"В партии окончательно установился плебисцитарный режим... Партийная подготовка бонапартизма завершена".
Л. Троцкий.
"Выход может быть найден только партией".
Л. Т.
Рассматривая возможные перспективы развития партии в связи с кризисом право-центристского блока, т. Троцкий указывал на то, что во всяком случае борьба центристов против правых "означает дальнейшую дезорганизацию партийной мысли, дальнейшее измельчание марксистского метода, тем самым подготовку новых, еще более смутных и опасных этапов". XVI съезд был вехой, характеризовавшей завершение целого большого этапа в развитии партии. Не только аппарат был формально закреплен над партией, которая оказалась лишенной всех способов легального и организованного воздействия на политику, но и в пределах аппарата было закреплено единоличное управление аппаратом и через него -- партией. Соответственно этому "в партии окончательно установился плебисцитарный режим". По сути дела XVI съезд подготовил все для того, чтобы окончательно избавиться от тех фикций, которые придавали еще партии внешний вид активно действующей политической организации. В этом смысле Троцкий и говорит о завершении партийной подготовки бонапартизма. Колоссальная опасность такого положения не требует никаких объяснений. Если бы то, что приносит стране и революции каждодневно современная политика, не вызывало под давлением рабочего класса процессов диференциации в партии, то это означало бы, что партии уже нет ни в каком смысле, что наша партия уже не в состоянии ни при каких обстоятельствах играть роль орудия революции, что, следовательно, снята одна из величайших преград для победы бонапартизма или контр-революции, ибо партия есть "важнейшее звено" в той цепи, при помощи которой "пролетариат может восстановить советскую власть в полном объеме".
Как же обстоит дело с этим "важнейшим звеном"? Центризм сделал все от него зависящее, чтобы ликвидировать партию, чтобы растоптать ее волю, чтобы дезорганизовать ее мысль, чтобы помешать ей выполнить ее историческую роль. И в этом деле он преуспел значительно больше, чем в своих хозяйственных мероприятиях. Как единое организованное целое, с единой волей, с едиными взглядами, как действующая ленинская партия, -- наша партия не существует в данный момент. Сталинский режим сверху и разводнение партии снизу сделали свое дело. И все же лишь тот, кто не видит глубоких внутренних процессов, происходящих в партии, лишь тот, кто не видит этих процессов в рабочем классе, которые находят свое отражение в партии, -- лишь тот может объявлять партию ликвидированной вообще. Верно, что партия пока находится в таком состоянии, что она не может выступить организованно против сил, ведущих революцию к гибели. Но несмотря на всю свою раздробленность, распыленность, дезорганизованность, она сохранила в себе еще достаточно сил, чтобы отражать глубокое сопротивление рабочего класса термидорианскому курсу. Именно, под влиянием этого давления, шедшего через партию, центризм оказывался вынужденным проделывать свои зигзаги, поворачивая курс на 180° "Держа партию за горло, руководство не может на нее не озираться, ибо, хотя и глухо и бесформенно, но через партию идут предостережения и напоминания классовых сил". Если бы партия не в состоянии была выполнить этой функции, тогда действительно можно было бы поставить крест на ней, а заодно и на революции. Исходя из неправильной оценки положения в партии, децисты и пришли к такому выводу. Исходя из правильной оценки положения в партии, оппозиция, как течение, наоборот, не давала себя увлечь на путь концепций, исключавших партию, как важнейшее звено в цепи спасения революции.
"Выход может найти только партия", -- неизменно твердил Троцкий на всех этапах. Либо выход будет найден партией, либо он совсем не будет найден, -- так и только так стоял и стоит вопрос. Наша ставка есть ставка на то, что в решающий момент -- в момент опасности извне, в момент наростания кризиса извнутри, -- мы будем иметь ускорение всех процессов в партии (процесс ее активизации и ее диференциации по основным классовым линиям) под давлением соответствующих классовых сил. Наша ставка есть "ставка на то, что в момент глубокого кризиса партия под давлением рабочего класса, при активном участии оппозиции, как ее левого крыла, сможет возродиться для выполнения своей исторической роли. Гораздо менее гибкие и более окостеневшие учреждения, чем компартия, не раз обнаруживали в истории способность к возрождению и обновлению в результате глубокого внутреннего кризиса". Вот почему мы с такой тщательностью должны на каждом этапе следить за тем, что происходит в партии.
Было бы преждевременно на основании тех сведений, которые доходят до нас, делать какие-нибудь решительные выводы в отношении партии. Но было бы близоруко сквозь всю аппаратную возню не замечать, что в сознание партии начинает понемногу проникать мысль об опасностях современной политики, что она начинает, пусть все еще глухо и бесформенно, но более активно реагировать на эту политику. Завершение процесса удушения партии доводит давление в ней -- до такого уровня, что на другом ее конце, именно благодаря этому давлению, начинается более усиленная реакция. А давление классов, также значительно усиливающееся, определенным образом формирует и направляет эту реакцию, ускоряя и углубляя диференциацию в партии.
Сталинская верхушка стремится перекрыть эти процессы путем спешной реализации своих "побед", совершенно бонапартистски расправляясь со всеми неугодными справа и слева, развязывая себе руки с обеих сторон. Ее аппаратное неистовство растет пропорционально тому, как она теряет социальную базу. Теряя поддержку с обоих концов в классах, центризм теряется и в партии. Чувствуя, что он повисает в воздухе, он пытается компенсировать себя путем административного самоукрепления, этим самым продолжая обрывать связи, которые соединяют его с рабочим классом и партией. Но он не приобретает и базы в других классах, так как своей политикой он отталкивает все классы; начиная с того, что он пытается жить в мире со всеми классами, он кончает тем, что оказывается со всеми же классами в ссоре. Это административное укрепление центристского аппарата при одновременном ослаблении социальной базы и создает угрозу бонапартизма, ибо бонапартизм есть государственный аппарат, открыто порвавший всякие традиционные, в том числе и партийные связи и свободно лавирующий между классами в качестве выгодного посредника.
На этот путь, пока бессознательно, пробивается центризм, круша все на своем пути. Партия в буквальном смысле этого слова переведена на осадное положение, прикрываемое небывалым политическим развратом. Для проведения этого осадного положения мобилизовано все, что Сталин мог поставить себе на службу, -- от ВАПП до ГПУ, которое окончательно легализовано в качестве основного орудия управления партией. Никакой пост, никакое положение в стране и партии, никакие заслуги, прошлые или настоящие -- не избавляют от общей участи человека, осмелившегося нарушить правила осадного положения. Председатель Совнаркома с такой же легкостью объявляется предателем, как и любой буржуазный спец. Путь из Кремля в ГПУ может оказаться для некоторых весьма коротким. Но это не значит, что столь же коротким может оказаться и путь из ГПУ или РВС в Кремль, если только пролетариат и партия найдут в себе силы предотвратить это. В это упирается вопрос.
Реагирует ли на все это партия и какое значение следует придавать в этом отношении тем событиям в партии, которые привлекают теперь наше внимание? Что значит выступление фракции "двурушников"? Насколько можно судить по их первым шагам, -- это пока только воспроизведение, хотя, очевидно, более широкое, прошлогоднего "бунта на коленях", густо окрашенного в лево-центристские тона. Но это выступление интересно и важно, во-первых, постольку, поскольку оно дает представление и отражает некоторые, более глубокие, процессы в партии и в рабочем классе, во-вторых, тем, что оно находит себе место в самом сердце центристской базы -- в парт. и сов. аппарате. Те немногие цитаты, которые приводятся в газетах из выступлений и документов лево-центристских "двурушников", дают возможность составить себе общее представление о той стадии, на которой находится процесс вызревания их идеологии. Они не могут не замечать того, что "мы самотеком и довольно слепо и неорганизованно въехали в область экономических явлений, которые сейчас являются предметом тревожного обсуждения страны". Но они далеко еще не отдают себе отчета ни в причинах этих явлений, ни в их сущности. Они еще гонят от себя мысль о том, что мы имеем здесь "крах основных хозяйственных планов". Утешая себя тем, что это лишь "крах иллюзий", они сами впадают во вреднейшие иллюзии, полагая, что дело не в самой генеральной линии, а в методах ее проведения -- типичная лево-центристская идейка, которая в свое время послужила ниточкой для многих из капитулянтов. И именно с этой стороны они критикуют бюрократизм. Целый ряд других выступлений характеризует эту оппозицию, как пока что аппаратную оппозицию, отражающую в первую очередь недовольство, царящее в низовом и отчасти в среднем аппарате. Об этом говорят, напр., жалобы на то, что "выступление в защиту деловой проработки планов вызывает гикания и легкомысленные обвинения и заподозревание в уклонах, ставящих обвиняемых вне закона элементарной общественности". И уже прямо воплем души загнанного аппаратчика звучит жалоба на то, что "невозможно более продолжать работу так, как она велась до сих пор: рывками, толчками".
Причины появления аппаратной оппозиции в основном ясны. Ближайшим поводом для ее появления послужило то обстоятельство, что Сталин для того, чтобы удержаться в условиях обострения всеобщего недовольства, не задумался отдать значительную часть своего низового, а частично и среднего аппарата в жертву крестьянской контр-революции в деревне и рабочему революционному недовольству в городе. Это не могло не отбросить ее в оппозицию. Эта сторона дела важна постольку, поскольку по этой линии Сталин сам подрывает базу, на которой он держится, и ослабляет рычаги, при помощи которых он действовал на массы. Но есть в этом деле другая -- более важная сторона. Она заключается в том, что низовые, партийные, профессиональные, хоз. аппаратчики, которые из всего аппарата находятся ближе всего к массам и больше всего сохранили с ними связей, в какой то мере, хотя и в искаженной форме, начинают отражать давление этих масс. В частности, низовой аппарат в промышленности наталкивается на колоссальное сопротивление рабочих масс и на отказ партийцев-рабочих от проведения политики нажима на пролетариат и под этим давлением начинает сам частично переходить на позиции пассивного сопротивления сталинской политике. Только этим и можно объяснить, что в условиях современного террора он осмелился заговорить о "возмутительном отношении к бытовым нуждам рабочих", осмелился усомниться в сталинской методологии исчисления реального уровня зарплаты, осмелился заявить о том, что ощущение основных слоев рабочего класса в этом вопросе гораздо безошибочнее многих индексов.
При той роли, какую в современных условиях играет сталинский аппарат, расшатывание низового и частично среднего аппарата, его частичный выход из повиновения и переход в оппозицию к аппаратной верхушке приобретает серьезное значение, особенно в условиях ускорения диференциации в партии. Но в аппаратчике силен еще вчерашний день. Он не осмеливается еще перейти в активное сопротивление, боится серьезно даже связаться с партийными массами. Но кое-где в это аппаратно-"левацкое" движение проникает другая, более свежая струя, указывающая на более глубокие процессы, на то, что в некоторых частях партии появляется стремление к "коллективной проверке пройденного пути". Кое-кто доходит уже до мысли о том, что "переживаемые трудности являются результатом неправильной политики партии", и решается не только подумать об этом, но и сказать или написать. Но не только устами низового аппаратчика заговорил рабочий партиец. Он начинает говорить свое слово и сам. У нас много подсчитывается цифр из разных областей, но вряд ли кто-либо из нас занимался подсчетом того, сколько сотен рядовых рабочих партийцев исключено за последнее время из партии за выступления против хозяйственной и рабочей политики центризма. Аппарат зачисляет всех их оптом в правые, а чаще в разряд классовых врагов, предателей и т. д., удостаивая лишь некоторых из них звания "троцкистов". На деле же это в большинстве случаев пока стихийное неоформленное движение, которое каждая из существующих фракций пытается оформить под своими лозунгами, направить по своему пути. Пытается это делать и центризм. Но ему становится все труднее делать это по мере того, как он начинает терять основное орудие для этого, низового аппаратчика, которого он сам же оттолкнул в общий фронт недовольства.
Такова в общих чертах одна сторона того, что теперь происходит в партии. Но есть и другая сторона. Диференциация идет в двух направлениях. Наряду со здоровым, в основном, недовольством рабочего класса -- на другом полюсе партии появляется недовольство других классов политикой центризма. Это недовольство, представленное в партии правыми, также находит своих выразителей в аппарате, в первую очередь в тех его звеньях, которые находятся под давлением мелко-буржуазной стихии. Сталину чрезвычайно выгодно смешать оба вида недовольства в одну кучу. Отсюда вопли о "право-левом блоке". Это ему облегчается и тем, что диференциация в партии не зашла так далеко, чтобы эти разные виды недовольства были четко отделены друг от друга.
Возможно, что и левые центристы сами не отдают себе отчета в том, что они представляют другую тенденцию, чем правые, и действительно идут с ними на общие шаги. Тем с большей четкостью должны это делать мы, чтобы не помогать невзначай чужим. Суметь трезво и ясно оценить процессы в стране, в рабочем классе и партии -- такова первая основная задача оппозиции.
К каким выводам приводит нас оценка того, что происходит в партии? Было бы опасно впадать в иллюзии. Поскольку можно судить по доходящим до нас сведениям, о решающем переломе в партии говорить еще не приходится. Но было бы ошибочно и вредно отмахиваться от этих событий, как не имеющих никакого значения. Эти события несомненно представляют начало ускорения диференциации в партии и диференциации самого центризма, которые неоднократно предсказывались тов. Троцким. И в этом их значение, которое заставляет нас пристально следить за ними. Но этим задача далеко не исчерпывается. Было бы преступно заниматься академическим анализом процессов, надеясь на то, что все само собою образуется. Когда мы говорим о партии, мы не только не исключаем себя из ее состава, но, наоборот, делаем упор на то, что мы являемся ее составной частью и той именно частью, которая единственно сохранила в чистоте основные принципы и традиции партии. Мы не просто часть партии, мы ее передовая часть, ее левое крыло. И вопрос о том, как, с какой быстротой и в каком направлении пойдут в ней процессы, в очень значительной степени зависит именно от нашей активности. Точка зрения оппозиции не имеет ничего общего с самодовольной метафизикой капитулянтов, ибо предполагает живую борьбу направлений и, следовательно, высшую активность оппозиции. Наша точка зрения не имеет ничего общего с фаталистическими надеждами на "объективную обстановку". Мы сами являемся одним из политических факторов, формирующих эту "объективную обстановку". Мы ставим ставку на то, что партия под организуемым оппозицией давлением рабочего класса сможет еще возродиться и выполнить свою историческую миссию. Но она сможет это сделать лишь при наличии инициативы, и историческая ответственность за проявление этой инициативы ложится раньше всего и в первую очередь на оппозицию. Вся обстановка диктует нам в первую очередь "усиление активности по всей линии".
Усиление наших связей с рабочим классом, раскачивание его активности и направление ее по нашему руслу, подталкивание событий в партии на основе большей, чем когда бы то ни было, политической самостоятельности по отношению к центризму, на основе большего, чем когда бы то ни было, резкого противопоставления нашей линии линии правых, -- такова наша программа на ближайшее время. Только на основе этой программы мы сможем во главе рабочего класса и партии перерезать путь бонапартистским тенденциям, которые несет с собой центризм, и термидорианским тенденциям, которые представляют правые. Рабочий класс, как основная действующая сила, партия, как основное орудие, оппозиция, как авангард партии, -- таков наш лозунг. Глубокая, коренная реформа партии, решающими линиями которой являются устранение центристского руководства, объективно ставшего на путь подготовки бонапартизма, очищение партии от явных и скрытых термидорианских элементов, -- такова наша задача. Оппозиция должна суметь сделать происходящее теперь в рабочем классе и партии исходным элементом для осуществления стоящих перед ней задач.
"Воинствующий большевик", N 2. Передовая.
Верхне-Уральский изолятор
*1 Настоящая статья, дошедшая до нас с запозданием, -- является передовой статьей "Воинствующего большевика" N 2, рукописного органа группы заключенных Верхне-Уральского изолятора.
Редакция.
<<ПРОТИВОРЕЧИЕ МЕЖДУ ЭКОНОМИЧЕСКИМИ УСПЕХАМИ СССР И БЮРОКРАТИЗАЦИЕЙ РЕЖИМА || Содержание || "ВОССТАНИЕ" 7 НОЯБРЯ 1927 ГОДА>>