Уже полтора месяца как я работаю на заводе. Я "стахановец", но особых заслуг у меня нет. Качество и количество моей работы такое же, как у рабочего моей категории во Франции. Но здесь в Москве, как и в Горьком, в Иванове, в Николаевске и др. городах, где я работал и где повсюду наблюдал низкую производительность труда, дело обстоит иначе. За последние 15 дней я заработал 600 руб., тогда как инженер цеха заработал только 250, а чернорабочие и рабочие 2-ой, 3-ьей и 4-ой категории -- большинство рабочих завода -- получили от 60 до 100 руб.
Однажды партийный делегат моего цеха, тот самый рабочий, от которого я узнал историю с самоубийством инженера, предупредил меня, что после работы состоится цеховое собрание; он пригласил меня присутствовать на нем. Я уже знал о собрании из стенной газеты, в нескольких номерах которой велась кампания за это собрание.
Собрание организовано профсоюзом и партией. Партийный элемент с точки зрения численности слабо представлен в цехе -- всего 4%. Но зато 100% рабочих -- члены профсоюза (принудительно). Мне дают листок и предлагают подписать обязательство присутствовать на собрании. Тоже делают все остальные рабочие. Когда приходит час окончания работы, я замечаю, что многие рабочие, несмотря на то, что подписали как и я "обязательство", без всякого колебания удирают.
Вхожу в зал собрания. У двери подписываюсь на листке. Рабочих очень немного. После выборов "почетного президиума" (все Политбюро) и делового президиума, директор завода делает обширный доклад. Содержание доклада следующее: оборудование завода достаточно, чтобы выполнить план. Но план не выполняется, так как рабочие и техники не выполняют своего долга. Налицо: дезорганизация, неспособность и саботаж. Совершенно необходимо улучшить качество продукции. Из за брака за последние два года, потеряна такая сумма, на которую можно было бы построить жилища для рабочих. Мы создали профшколы для поднятия квалификации рабочих, но они плохо их посещают и результаты ничтожны. Партия выполняет весь свой долг, но скрытые враги ведут подрывную работу. Мы имеем достаточно сил, чтобы сломить сопротивление врага, и т. д. Присутствующие, равнодушно выслушавшие длинную речь, горячо аплодируют.
Следует ряд заученных выступлений. Наступает очередь партийного делегата моего отделения. Я ожидаю какого-нибудь сюрприза, так как знаю его взгляды и настроения, -- но ошибаюсь. Он на все 100% согласен с докладом директора. Виноваты рабочие и техники. Неправда, что план преувеличен. Правильно, что имеются недовольные, которые между собой ругают методы дирекции и партии. Это низкий способ, клеветнический и подлый. Нужно иметь большевистскую смелость, чтобы защищать свои мысли здесь на трибуне, называть вещи своими именами, как это делает он сам (!).
После этого выступления я уже не мог оставаться в зале. Отвращение душило меня; не из за жалкого, противоречивого выступления этого рабочего, который в общем является ничем иным как жертвой режима, но из за гигантской бюрократической и террористической махины, воздвигнутой сталинизмом, махины, которая возвела двойственность и лицемерие в массовое явление.
*1 Продолжение. См. N 54-55.