(Письмо китайским большевикам-ленинцам)
Дорогие товарищи!
После большого перерыва мы получили ваше письмо от 15 июня. Незачем говорить, как нас обрадовало оживление и возрождение китайской левой оппозиции после понесенных ею жесточайших полицейских разгромов. Насколько можно судить отсюда, при крайне недостаточной нашей осведомленности, выраженная в вашем письме позиция совпадает с нашей.
Непримиримое отношение к вульгарно-демократическому взгляду сталинцев на крестьянское движение не может, разумеется, иметь ничего общего с невнимательным или пассивным отношением к самому крестьянскому движению. Выпущенный два года тому назад Манифест Интернациональной левой оппозиции ("О задачах и перспективах китайской революции"), оценивая крестьянское движение южных провинций Китая, гласил: "Обманутая, разбитая, обескровленная китайская революция показывает, что она жива. Будем надеяться, что не так уж далеко то время, когда она снова поднимет свою пролетарскую голову". И дальше: "Широкий разлив крестьянского восстания может несомненно дать толчок оживлению политической борьбы в промышленных центрах. Мы на это твердо рассчитываем".
Ваше письмо свидетельствует, что под влиянием кризиса и японской интервенции на фоне крестьянской войны возрождается борьба городских рабочих. В Манифесте мы писали на этот счет с необходимой осторожностью: "Никто не может предсказать заранее, продержатся ли очаги крестьянского восстания непрерывно в течение всего того длительного периода, который потребуется пролетарскому авангарду, чтобы окрепнуть самому, ввести в бой рабочий класс и согласовать его борьбу за власть с повсеместным наступлением крестьян на своих ближайших врагов". Сейчас, очевидно, можно с большим основанием выразить надежду на то, что -- при правильной политике -- удастся слить рабочее и вообще городское движение с крестьянской войной: это и было бы началом третьей китайской революции. Но пока это все же еще лишь надежда, а не уверенность. Главная работа еще впереди.
В этом письме я хотел бы поставить только один вопрос, который представляется мне, по крайней мере, издалека, в высшей степени важным и острым. Еще раз напоминаю, что сведения, которыми я располагаю, совершенно недостаточны, случайны и отрывочны. Я с благодарностью приму всякие дополнения и поправки.
Крестьянское движение создало свои армии, захватило большие территории и возглавило их своими учреждениями. В случае дальнейших успехов, -- а мы все, разумеется, горячо желаем этих успехов, -- движение сомкнется с городскими и промышленными центрами и тем самым станет лицом к лицу с рабочим классом. Какова будет встреча? Обеспечен ли ее мирный и дружественный характер?
Вопрос на первый взгляд может показаться излишним. Во главе крестьянского движения стоят коммунисты или сочувствующие. Не очевидно ли, что рабочие и крестьяне должны при встрече дружно объединиться под коммунистическим знаменем?
К несчастью, вопрос совсем не так прост. Сошлюсь на опыт России. В годы гражданской войны крестьянство в разных частях страны создавало свои партизанские отряды, выраставшие иногда в целые армии. Некоторые из этих отрядов считали себя большевистскими и возглавлялись нередко рабочими. Другие оставались беспартийными и возглавлялись чаще всего бывшими унтер-офицерами из крестьян. Была и "анархистская" армия под командой Махно. Пока партизанские армии действовали в тылу у белогвардейцев, они служили делу революции. Некоторые из них отличались исключительным героизмом и выдержкой. Но в городах эти армии вступали нередко в конфликты с рабочими и с местными партийными организациями. Конфликты возникали также и при встрече партизан с регулярной Красной армией и в некоторых случаях принимали очень болезненный и острый характер.
Суровый опыт гражданской войны показал нам необходимость разоружать крестьянские отряды сейчас же после того, как Красная армия вступала в область, очищенную от белогвардейцев. Лучшие, наиболее сознательные и дисциплинированные элементы включались при этом в ряды Красной армии. Но значительная часть партизан пыталась сохранять самостоятельное существование и вступала нередко в прямую вооруженную борьбу с советской властью. Так было с анархистской, насквозь кулацкой по духу, армией Махно. Но не только с нею: многие крестьянские отряды, отлично дравшиеся против помещичьей реставрации, превращались после победы в орудие контр-революции.
Конфликты между вооруженными крестьянами и рабочими, чем бы они в каждом отдельном случае ни вызывались, сознательной ли провокацией белогвардейцев, бестактностью ли коммунистов, или неблагоприятным сочетанием обстоятельств, имели под собою одну и ту же социальную почву: различие классового положения и воспитания рабочих и крестьян. Рабочий подходит к вопросам под социалистическим углом зрения; крестьянин -- под мелкобуржуазным. Рабочий стремится имущество, отнятое у эксплоататоров, социализировать; крестьянин стремится его поделить. Дворцы и парки рабочий хочет отвести под общее пользование; крестьянин же, поскольку не может поделить их, склонен бывает сжигать дворцы и вырубать парки. Рабочий стремится решать вопросы в общегосударственном масштабе и по плану; крестьянин же подходит ко всем вопросам в местном масштабе и враждебно относится к планам центра. И т. д.
Разумеется, и крестьянин способен подняться до социалистической точки зрения. При пролетарском режиме все большие массы крестьян перевоспитываются в социалистическом духе. Но это требует времени, годов, даже десятилетий. Если же взять первоначальный этап революции, то противоречия между пролетарским социализмом и мужицким индивидуализмом принимают нередко очень острый характер.
Но ведь во главе китайских красных армий стоят все же коммунисты? Разве одно это не исключает конфликтов между крестьянскими отрядами и рабочими организациями? Нет, не исключает. Тот факт, что отдельные коммунисты стоят во главе крестьянских армий, еще вовсе не меняет социального характера последних, если даже руководящие коммунисты имеют серьезный пролетарский закал. А как обстоит дело в Китае? Среди коммунистических руководителей красных отрядов есть несомненно немало деклассированных интеллигентов и полуинтеллигентов, не прошедших серьезной школы пролетарской борьбы. В течение двух-трех лет они живут жизнью партизанских командиров и комиссаров, воюют, захватывают территории и пр. Они проникаются духом окружающей их среды. Большинство же рядовых коммунистов в красных отрядах состоит, несомненно, из крестьян, которые очень честно и искренне принимают имя коммунистов, но на деле остаются революционными пауперами или революционными мелкими собственниками. Кто в политике судит по названиям и этикеткам, а не по социальным фактам, тот пропал. Особенно, когда дело идет о политике с оружием в руках.
Действительная коммунистическая партия есть организация пролетарского авангарда. Между тем, рабочий класс Китая в течение последних четырех лет находился в угнетенном и распыленном состоянии и лишь ныне обнаруживает признаки оживления. Одно дело, когда коммунистическая партия, твердо опираясь на цвет городского пролетариата, пытается через рабочих руководить крестьянской войной. Совсем другое дело, когда несколько тысяч или даже десятков тысяч революционеров, руководящих крестьянской войной, являются или называют себя коммунистами, не имея серьезной опоры в пролетариате. Именно таково положение в Китае. Это чрезвычайно увеличивает опасность конфликтов между рабочими и вооруженными крестьянами. В буржуазных провокаторах недостатка, во всяком случае, не будет.
В России в эпоху гражданской войны пролетариат в большей части страны стоял уже у власти; руководство борьбой принадлежало крепкой, закаленной партии; весь правящий аппарат централизованной Красной армии был в руках рабочих. И несмотря на все это, крестьянские отряды, несравненно более слабые, чем Красная армия, нередко вступали с ней в столкновение после того, как она победоносно продвигалась в область крестьянского партизанства.
В Китае положение резко отличается, притом полностью к невыгоде рабочих. В важнейших районах Китая власть принадлежит буржуазным милитаристам. В других районах -- вождям вооруженных крестьян. Пролетарской власти еще нет нигде. Профессиональные союзы слабы. Влияние партии среди рабочих незначительно. Крестьянские отряды, преисполненные сознанием одержанных побед, стоят под прикрытием Коминтерна. Они называют себя "Красной армией", т. е. отождествляют себя с вооруженной силой Советов. Получается, что революционное крестьянство Китая, в лице своего правящего слоя, как бы заранее присвоило себе политические и моральные ценности, которые должны были бы, по существу дела, принадлежать китайским рабочим. Не может ли выйти так, что все эти ценности направятся в известный момент против рабочих?
Разумеется, крестьяне-бедняки, -- а таких в Китае подавляющее большинство, -- поскольку они политически мыслят, -- а таких небольшое меньшинство, -- искренне и горячо хотят союза и дружбы с рабочими. Но крестьянство, даже и вооруженное, не способно вести самостоятельной политики.
Занимая в будни промежуточное, неопределенное, колеблющееся положение, оно, в решающие моменты, может итти либо за пролетариатом, либо за буржуазией. Дорогу к пролетариату крестьянство находит не так-то легко, и лишь после ряда ошибок и поражений. Мост между крестьянством и буржуазией составляет городская мелкая буржуазия, главным образом интеллигенция, выступающая обычно под флагом социализма и даже коммунизма.
Командный слой китайской "Красной армии" успел несомненно выработать себе командную психологию. При отсутствии сильной революционной партии и массовых пролетарских организаций, контроль над командным слоем фактически невозможен. Командиры и комиссары являются неограниченными господами положения и, вступая в города, весьма склонны будут смотреть на рабочих сверху вниз. Требования рабочих будут казаться им нередко несвоевременными или неуместными. Не нужно забывать и такой "мелочи", что в городах штабы и учреждения победоносных армий располагаются не в пролетарских хижинах, а в лучших зданиях города, в домах и квартирах буржуазии: это еще более способствует тому, что верхний слой крестьянской армии склонен чувствовать себя частью "культурных" и "образованных" классов, отнюдь не пролетариата.
В Китае, таким образом, не только не устранены причины и поводы для столкновения между крестьянской по составу, мелкобуржуазной по руководству армией и рабочими, наоборот, вся обстановка чрезвычайно увеличивает возможность и даже неизбежность таких конфликтов, причем шансы пролетариата представляются заранее неизмеримо менее благоприятными, чем это было в России.
С теоретической и политической стороны опасность увеличивается во много раз вследствие того, что сталинская бюрократия перекрывает противоречивую обстановку лозунгом "демократической диктатуры" рабочих и крестьян. Можно ли придумать ловушку, более приятную по внешности, более вероломную по существу? Эпигоны мыслят не живыми социальными понятиями, а штампованными фразами: формализм -- основная черта бюрократии.
Русские народники некогда упрекали русских марксистов в том, что те "игнорируют" крестьянство, не ведут работы в деревне и пр. На это марксисты отвечали: мы поднимем и организуем передовых рабочих и через рабочих поднимем крестьян. Таков вообще единственно мыслимый для пролетарской партии путь.
Иначе поступили китайские сталинцы. Во время революции 1925-27 гг. они прямо и непосредственно подчинили интересы рабочих и крестьян интересам национальной буржуазии. В годы контр-революции они перешли от пролетариата к крестьянству, т. е. взяли на себя ту роль, которую у нас выполняли эсеры, когда были еще революционной партией. Еслиб китайская компартия сосредоточила за последние годы свои усилия в городе, в промышленности, на железных дорогах; еслиб она поддерживала профессиональные союзы, просветительные клубы, кружки; еслиб, не отрываясь от рабочих, она учила их понимать, что происходит в деревне, -- доля пролетариата в общем соотношении сил была бы сегодня несравненно более благоприятной. Партия же на деле оторвалась от своего класса. Этим она в последнем счете может нанести ущерб и крестьянству. Ибо если пролетариат будет и дальше оставаться в стороне, без организации, без руководства, то крестьянская война, даже и вполне победоносная, неизбежно упрется в тупик.
В старом Китае каждая победоносная крестьянская революция заканчивалась созданием новой династии, а затем и новых крупных собственников: движение замыкалось в порочный круг. При нынешних условиях крестьянская война сама по себе, без прямого руководства пролетарского авангарда, может лишь дать власть новой буржуазной клике, какому-нибудь "левому" Гоминдану, "третьей партии" и пр., которые на практике мало чем будут отличаться от Гоминдана Чан-Кай-Ши. А это означало бы новый разгром рабочих оружием "демократической диктатуры".
Какие же из этого следуют выводы? Первый вывод тот, что надо смело и открыто глядеть фактам в глаза. Крестьянское движение -- мощный революционный фактор, поскольку оно направляется против крупных земельных собственников, милитаристов, крепостников и ростовщиков. Но в самом крестьянском движении есть очень сильные собственнические и реакционные тенденции, и на известной стадии они могут враждебно направиться против рабочих, притом с оружием в руках. Кто забывает о двойственной природе крестьянства, тот не марксист. Нужно учить передовых рабочих под "коммунистическими" вывесками и знаменами различать действительные социальные процессы.
Нужно внимательно следить за операциями "Красных армий", систематически разъяснять рабочим ход, значение и перспективы крестьянской войны и связывать текущие требования и задачи пролетариата с лозунгами крестьянского освобождения.
На основании собственных наблюдений, отчетов и других документов надо тщательно изучать внутреннюю жизнь крестьянских армий и порядок в занятых ими областях, вскрывая на живых фактах противоречивые классовые тенденции и ясно указывая рабочим, какие тенденции мы поддерживаем, против каких боремся.
Особенно внимательно надо следить за взаимоотношениями между Красными армиями и местными рабочими, не упуская из виду даже и мелких недоразумений между ними. В рамках отдельных городов и районов столкновения, хотя бы и острые, могут казаться незначительными локальными эпизодами. Но при дальнейшем развитии событий классовые конфликты могут принять национальный размах и довести революцию до катастрофы, т. е. до нового разгрома рабочих вооруженными крестьянами, обманутыми буржуазией. Такими примерами полна история революций.
Чем яснее передовые рабочие будут понимать живую диалектику классовых взаимоотношений пролетариата, крестьянства и буржуазии, тем более уверенно они будут искать связи с наиболее близкими им слоями крестьянства, тем успешнее они будут противодействовать контр-революционным провокаторам, как в составе самих крестьянских армий, так и в городах.
Нужно строить профессиональные союзы, партийные ячейки, воспитывать рабочих-передовиков, сплачивать пролетарский авангард, втягивать его в борьбу.
Нужно обратиться ко всем членам официальной компартии со словом разъяснения и призыва. Весьма вероятно, что сбитые с толку сталинской фракцией рядовые коммунисты не сразу поймут нас. Бюрократы будут кричать о нашей "недооценке" крестьянства, пожалуй, даже о нашей "враждебности" к крестьянам (Чернов всегда обвинял Ленина во враждебности к крестьянству). Разумеется, такие крики не смутят большевиков-ленинцев. Когда мы до апреля 1927 г. предупреждали против неизбежного государственного переворота Чан-Кай-Ши, сталинцы обвиняли нас во враждебности к национальной китайской революции. События показали, кто был прав. События дадут проверку и на этот раз. Левая оппозиция может оказаться слишком слабой, чтоб уже на данном этапе дать направление событиям в интересах пролетариата. Но она достаточно сильна и сейчас, чтоб указать рабочим правильный путь и, опираясь на дальнейший ход классовой борьбы, обнаружить перед рабочими свою правоту и свою политическую проницательность. Только так революционная партия может завоевывать доверие, расти, крепнуть и стать во главе народных масс.
Л. Троцкий
Принкипо, 22 сентября 1932 г.
P. S. Чтоб придать своей мысли наибольшую ясность, я намечу следующий, теоретически вполне мыслимый, вариант.
Представим себе, что китайская левая оппозиция развивает в течение ближайшего периода большую и успешную работу среди промышленного пролетариата и получает в его среде преобладающее влияние. Официальная компартия продолжает, тем временем, сосредоточивать все свои силы в "красных армиях" и крестьянских районах. Наступает момент, когда крестьянские войска вступают в промышленные центры и сталкиваются лицом к лицу с рабочими. Каков будет в этом случае образ действий китайских сталинцев? Не трудно предвидеть: они будут враждебно противопоставлять крестьянскую армию "контр-революционным троцкистам". Другими словами, они станут натравливать вооруженных крестьян против передовых рабочих. Так поступали русские эсеры и меньшевики в 1917 г.: потеряв рабочих, они изо всех сил боролись за свою солдатскую опору и натравливали казарму на завод, вооруженного крестьянина на рабочего-большевика. Керенский, Церетели, Дан называли большевиков если не прямо контр-революционерами, то "бессознательными помощниками" и "невольными агентами" контр-революции. Сталинцы менее разборчиво обращаются с политической терминологией. Но тенденция та же: злостное натравливание крестьянских и вообще мелкобуржуазных элементов на передовой отряд рабочего класса.
Бюрократический центризм, как центризм, не может иметь самостоятельной классовой опоры. Но в борьбе против большевиков-ленинцев он вынужден искать опоры справа, т. е. в крестьянстве и мелкой буржуазии, противопоставляя их пролетариату. Борьба двух коммунистических фракций, сталинцев и большевиков-ленинцев, заключает, таким образом, в себе внутреннюю тенденцию к тому, чтоб превратиться в классовую борьбу. Революционное развитие событий в Китае может довести эту тенденцию до конца, т. е. до гражданской войны между руководимой сталинцами крестьянской армией и руководимым ленинцами пролетарским авангардом.
Если бы такой трагический конфликт, по вине китайских сталинцев, наступил, это означало бы, что левая оппозиция и сталинцы перестали быть коммунистическими фракциями, а стали враждебными политическими партиями, имеющими разную классовую основу.
Неизбежна ли, однако, такая перспектива? Нет, я этого совершенно не думаю. В сталинской фракции (официальной китайской компартии) имеются не только крестьянские, т. е. мелко-буржуазные, но и пролетарские тенденции. Для левой оппозиции в высшей степени важно искать с пролетарским крылом сталинцев сближения, развивая перед ним марксистскую оценку "красных армий" и вообще взаимоотношения пролетариата и крестьянства.
Отстаивая свою политическую независимость, пролетарский авангард должен быть неизменно готов обеспечить единство действий с революционной демократией. Если мы не согласны отождествлять крестьянские вооруженные отряды с Красной армией, как вооруженной силой пролетариата; если мы не склонны закрывать глаза на то, что коммунистическое знамя прикрывает в крестьянском движении мелко-буржуазное содержание, -- то мы, с другой стороны, отдаем себе совершенно ясный отчет в огромном революционно-демократическом значении крестьянской войны, учим рабочих понимать это значение и готовы сделать все от нас зависящее, чтоб достигнуть с крестьянскими организациями необходимого боевого соглашения.
Наша задача состоит, следовательно, не только в том, чтобы не допустить политического и военного командования над пролетариатом со стороны мелко-буржуазной демократии, опирающейся на вооруженных крестьян, но и в том, чтобы подготовить и обеспечить пролетарское руководство над крестьянским движением и, в частности, над его "красными армиями".
Чем яснее китайские большевики-ленинцы поймут политическую обстановку и вытекающие из нее задачи; чем успешнее они будут расширять свою базу в пролетариате; чем настойчивее они будут проводить политику единого фронта по отношению к официальной партии и руководимому ею крестьянскому движению, -- тем вернее им удастся не только оградить революцию от страшно опасного столкновения между пролетариатом и крестьянством, не только обеспечить необходимое единство действий между двумя революционными классами, но и превратить их единый фронт в историческую ступень к диктатуре пролетариата
Л. Т.
Принкипо, 26 сентября 1932 г.