировкой разных стран в обоих воюющих лагерях. Так, слишком явный перевес Германии над Францией, еслиб он обнаружился на деле, вызвал бы двойное усилие со стороны Великобритании и в то же время мог бы испугать Италию и побудить ее к выжиданию и даже к сближению с Францией. Если допустить, далее, что военно-технический перевес Германии обеспечил бы ей крупные успехи в борьбе с Великобританией, -- как и в противоположном случае, -- Соединенные Штаты снова оказались бы вынуждены выйти из состояния выжидательного нейтралитета. Взаимозависимость всех частей нашей планеты слишком велика, чтоб можно было надеяться на локализованную военную развязку. Где бы и по какому бы поводу ни началась война, крупные успехи одной из великих держав означали бы не конец войны, а только увеличение ее радиуса. Страх перед победителем вызвал бы расширение враждебной коалиции. Спираль войны захватит неизбежно всю нашу планету. Единственным нейтральным пунктом останется, может быть, Южный Полюс; Северный, во всяком случае, будет служить опорным пунктом для военной авиации. Предоставленная собственной логике, мировая война, при нынешних условиях техники, означала бы для человечества сложный и дорого стоющий метод самоубийства. Той же цели можно было бы достигнуть гораздо проще, именно заключив все человечество в клетку об'емом, примерно, в кубический километр, и утопив эту клетку в одном из океанов. Такая задача "короткого и решающего удара" была бы вполне по плечу современной технике, и обошлась бы несомненно дешевле, чем военная программа любой из великих держав.