Простите, что я не могу прислать вам обещанную к будущему номеру "Бюллетеня" статью о процессе: в желании у меня, разумеется, недостатка нет... но вы сами скажете, я в этом уверен, все необходимое об этой гнусной амальгаме.
Л. Троцкий.
(Перевод с французского. Л. Троцкий, интернированный в Норвегии, лишен возможности писать по русски).
Да, у Сталина должны были быть очень веские причины, чтобы пойти на это дело, на эти убийства. Даже целая серия причин, лежащих в разных плоскостях, но связанных между собой. Сталин и его сподручные несомненно считали этот процесс не только очень ловким и хитрым ходом, но и началом вступления в новый период, -- еще большего усиления могущества бонапартистской бюрократии и конца оппозиции. В свое время, когда Троцкий находился еще в СССР -- т.-е. в руках термидорианской клики, не решавшейся тогда отправить Троцкого на гильотину -- его высылку заграницу Сталин также считал очень тонким ходом... Не требуется особой проницательности, чтобы понять, что эта ошибка жжет теперь Сталина, как открытая рана, не давая ему покоя ни днем, ни ночью. Пройдет немного времени и то же будет и с Московским процессом. Это хладнокровно совершенное, страшное преступление падет на голову его творца!
Причины внутри-политические
Социализм построен, классы уничтожены -- возвещает официальная доктрина сталинизма. "Социализм построен", а никогда еще Советский Союз не знал такого неравенства -- теперь, почти два десятка лет после Октябрьской революции: зарплата в 100 рублей и зарплата в 8-10.000 рублей. Одни живут в бараках и ходят в рваной обуви, другие ездят в роскошных автомобилях и живут в великолепных квартирах. Одни бьются, чтобы прокормить себя и семью, другие, помимо автомобиля, имеют прислугу, дачу под Москвой, виллу на Кавказе и т. д. "Классы уничтожены", но, что общего имеет жизнь и быт директора треста и чернорабочего? Маршала и колхозника? Разумеется, известное неравенство еще и сейчас неизбежно, но весь вопрос в том, что это неравенство усиливается с каждым годом, принимая самые чудовищные размеры, и выдается за... социализм.
В самых разных областях ликвидируется наследство Октябрьской революции. Революционный интернационализм заменен культом родины в духе былого квасного патриотизма. А родина значит прежде всего начальство. Введены чины, ордена, титулы. Восстановлена офицерская каста во главе с маршалами. Старые коммунисты-рабочие оттерты на задний план; рабочий класс расслаивается; ставка бюрократии идет на "беспартийного большевика", стахановца, т.-е. на рабочую аристократию; на мастера, и прежде всего, на спеца и администратора. Восстанавливается старая мелкобуржуазная семья, которая идеализируется самым мещанским образом; несмотря на всеобщие протесты, запрещены аборты, что в тяжелых материальных условиях, при примитивных культурности и гигиене, означает закабаление женщины, т.-е. возврат к дооктябрьским временам. Отменен декрет Октябрьской революции о новой школе. Школа реформирована по образцам царской России: введена форма для учеников -- не только для того, чтобы сковать их независимость мундиром, но и чтобы вне школы облегчить слежку. В основу оценки школьника положены отметки за поведение: это курс на покорного, послушного, а не живого и самостоятельного ученика. "Почтение к старшим", наряду с "честью мундира", провозглашаются основной добродетелью молодых. Введен целый институт надсмотрщиков за поведением и нравственностью молодежи.
Распущено общество старых большевиков и общество политкаторжан. Они слишком напоминают "проклятое" революционное прошлое.
В экономике идет резкий курс направо: восстанавливается рынок, денежный расчет, сдельная зарплата. От административного уничтожения классов сталинское руководство перешло к курсу на зажиточных. Под знаком ставки на зажиточных идет дифференциация между колхозами и внутри колхозов.
"Социализм построен", а в стране огромное число проституток и рост проституции. Проститутка же чаще всего -- мало зарабатывающая работница или служащая, или, наконец, вытесненная из деревни в город бывшая колхозница. Беспризорность далеко не ликвидирована.
"Социализм построен" -- значит государство должно отмирать и во всяком случае роль принуждения должна становиться все меньше. Происходит обратное. Никогда еще репрессии не имели такого всеобщего и такого жестокого характера, и эти репрессии, в прошлом направлявшиеся против классовых врагов пролетариата, -- теперь направлены против самого пролетариата, ибо от него новый господствующий социальный слой -- бюрократия -- защищает свои материальные привилегии. Правдами и неправдами бюрократия присваивает огромную часть народного дохода. Ей есть что защищать! От'евшаяся, преуспевающая советская бюрократия бешено защищает свои привилегии, свою "зажиточную, веселую жизнь" от бесправных масс.
Но в то же время, хотя и крайне медленно, -- куда медленнее, чем растет неравенство, -- улучшается материальное положение масс. Это придает им большую уверенность в себе, -- ведя не к усилению, а к ослаблению политических позиций бюрократии. Рабочий, который несколько лет тому назад целиком был занят добыванием хлеба насущного, часто работая по 14 и даже по 16 часов в сутки, -- в двух сменах, -- стремился единственно к тому, чтобы, по крайней мере, не быть голодным и накормить семью. Улучшение экономического положения дало ему возможность вздохнуть, повысило его потребности. На первых порах ему хочется одеться, иметь пальто, пойти в кино. Но это только начало. У рабочего появляется потребность к чтению, в культуре, он начинает помышлять -- или даже стремиться -- сознательно участвовать в производственном процессе, защищать свои интересы и скоро -- о ужас! -- захочет активно участвовать в политике. Этого Сталин, разумеется, не может допустить. Этого он смертельно боится.
Недовольство рабочего, его стремление к активной политической жизни, его "оппозиционные" протесты против социального неравенства, весь тот комплекс жестоких противоречий, которые раздирают советское государство, -- Сталин хочет перекрыть полицейской репрессией! И чтоб придать репрессиям наиболее беспощадный характер, ему нужен "террор". Оглушая массу, запугивая ее, Сталин облегчает себе кровавую расправу. Вот, что вас ожидает, -- говорит он, показывая на трупы Зиновьева и Каменева, -- если вы посмеете усомниться в моей непогрешимости, если вы не согласитесь превратиться в бессловесных рабов бюрократии.
Если в прошлом всякое недовольство, всякий протест об'являлись "троцкизмом", то Московскими убийствами Сталин идентифицировал "троцкизм" с "терроризмом". Всякий недовольный или просто критически настроенный -- "троцкист"! Сегодня это значит -- "террорист". Не концлагерь и тюрьма грозят ему, а немедленный расстрел.
Сталин окончательно становится на путь поголовного физического истребления всех активно-недовольных, в первую очередь левых оппозиционеров. Застрельщики борьбы с бюрократией, единственные имеющие корни в массах пролетарские революционеры -- большевики-ленинцы -- самая большая опасность для Сталина. Их в концлагерях и изоляторах будут об'являть "террористами", т.-е. ставить под расстрел. По всему СССР сейчас несомненно идут "суды" и расстрелы -- сигналом к которым послужил Московский процесс. Страшная, жуткая реальность...
Московскими убийствами Сталин бьет и по собственному аппарату, прежде всего по той его прослойке, которая состоит еще из старых большевиков, ибо в этой части аппарата наблюдается широкое, хотя и скрытое недовольство. Превращенный в слепого исполнителя приказов сталинской верхушки, бывший революционер теряет всякую перспективу, его права сведены к праву восторгаться "отцом народов"; а он лучше других знает Борджиа-Сталина, вероломного узурпатора, хладного убийцу -- могильщика революции. И для сплочения своего собственного аппарата -- во всяком случае той его части, которая связана еще чем то с Октябрьской революцией -- Сталину сегодня не остается ничего другого, как терроризировать его все больше и больше.
Московскими убийствами Сталин хочет и политически убить левую оппозицию и Троцкого лично, против которого направлено главное острие процесса. Троцкий -- главный обвиняемый, хотя он и не сидел на скамье подсудимых. Его стремится Сталин облить грязью и кровью. Рессурсы ругани и газетной клеветы исчерпаны. Трупами расстрелянных Сталин хочет придать новый вес самой отравленной, самой грязной, самой подлой клевете. Не расстреляй он Зиновьева, Каменева и др., процесс был бы разоблачен, как жалкая комедия, а не как страшная трагедия. Только подкрепленная убийствами клевета Московского процесса приобретала силу и могла потрясти мировое общественное мнение.
Своими расстрелами Сталин показывает -- и хочет показать -- что бонапартистская бюрократия ни пред чем не остановится в борьбе за узурпированную ею власть и в борьбе за свои привилегии. Рабочий класс должен это твердо запомнить.
Но эти убийства свидетельствуют и о том, как непрочно положение бюрократии. От избытка сил на такие кровавые дела не идут. Чтобы укрепить свое положение, бюрократия -- Сталин -- должна довести уже и без того совершенно терроризированную страну до новых еще невиданных форм чудовищного произвола и кровавой расправы. А это тупик. Выход из него -- в той мере, как это зависит от бюрократии -- может быть найден только на путях дальнейшей, более глубокой реакции. Попыткой политически убить Троцкого и убийствами старых большевиков, Сталин хочет облегчить себе пути выхода в сторону реакции.
Военная опасность только усугубляет бонапартистский характер сталинизма. Не на инициативе и мужестве рабочего класса в борьбе за идеалы коммунизма ставит Сталин свою ставку на случай грядущей войны, а на офицерскую привилегированную касту, на слепое подчинение запуганных, бесправных -- "младших" -- всемогущими "старшим".
Расстрел старых большевиков -- какая прелюдия к "самой демократической конституции в мире"! Да ведают имеющие иллюзии, -- как бы говорит Сталин, -- что демократизм конституции заключается в том, что избирателям и с'ездам дается право голосовать за меня. А кто не за Сталина, т.-е. не за бюрократию с ее привилегиями, тот троцкист -- сиречь террорист, того мы расстреляем в 24 часа. Сталинская конституция является лживым прикрытиям плебесцитарного режима.
Есть может быть еще одна причина, толкавшая Сталина на убийства старых большевиков. Это страх бюрократии перед террором -- разумеется, не организованным террором, как это хотели представить на Московском процессе, такового в СССР нет, -- а перед отдельными террористами из отчаявшейся и потерявшей перспективы молодежи. Но вряд ли террористические тенденции сильны в СССР. Во всяком случае за десятилетие бюрократического господства, было совершено одно политическое убийство, направленное против сталинской верхушки (убийство Кирова). Гораздо вероятнее, что бюрократия искусственно раздувает эту опасность, с целью оправдать и облегчить себе расправу с инакомыслящими и недовольными.
Это внутри страны, а во вне?
Внешне-политические причины
Сталин не только кроваво рвет с большевизмом, со всеми его традициями и прошлым, -- он старается втоптать большевизм и Октябрьскую революцию в грязь. Он это делает в интересах мировой и внутренней реакции. Трупы Зиновьева и Каменева должны в глазах мировой буржуазии доказать разрыв Сталина с революцией, послужить ему свидетельством о благонадежности и национально-государственной зрелости. Трупы старых большевиков должны доказать мировой буржуазии, что Сталин действительно радикально изменил свою политику, что люди, вошедшие в историю, как вожди революционного большевизма, -- враги буржуазии, они и его враги. Троцкий, имя которого неразрывно связано с именем Ленина, как вождя Октябрьской революции, Троцкий, создатель и руководитель Красной армии; Зиновьев и Каменев -- ближайшие ученики Ленина, один председатель Коминтерна, другой заместитель Ленина и член Политбюро; Смирнов, старейший большевик, победитель Колчака -- сегодня они расстреливаются, и в этом мировой буржуазии надлежит видеть символ нового времени. Это конец революции, -- говорит Сталин. Мировая буржуазия может и должна считаться теперь со Сталиным, как с серьезным союзником, как с вождем национального государства*1.
Это основная цель процесса в области внешне-политической. Но это не все, далеко не все. Немецкого фашисты, кричащие о том, что борьба с коммунизмом является их исторической миссией, в последнее время находятся в явном затруднении. Сталин давно отказался от курса на мировую революцию. Он ведет "благоразумную" национальную политику, термидорианские реформы следуют одна за другой. Фашистам и другим наиболее злобным врагам коммунизма все труднее становится изображать Сталина, с его "национальным" III Интернационалом, как источник революционной опасности и потрясений. С тем большей настойчивостью они клевещут, что IV Интернационал является ничем иным, как филиалом III-го, -- на основе разделения труда. Одни помогают термидорианской политике Сталина в СССР, другие (IV Интернационал) разжигают революцию на Западе, изображая из себя врагов Сталина, а на самом деле являясь лишь его помощниками*2.
Это дает Сталину дополнительный повод совершить свои убийства и фактически приговорить к расстрелу Троцкого, -- вот доказательство того, что Сталин ничего общего не имеет ни с революцией, ни с революционным IV Интернационалом.
Вместо международной революции -- Лига Наций, блок с буржуазией в рамках, так называемого, Народного фронта, а во Франции уже перспектива французского фронта, т.-е. Святого единения. Никакой помощи испанским революционерам! Да здравствует Польша Пилсудского! Сталин без колебаний договорился бы и с Гитлером, за счет немецкого и международного рабочего класса. Дело только за Гитлером! Вся эта международная политика сталинизма отталкивает и будет все больше отталкивать рабочий класс от тех партий, которые почему-то еще называются коммунистическими. В европейском рабочем классе, и в частности, среди рабочих коммунистов, растет недоверие и недовольство сталинской политикой. Само по себе это не очень смущало бы Сталина, если бы не боязнь того, что передовые рабочие найдут пути к IV Интернационалу. Сталин понимает какой это грозит ему опасностью также и в СССР. (В этом отношении он, в скобках будь сказано, более дальнозорок, чем иные мещанские критики, считающие нас "сектантами" без перспектив). Поэтому Сталин стремится скомпрометировать IV Интернационал, убить Троцкого политически, обвинив его в терроризме и в связи с Гестапо, и придавая этим обвинениям "убедительность" при помощи расстрелов старых большевиков... Кровью и грязью Сталин хочет отрезать передовым рабочим пути в ряды IV Интернационала. Это еще одна цель Московского процесса.
"Сладкая месть"
Помимо политических причин в деле есть и чисто личная причина: сталинская ненасытная жажда мести. Она входит составной частью во все сталинские дела. Немалую роль сыграла она и в создании последней амальгамы.
В одном из последних писем, которое Л. Д. Троцкий написал до своего интернирования в Норвегии, он рассказывает следующий эпизод:
"В 1924 году, летним вечером, Сталин, Дзержинский и Каменев сидели за бутылкой вина (не знаю была ли это первая бутылка), болтая о разных пустяках, пока не коснулись вопроса о том, что каждый из них больше всего любит в жизни. Не помню, что сказали Дзержинский и Каменев, от которого я знаю эту историю. Сталин же сказал: "Самое сладкое в жизни -- это наметить жертву, хорошо подготовить удар, беспощадно отомстить, а потом пойти спать"*3.
В том же письме Троцкий приводит, со слов Крупской, отзыв Ленина о Сталине, который еще никогда не был опубликован:
"Осенью 1926 года, Крупская, в присутствии Зиновьева и Каменева, сказала мне: "Володя (уменьшительное имя от Владимир, т.-е. Ленин) сказал о Сталине: ему не хватает элементарной честности. И она прибавила: "Вы понимаете? Самой простой человеческой честности". Я никогда не опубликовывал этих слов, так как опасался повредить Крупской, теперь же, когда она беспомощно плывет по официальному течению и не подымает голоса протеста против подлого преступления правящей клики, я считаю себя вправе предать эти слова гласности".
(Троцкий тогда еще не знал о жалкой и вместе с тем гнусной, как то ни тяжко сказать, статье Крупской к процессу).
Напомним и некоторые другие отзывы Ленина о Сталине. В марте 1923 года Ленин готовился к борьбе против Сталина на XII с'езде партии; через своего секретаря Фотиеву он передал Троцкому, -- не вступать в переговоры со Сталиным, ибо "Сталин заключит гнилой компромисс и обманет".
Такой "компромисс" Сталин заключил перед процессом с Зиновьевым и Каменевым и др.: за признания -- жизнь. И обманул! И как обманул!
Еще раньше Ленин сказал про Сталина: "Сей повар будет готовить только острые блюда". Ленин, хотя и правильно предчувствовал "тенденции" Сталина, но он даже в отдаленной степени не представлял себе до чего дойдет этот современный Цезарь Борджиа.
Грубость и нелойяльность, вероломство, неразборчивость в средствах -- вот самые характерные черты Сталина. Эти личные черты Сталина стали чертами руководящей бонапартистской клики. И этого человека "Правда" называет "светлым, кристально-чистым". Нет границ человеческой подлости!
Сталин, который в аппаратных кругах считается "опытным дозировщиком", зарывается все больше. Под'ем революционного рабочего движения на Западе -- а отсюда и в СССР, положит конец растленному режиму бонапартистской клики, и тогда этот человек сам станет жертвой своих вероломных планов и гнусностей!
*1 О. Бауэр в ужасе от того, какое впечатление московские расстрелы производят на искренних, либеральных и социалистических друзей СССР. Для Сталина это пройденный этап. Эти друзья ему теперь мало нужны. Он ищет гораздо более "солидных" друзей и союзников на случай войны в лице французской, английской, американской и др. буржуазии.
*2 С этой целью немецкие фашисты пустили, например, недавно слух о совместной конференции III и IV Интернационалов в Бреде, о финансировании IV Интернационала Сталиным и прочей чепухе.
*3 Перевод с немецкого.