У рабочих накопилось много усталости и еще больше недоверия к официальным звонарям. На "Серпе и Молоте" (кажется) был такой случай: рабочие одного из цехов вызваны были проработать сверхурочно два часа, чтоб покрыть недоимки. Из 250 рабочих не пришел ни один. Это было в дни наибольших продовольственных затруднений. Расхождение между рабочей массой и бюрократией очень велико. Это два разных мира. И отчужденность между ними неизменно вырастает. Эту отчужденность не только питает, но и отравляет невозможность объясниться относительно основных хозяйственных и политических вопросов.
Все чувствуют и понимают, что восстановление торговли означает колоссальной важности поворот в политике, чреватый последствиями. Но никакого серьезного объяснения повороту не дано. Ни перспективы, ни опасности не выяснены и не вскрыты. Официальные объяснения гласят, примерно, так: "до сих пор социалистическое строительство шло очень хорошо. А для того, чтоб оно пошло еще лучше, надо ввести базары и вообще свободную торговлю". Но кто же поверит таким объяснениям?
Спекуляция рублем идет довольно значительная, в частности, через иностранных специалистов. Приезжим везде и всюду предлагают рубли "за хорошую цену", от 8 до 10 рублей за доллар. Передают, будто в некоторых случаях платят и 40 рублей за доллар. Инфляция, разные уровни цен, разные системы довольствия -- все это порождает в повседневном быту явления двойственности, фальши, контрабанды и деморализации.
Наряду с этим, на каждом шагу наталкиваешься на беззаветно преданных рабочих, старых и молодых, отдающих себя целиком тому делу, которое составляет содержание их жизни. Квалифицированные рабочие, особенно коммунисты, работают нередко 10 и 12 часов в день, стремясь заткнуть собою все дыры и выгнать необходимые проценты.
Вопрос о качестве продукции по отношению к живой рабочей силе есть вопрос о квалификации. Недостаток необходимых технических сил, одна из диспропорций пятилетки, вызывает снижение требований, сокращение учебных курсов, замену квалифицированных полуквалифицированными, назначение скороспелых инженеров на ответственные посты. Все это, в свою очередь, тяжело отражается на производстве.
Вот что мне говорил на днях старый член партии, бывший красный командир во время гражданской войны, ныне работающий в одном из виднейших ленинградских трестов. Передаю его слова буквально, хотя в некоторых частях они показались мне преувеличенными по своей мрачности: "Наша промышленность накануне катастрофы. Производство осаждается множеством трудностей, которые изо дня в день скорее возрастают, чем уменьшаются. Я лично посетил за последние месяцы 17 фабрик, которые представляют громадные вложения наших средств; и вот оказывается, что ни одна из них не доведена до конца, ни одна не включилась в процесс производства. Продовольственный вопрос в течение весны -- начала лета принял чрезвычайную остроту. Директор одной из фабрик, видя, что невозможно поддерживать на предприятии необходимую трудовую дисциплину вследствие тяжелых продовольственных условий, создал целую систему добывания продовольственных средств для своих рабочих. Эта система нелегальна с начала до конца, но она позволяла ему дополнить совершенно недостаточное снабжение, идущее по легальным каналам. Ясно, что мы имеем здесь глубокий прорыв планового хозяйства. Если дело пойдет дальше по этому пути, то плановая система окажется опрокинутой".
Тот же хозяйственник, со многочисленными связями в правящих кругах, говорил: "Критическое положение дел отражается несомненно и в политической области, хотя отражается крайне смутно и неотчетливо. Я старый член партии, и все же я должен признать, что совершенно не отдаю себе отчета в том, куда ведет нас партийная верхушка, и не уверен, знает ли она это сама. В партии, по крайней мере, во всем ее верхнем слое, насчитывающем сотни тысяч душ, все теперь разговаривают или шушукаются о том, что Сталин стал предметом жестокой критики со стороны других членов Центрального комитета. Подкопом руководит, говорят, Молотов. Впечатление таково, что, еслиб не опасение тех последствий, какие может вызвать новый раскол на верхах, Сталин уже сейчас находился бы за бортом. Во всяком случае, он совершенно дискредитирован внутри Центрального комитета, а то обстоятельство, что об этом широко говорят (разумеется, каждый раз в своем кругу), сильно подорвало и в партии авторитет Сталина, искусственно созданный с самого начала. В то же время очень немногие за пределами ЦК могут объяснить, чем именно направление Молотова отличается от политики Сталина и каковы сейчас вообще группировки на верхах партии.
У-ий.
Хвосты за хлебом начинаются в час -- два ночи. Кто поздно приходит, возвращается с пустыми руками. Продовольственные прорывы получают в разных местах страны иногда очень болезненный характер. Рабочие Сталинградского тракторного завода жили в течение известного времени хлебом и чаем, иногда чай приходилось заменять горячей водой, совсем, как в 1920 -- 22 гг. Газеты писали, тем временем, что конвейера снимают слишком мало тракторов и что недопустимо ссылаться на "объективные причины". Легко себе представить, как такого рода статьи, которые пишутся обычно достаточно сытыми стрикулистами, раздражают рабочих.
Зато заводы часто меняют почетные имена: все больше в стране заводов имени Сталина, а также Кагановича и Молотова. Делается это в порядке разверстки, без малейшего участия масс. Среди рабочих ходит по поводу этих чиновничьих переименований немало ядовитых шуток.
Базары, на которых продажа предметов питания идет по вольным ценам, ставят с небывалой остротой вопрос о рабочем бюджете. Кооперативные цены так или иначе приспособлены к денежной заработной плате. Вольные цены превосходят покупательную способность рабочего в пять-восемь-десять раз и больше. Если допустить, что рабочему в течение месяца приходится докупить на вольном рынке три фунта мяса, два литра молока и некоторое количество овощей, -- окажется, что он должен израсходовать на это треть, если не половину своей заработной платы. Чтобы привести номинальную заработную плату хоть в некоторое соответствие с реальными потребностями, которых не покрывает кооперация, и с реальными ценами вольного рынка, надо было бы повысить заработную плату в среднем, вероятно, не менее, чем на 50%. Ясно, что миллиарды дополнительного расхода совершенно не под силу государству, а это значит, что крестьянские товары вольного рынка не под силу рабочим.
Прошлогодний преувеличенный натуральный налог, доведший на Украине (как и в других местах: Урал, Сибирь) до крайней продовольственной нужды и даже местами до прямого голода, вызвал в крестьянстве особые меры самосохранения, в виде сокрытия урожая: колхозники у самих себя воруют хлеб. Способов очень много: срезают по ночам недозревшие колосья; срезают колосья в копнах и скирдах; плохо обмолачивают хлеб, сознательно оставляя значительную часть зерна в соломе; припрятывают, наконец, и обмолоченное зерно. Новые декреты, открывающие крестьянам возможность продавать собственные излишки, стали дополнительным стимулом для расхищения урожая.
На базарах торгуют колхозники, но почти не торгуют колхозы. Это значит, что у колхоза, как такового, не оказывается избытков. Теми или другими путями, в том числе и нелегальными, продукты оказываются в руках отдельных колхозников, и те ведут на базарах индивидуальную торговлю. В зависимости от сезона, дело пока шло об овощах, молочных и мясных продуктах. Легализованная торговля хлебом начнется зимою. Но подготовка к ней широко идет уже и сейчас, в виде расхищения колхозного достояния самими колхозниками, в виде создания тайных запасов, активной работы скупщиков и посредников и прочее.
Рассматривать эти явления под одним лишь уголовным углом зрения невозможно уже в виду их массового характера. На самом деле перед нами экономическая реакция против чрезмерного и преждевременного коллективизирования. Расхватывая колхозный урожай по рукам, колхозники, по существу, дробят колхоз, приближая его к сумме индивидуальных хозяйств и сохраняя только форму.
Спешный.
3 августа 1932 г.