Письма и документы, опубликованные за последнее время т.т. Таровым и Цилигой, чрезвычайно оживили внимание к репрессиям советской бюрократии против революционных борцов. Через 18 лет после Октябрьской революции, когда в СССР, согласно официальной доктрине, "окончательно и бесповоротно" победил социализм, революционеров, беззаветно преданных делу коммунизма, но не признающих догмата непогрешимости сталинской клики, заключают на годы в тюрьму, запирают в концентрационные лагери, вынуждают к принудительным работам, подвергают, при попытке сопротивления, физическим истязаниям, пристреливают, в случае действительного или мнимого побега, или намеренно доводят до самоубийства. Когда сотни заключенных, в виде протеста против невыносимых издевательств, прибегают к страшному средству голодовки, их подвергают насильственному питанию, чтобы затем поставить их в еще худшие условия. Когда отдельные революционеры, не находя других способов протеста, вскрывают себе вены, агенты ГПУ, т.-е. агенты Сталина, "спасают" самоубийц, чтобы затем с удвоенной свирепостью показать им, что действительного спасения для них нет.
Элемент особого трагизма вносит в эту и без того страшную картину рассказ тов. Цилиги, одного из бывших руководителей югославской секции Коминтерна. Существовавшие в руководстве этой партии разногласия при всяких других условиях были бы разрешены дискуссией, съездом, в крайнем случае -- расколом. Не то в Коминтерне. Та часть национального ЦК, которая в данный момент выполняет поручения московской клики, обращается к последней с ходатайством избавить ее от оппозиции. Сталин вызывает оппозиционеров в Москву, где их, после короткой попытки "убеждения", подвергают аресту, заключению в изоляторы и другим видам расправы. Среди сотен убитых "в связи" с делом Кирова, т.-е. в подавляющем большинстве своем без всякой связи с этим делом, расстрелян был ряд болгарских и других иностранных оппозиционеров. Право убежища для революционных эмигрантов обусловлено, таким образом, обязательством с их стороны отказаться от всяких прав на самостоятельную мысль. Вызов в Москву "на совещание" означает сплошь да рядом предательскую ловушку. Если "преступник" неуловим, захватывают его жену, дочь или сына. В этих случаях агенты Сталина действуют методами, достойными самых квалифицированных американских гангстеров.
Так называемые коммунистические партии не только прикрывают эти неслыханные злодейства г.г. маршалов и сверхмаршалов против революционеров; злодейства, в которых вожди отдельных секций Коминтерна принимают прямое участие, -- печать Коминтерна пытается сверх того повернуть самое острие обвинения против жертв. Дело идет, видите ли, вовсе не о простых оппозиционерах, не о большевиках, возмущенных самоуправством Сталина или патриотическим падением Коминтерна. Нет, дело идет о "террористах", о заговорщиках против священной особы вождя или одного из маршалов, наконец, об агентах иностранной разведки, о наемниках Гитлера или микадо. Зиновьев и Каменев уличены в страшном преступлении: они критиковали (в четырех стенах!) авантюристские темпы коллективизации, которые привели к бессмысленной гибели миллионов людей. Подлинно пролетарский суд, разобравши дело, посадил бы несомненно в тюрьму авантюристов-коллективизаторов. Суд Сталина и Ягоды посадил на 10 лет в тюрьму Зиновьева и Каменева по обвинению... в террористическом акте, к которому они не имели и не могли иметь ни малейшего отношения!
Еще два года тому назад социалдемократическая, лейбористская и трэдюнионистская пресса охотно подхватывала разоблачения не только действительных, но и мнимых преступлений советской бюрократии, чтобы компрометировать таким образом Октябрьскую революцию в целом. Сейчас по этой линии, по крайней мере, в Европе, произошел полный поворот. Политика социалпатриотического "единого фронта" превратилась в заговор взаимного укрывательства. Даже в тех странах, где единого фронта, из-за ничтожества компартий, нет, реформистские организации предпочитают не ссориться с кремлевской верхушкой, которая теперь, когда она написала на своем знамени защиту Лиги Наций и демократических отечеств, несравненно ближе им, чем преследуемые ею революционеры-интернационалисты. Благовидным оправданием для замалчивания преступлений сталинской бюрократии является, разумеется, "защита СССР".
В связи с этим надо еще упомянуть особую категорию профессиональных "друзей" Кремля: интеллигентов, ищущих безубыточного идеала, писателей, оценивших преимущества Госиздата, адвокатов, жаждущих рекламы, наконец, просто любителей бесплатных проездов и юбилейных банкетов; эта паразитическая, в большинстве своем, публика охотно распространяет затем в обоих полушариях те вымыслы и наветы, которые агенты ГПУ внушают своим "друзьям" во время героических ужинов в честь Октябрьского переворота. Достаточно сослаться хотя бы на непристойную роль такого выдающегося писателя, как Ромен Роллан!
Братание верхов выродившегося Коминтерна с верхами Второго Интернационала, вызывает, однако, и спасительную реакцию. У все большего числа передовых рабочих открываются глаза. Такие "социалистические" нравы, как постоянное ползание на животе перед "вождями", как византийская лесть, как создание касты "красных" полковников, генералов и маршалов, как реакционный культ мелкобуржуазной семьи, вплоть до возрождения рождественской елки, заставляют мыслящих рабочих всех стран догадываться, насколько глубоко успел прогнить правящий слой Советского Союза. На почву пробужденного критического сознания падают ныне сообщения о зверствах бюрократии против тех революционеров, которые покушаются на ее священные привилегии, упорно отказываясь принимать евангелие Димитрова, Литвинова и Лиги Наций.
Число таких "преступников" неизменно растет. В течение одной только последней чистки правящей партии СССР (вторая половина 1935 г.) исключено, насколько можно судить по официальным данным, от 10 до 20 тысяч одних только "троцкистов". Все исключенные такого рода, по общему правилу, немедленно арестуются и ставятся в условия царской каторги. Об этих фактах надо рассказать рабочему классу всего мира!
Правда, и теперь нередки еще на Западе деятели рабочего движения, которые искренно спрашивают себя: не повредят ли такого рода разоблачения Советскому Союзу? Нет ли опасности, что вместе с грязной водой можно выплеснуть из ванны и ребенка? Такие опасения не имеют, однако, под собой реальной основы. Могут ли разоблачения сталинских зверств над революционерами повредить советскому правительству в глазах буржуазного мира? Наоборот: вся буржуазия, в том числе и белая эмиграция, в истребительном походе Сталина против большевиков-ленинцев и других революционеров видит лучший залог "нормализации" советского режима. Серьезная и ответственная капиталистическая печать всего мира дружно аплодирует борьбе против "троцкистов". Немудрено: ведь Литвинов, бок о бок с представителями мировой реакции, заседает в Женевской комиссии по борьбе с "терроризмом". Дело идет, конечно, не о борьбе с правительственным террором против революционных рабочих, а о борьбе с одиночками-мстителями, посягающими на коронованных и некоронованных угнетателей. Метод индивидуального террора марксисты, как известно, непримиримо отвергали и отвергают. Но это не мешало нам быть всегда на стороне Вильгельма Телля, а не австрийского деспота Гесслера. Советская дипломатия, наоборот, совместно с Гесслерами обсуждает сейчас, как лучше истреблять Теллей. Участием в международной облаве на террористов Сталин как нельзя лучше дополняет свою собственную террористическую облаву на большевиков. Ясно, что в глазах Лиги Наций, в глазах американского правительства, даже в глазах Гитлера, наши разоблачения только укрепят и без того уже широкий кредит Сталина.
Что касается реформистской рабочей бюрократии буржуазных стран, то за нее опасаться также нет оснований. Факты сталинских репрессий ей известны хорошо, но за последние два года она сознательно и злостно замалчивает их. В глазах Леона Блюма, Отто Бауэра, сэра Ситрина, Вандервельде и Ко, наши разоблачения во всяком случае не нанесут урона советской бюрократии: здесь дело идет о дружбе по рассчету, и эта дружба направлена прежде всего против левого, революционного крыла.
Остаются рабочие массы. В большинстве своем они искренно и честно преданы Советскому Союзу, хотя и не всегда знают, как эту преданность выразить на деле. Массам тем труднее найти в этом вопросе правильную дорогу, что над ними высятся бюрократические аппараты, которые неутомимо и искусно обманывают их. Дело сводится таким образом к простому вопросу: должны ли и мы, со своей стороны, обманывать массы, или же обязаны говорить им правду? Для марксиста поставить этот вопрос, значит ответить на него. Революция не нуждается в слепых друзьях, или в союзниках с повязками на глазах. Рабочие не дети. Они способны оценить одновременно и грандиозность завоеваний Октября, и тяжесть исторического наследства, которое сгустилось на ее теле в виде страшного бюрократического нарыва. Никуда не годится революционер, который боится сказать массам то, что знает сам! Предоставим двойную бухгалтерию патриотическим парламентариям, салонным идеалистам и попам. "Друзья СССР" и прочие филистеры скажут, может быть, что нами руководит "фракционное" и даже "личное" озлобление? Конечно, скажут. Но мы еще не разучились -- благодарение природе! -- презирать филистеров и их общественное мнение. Прикрашивая настоящее, нельзя подготовлять будущее. Верность Октябрьской революции требует беспощадного разоблачения, а если нужно, то и выжигания ее язв. Ложь есть орудие имущих классов. Она стала ныне также орудием и советской бюрократии. Угнетенным нужна правда. Рабочие должны знать всю правду о Советском Союзе, дабы грядущие события не застигли их врасплох.
Надо как можно шире через посредство всей честной печати распространить сведения о тех подлых репрессиях, которым подвергаются безупречные пролетарские революционеры в Советском Союзе. Главная и ближайшая задача при этом: облегчить участь десятков тысяч жертв бюрократической мстительности. Необходимо придти им на помощь всеми способами, какие вытекают из обстановки и из горячего желания спасти героических борцов. Выполняя эту задачу, мы поможем вместе с тем трудящимся Советского Союза и всего мира сделать новый шаг вперед на пути своего освобождения.
Л. Троцкий.