Обращаясь к народу за спасительным хлыстом, бюрократия ставит, однако, ультимативное условие: чтоб не было политики. Эта священная функция должна попрежнему оставаться монополией "вождя". На щекотливый вопрос американского собеседника о партиях Сталин ответил: "Коль скоро нет классов, коль скоро грани между классами стираются ("нет классов" -- "грани между классами -- которых нет! -- стираются". Л. Т.), остается лишь некоторая, но не коренная разница между различными прослойками социалистического общества, не может быть питательной почвы для создания борющихся между собой партий. Где нет нескольких классов, не может быть нескольких партий, ибо партия есть часть класса". Каждое слово -- ошибка, а иногда и две!
У Сталина выходит так, будто границы классов строго очерчены, и будто каждому классу отвечает в каждый данный период только одна партия. Марксистское учение о классовой природе партий превращено здесь в смехотворную бюрократическую каррикатуру: политическая динамика совершенно выключается из исторического процесса -- в интересах административного порядка. На самом деле такого примера, где одному классу соответствует только одна партия, не найти на всем протяжении политической истории! Классы не однородны, раздираются внутренними антагонизмами и даже к разрешению общих задач приходят не иначе, как через внутреннюю борьбу тенденций, группировок и партий. Можно с известными ограничениями признать, что "партия есть часть класса". Но так как у класса есть много "частей" -- одни глядят вперед, другие назад, -- то один и тот же класс может выделить несколько партий. По той же причине одна партия может опираться на части нескольких классов.
Замечательно, что эта скандальная ошибка Сталина имеет совершенно бескорыстный характер, ибо в отношении СССР он исходит ведь из утверждения, что там нет классов вообще. Частью какого же класса является ВКП -- после упразднения всех классов? Вступив неосторожно в область теории, Сталин доказывает более, чем хотел. Из его рассуждения вытекает не то, что в СССР не может быть разных партий, а то, что там не может быть ни одной партии: где нет классов, там вообще нет места для политики. Однако, из этого закона Сталин делает любезное исключение в пользу той партии, генеральным секретарем которой он состоит.
Несостоятельность сталинской теории партий лучше всего раскрывается на истории рабочего класса. Несмотря на то, что по своей социальной структуре он является, несомненно, наименее разнородным из всех классов капиталистического общества, наличность такой "прослойки", как рабочая аристократия и связанная с ней рабочая бюрократия, ведет к созданию реформистских партий, превращающихся неизбежно в одно из орудий буржуазного господства. Является ли с точки зрения сталинской социологии разница между рабочей аристократией и пролетарской массой "коренной" или лишь "некоторой", это все равно; но именно из этой разницы выросла в свое время необходимость создания Третьего Интернационала. Не может, с другой стороны, подлежать сомнению, что структура советского общества неизмеримо разнороднее и сложнее, чем структура пролетариата капиталистических стран. Тем самым она может представить достаточную питательную почву для нескольких партий.
Сталина интересует на самом деле не социология Маркса, а монополия бюрократии. Это совсем не одно и то же. Всякая рабочая бюрократия, даже и не обладающая государственной властью, склонна считать, что в рабочем классе нет "питательной почвы" для оппозиции. Вожди британской Лэбор-парти изгоняют революционеров из профессиональных союзов на том основании, что в рамках "единого" рабочего класса нет места для борьбы партий. Точно также поступают г.г. Вандервельде, Леон Блюмы, Жуо и проч. Этот образ действий продиктован не метафизикой единства, а эгоистическими интересами привилегированных клик. Советская бюрократия неизмеримо могущественнее, богаче и самоувереннее рабочей бюрократии буржуазных стран. Высоко квалифицированные рабочие пользуются в Советском Союзе такими привилегиями, которых не знают наиболее высокие категории труда в Европе и Америке. Этот двойной слой: бюрократия, опирающаяся на рабочую аристократию, и управляет страной. Нынешняя правящая партия СССР есть не что иное, как политическая машина привилегированного слоя. Сталинской бюрократии есть что терять и нечего больше завоевывать. Она не склонна делиться тем, что имеет. "Питательную почву" она хочет и впредь сохранить только для себя.
Правда, большевистская партия имела монопольное положение в государстве и в первый период советской эры. Однако, отождествлять эти два явления значит принимать видимость за существо. В годы гражданской войны, при исключительно тяжелых исторических условиях, партия большевиков увидела себя вынужденной запретить временно другие партии, не потому, что у них не было "питательной почвы", -- в этом случае не было бы нужды и запрещать их, -- а наоборот, именно потому, что питательная почва была: это и делало их опасными. Партия открыто объясняла массам то, что делала, ибо дело явно для всех шло о защите изолированной революции от смертельных опасностей. Ныне бюрократия тем более подкрашивает социальную действительность, чем более нагло она ее эксплоатирует в свою пользу. Если верно, что царство социализма уже наступило, и питательная почва для политических партий исчезла, то незачем было бы и запрещать их. Оставалось бы, в соответствии с программой, упразднить "какие бы то ни было ограничения свободы". Но о такой конституции бюрократия не позволяет никому и заикаться. Внутренняя фальшь всего построения бьет в глаза!
Пытаясь рассеять естественные сомнения своего собеседника, Сталин выдвинул новое соображение: "Избирательные списки на выборах будет выставлять не только коммунистическая партия, но и всевозможные общественные беспартийные организации. А таких у нас сотни"... "Каждая из прослоек (советского общества) может иметь свои специальные интересы и отражать (выражать?) их через имеющиеся многочисленные общественные организации". Именно по этой причине, очевидно, новая советская конституция и будет "самой демократической конституцией из всех существующих в мире".
Этот софизм не лучше других. Важнейшие "прослойки" советского общества это верхи бюрократии, ее средний и низший слои, рабочая аристократия, колхозная аристократия, средняя рабочая масса, средние слои колхозников, крестьяне-единоличники, низшие рабочие и крестьянские слои, переходящие в лумпен-пролетариат, беспризорные, проститутки и проч. Что касается советских общественных организаций, -- профессиональных, кооперативных, культурных, спортивных и пр. -- то они вовсе не представляют интересы разных "прослоек", ибо все они имеют одну и ту же иерархическую структуру: даже в тех случаях, когда организации опираются на непривилегированные круги, как, например, профессиональные союзы и кооперативы, активную роль в них играют исключительно представители привилегированных верхов, а последнее слово остается за "партией", т.-е. политической организацией командующего слоя. Участие неполитических организаций в избирательной борьбе приведет, следовательно, ни к чему другому, как к соперничеству разных клик бюрократии, в пределах, указанных Кремлем. Правящая верхушка расчитывает таким путем узнать кое-какие скрытые от нее тайны и освежить свой режим, не допуская, в то же время, политической борьбы, которая неизбежно направилась бы против нее самой.