Ревизия принципов большевизма привела неотвратимо к ревизии истории большевизма. В частности, то, что ныне именуется историей Октябрьской революции, есть совершенно искусственное и противоречивое построение, преследующее частные и личные задачи вершителей сегодняшней политики, а не восстановление и объяснение фактов прошлого.
В 1922 году Я. Яковлеву, нынешнему наркомзему, поручено было составить "Историю Октябрьской революции". Тот факт, что ЦК редактором работы Яковлева назначил заранее Троцкого, показывает, как далек был тогда ЦК, несмотря на отсутствие Ленина, от мысли направить против Троцкого историю Октябрьской революции. Поворот и в этой области начался только в 1924 году. Яковлев никакой истории Октябрьской революции, правда, не написал. Но он успел выпустить несколько сборников исторических материалов, снабдив их своими предисловиями. Можно установить такой, примерно, закон: правдивость предисловий Яковлева обратно пропорциональна квадрату времени, протекшего до издания каждого сборника. Проще: чем дальше, тем размашистее врал Яковлев. В 1928 году, в предисловии к протоколам второго съезда советов, Яковлев уже осмелился утверждать: "...большевики не поддались "конституционным иллюзиям", отказавшись от предложения тов. Троцкого приурочить восстание обязательно (?) ко 2-му съезду советов и взяли власть до открытия съезда советов". (Второй всероссийский съезд советов", Госиздат, 1928, стр. XXXVIII).
Из цитаты вытекает, что, в вопросе о сроке восстания и о методах его, ЦК под руководством Ленина провел политику, противоположную политике Троцкого. Фальшь этой конструкции, которая принадлежит не Яковлеву, а его вдохновителям, прежде всего Сталину, разбивается вдребезги о факты и документы, приведенные в последнем томе "Истории" Троцкого. Но в числе свидетельских показаний в "Истории" отсутствует одно, пожалуй, наиболее красочное.
23 апреля 1920 года московская организация праздновала пятидесятилетие Ленина. Невольный "виновник" торжества уклонился от чествования и явился только под самый конец его, чтоб выразить надежду на то, что партия в будущем откажется от удручающей системы юбилейных чествований. Ленин ошибся в этих своих надеждах. Юбилейные чествования приняли в дальнейшем принудительный характер. Но это вопрос особый.
Докладчиком на чествовании выступал Каменев. Кроме него говорили: Горький, Ольминский и Сталин. Еще далекий от предвиденья дальнейшего развития событий, Сталин поставил себе в коротенькой и очень нескладной речи задачей "отметить одну черту (Ленина), о которой никто еще не говорил -- это скромность, признание своих ошибок". Оратор привел два примера: первый -- относительно бойкота государственной думы (1905 год), второй -- относительно срока и метода октябрьского восстания. Приведем дословно рассказ Сталина об этой второй "ошибке" Ленина:
"В 1917 году, в июле, при Керенском, в момент, когда было созвано демократическое совещание и когда меньшевики и эсеры строили новое учреждение -- предпарламент, который должен был поставить на рельсы переход к учредилке, вот в этот момент у нас в ЦК было решение итти вперед по пути укрепления советов, созвать съезд советов, открыть восстание и объявить съезд советов органом государственной власти. Ильич, который в то время скрывался, не соглашался и писал, что эту сволочь (демократическое совещание) надо разогнать и арестовать. Мы понимали, что дело обстоит не так просто, зная, что совещание состоит в половине, или, по крайней мере, третьей своей части из делегатов фронта, что арестом и разгоном мы можем только испортить все дело и ухудшить отношения с фронтом. Все овражки, ямы, овраги на нашем пути нам были виднее. Но Ильич велик, он не боится (?!) ни ям, ни ухабов, ни оврагов на своем пути, он не боится угроз и говорит: "бери и иди прямо". Фракция же видала, что невыгодно тогда было так действовать, что надо обойти эти преграды, чтобы взять быка за рога. И, несмотря на все требования Ильича, мы пошли дальше по пути укрепления и предстали (?) 25 октября перед картиной (?) восстания. Ильич, улыбаясь, хитро глядя на нас, сказал: "да, вы правы были". Это опять нас поразило. Иногда т. Ленин в вопросах огромной важности признавался в своих недостатках (?)..." ("50-летие В. И. Ульянова-Ленина", 1920, стр. 27 -- 28).
Речь Сталина не вошла ни в какие сборники его "сочинений". Между тем, она в высшей степени интересна. Прежде всего, она не оставляет камня на камне от позднейшей легенды, наиболее "научно" формулированной Яковлевым: будто ЦК, под руководством Ленина, сокрушил конституционные иллюзии Троцкого в отношении сроков и методов восстания. По Сталину (т. е. по Сталину 1920 г.) выходит, наоборот, что в этом вопросе ЦК был единодушен с Троцким против Ленина.
В своих вспоминаниях 1924 года Троцкий рассказывал, как Ленин, появившись в Смольном, в ночь на 25-ое, сказал ему: "что ж, можно и так. Лишь бы взять власть". Историк Ярославский в 1930 г. с негодованием отвергал достоверность этого рассказа: ведь переворот совершен был Центральным Комитетом по Ленину -- против Троцкого; как же мог Ленин сказать: "можно и так"? Между тем, от Сталина мы узнаем, что Центральный Комитет, "несмотря на все требования Ильича", вел свою линию на съезд советов и "предстал 25 октября перед картиной восстания"; Ленин же по прибытии в Смольный заявил: "да, вы правы были". Можно ли себе представить более убедительное, хоть и невольное подтверждение рассказа Троцкого и более сокрушающее опровержение всех позднейших вымыслов?
Юбилейная речь Сталина поучительна и другими своими чертами и черточками. Какая убийственная примитивность в характеристике людей и обстоятельств! Самый план ЦК Сталин изображает неправильно: "Итти вперед по пути укрепления советов, созвать съезд советов, открыть восстание и объявить съезд советов органом государственной власти". Это ведь и есть та самая механическая схема, которую Ленин не без основания обвинял в конституционных иллюзиях: созвать ранее съезд советов, чтобы лишь затем объявить восстание, значило бы дать противнику возможность нанести удар съезду советов до восстания. Невольно возникает вопрос: не явились ли опасения Ленина результатом его свидания со Сталиным? На самом деле, план, осуществленный затем на деле, состоял в том, чтоб в процессе мобилизации масс под лозунгом съезда советов, как высшего органа страны, и под прикрытием этой легальной кампании, подготовить восстание и ударить в подходящий момент, близкий к съезду советов, но вовсе не обязательно после открытия съезда.
Сталин делает грубую ошибку в центральном пункте октябрьской стратегии именно потому, что он самостоятельно не продумывал вопросов переворота, ни во время событий, ни после них. Тем легче ему было благословить впоследствии Яковлева на то, чтоб недодуманные до конца его собственные, сталинские, стратегические мысли подкинуть Троцкому, а Сталина объединить с Лениным в борьбе против "конституционных иллюзий"! Из одного этого эпизода теоретический уровень эпигонов выступает во всем своем ужасающем убожестве.
Случайно попавшая в наши руки маленькая книжка юбилейных речей 1920 года не составляет какого-нибудь исключения. Не только архивы партии и советских учреждений, но и официальные издания до 1924 года представляют собою своего рода динамитный фундамент, на котором высится надстройка эпигонской идеологии. Каждый кирпич фундамента грозит взрывом. В больших, как и в малых вопросах, традиция большевизма полностью на стороне левой оппозиции.
Альфа