Уругвай порвал дипломатические отношения с СССР. Мера эта принята, несомненно, под давлением Бразилии и других южно-американских стран, возможно также и Соединенных Штатов, в виде "предупреждения". Разрыв дипломатических отношений есть, другими словами, акт империалистской провокации. Другого смысла он не имеет. Что касается денежной помощи Коминтерна южно-американским революционерам, то для этого совсем не нужны дипломатические представительства: есть десятки других путей. Мы не говорим уже о том, что вмешательство Коминтерна в революционные движения везде и неизменно вело и ведет к их крушению, так что буржуазные правительства должны были бы по чистой совести не жаловаться на руководителей этого учреждения, а, наоборот, выдавать им высокие ордена, -- не "орден Ленина", конечно, а, например, орден Сталина.
Но не эта сторона дела нас сейчас интересует, а поведение советской печати. Трудно представить себе более отвратительное зрелище! Вместо того, чтобы направить громы своего вполне законного негодования против могущественных вдохновителей уругвайской реакции, советская печать занимается пошлыми и глупыми издевательствами над малыми размерами Уругвая, над малочисленностью его населения, над его слабостью. В наглых и насквозь реакционных стихах Демьян Бедный рассказывает, как он не мог без очков найти на карте Уругвай, и вспоминает по этому поводу, как во время Октябрьской революции уругвайский консул беспомощно жаловался на захват большевиками его автомобиля. При этом придворный поэт передает речь консула со всякими "национальными" акцентами, совершенно в духе черносотенных острот царских официозов "Нового Времени" и "Киевлянина" (говорят, кстати, что в "Киевлянине" Демьян Бедный и начал некогда свою литературную карьеру). Что рабочие и красногвардейцы отнимали в дни Октябрьского переворота у господ дипломатов автомобили, это верно: приходилось разоружать классового врага, так как все дипломаты стояли на стороне контр-революции. Достаточно напомнить, что Керенский бежал из Петрограда под прикрытием американского флажка. Но после победы, при разборе всяких жалоб, дипломаты малых и слабых стран встречали со стороны советского правительства гораздо больше внимания и предупредительности, чем крупные хищники. И уж во всяком случае, еслиб кто-либо попробовал в те дни издеваться над "национальным" акцентом, то был бы выброшен в ближайшую помойную яму.
Ныне наоборот. Сталин и Литвинов ходят на задних лапах перед Муссолини и Лавалем. Каким унизительным тоном разговаривала Москва с Гитлером сейчас же после его прихода к власти! Зато они позволяют себе все свое великодержавное великолепие обрушить на голову "маленького", "ничтожного", "незаметного на карте" Уругвая. Как будто дело идет о размерах страны или численности народа, а не о политике правительства! В такого рода "мелочах" реакционный дух правящей бюрократии сказывается, пожалуй, еще нагляднее, чем в ее общей политике.
Напомним еще один эпизод. В день приезда в Москву английского министра Идена могилевская партийная газета написала статью о лицемерии британской политики. "Правда" возмутилась: "нужно ли большее свидетельство политической тупости"? Писать о лицемерии британской дипломатии -- значит обнаруживать тупость; зато вполне допустимо заниматься ксенофобской и шовинистической порнографией по отношению к уругвайскому народу -- именно народу, ибо -- да будет ведомо сикофантам "Правды" -- язык, территория и численность населения относится к народу, а не к правительству.
P. S. Как это ни невероятно, Молотов сослался в своем докладе на сессии ЦИК-а на постыдное произведение Демьяна Бедного, как на выражение правительственной оценки разрыва с Уругваем. На шовинистической порнографии поставлен таким образом официальный штемпель сталинского правительства. Сползать так сползать до конца!