Новая программа Сталина на 9/10 сводится к восстановлению сдельной заработной платы. Все остальное пока имеет крайне неопределенный характер, а отчасти служит лишь для маскировки поворота вправо. Самый поворот Сталин, как полагается, ставит в зависимость от "новой эпохи" и "новых задач", требующих "новых методов". Но это уже слишком грубое очковтирательство. На целом ряде вопросов мирового рабочего движения обнаружилось, что повороты сталинской бюрократии вовсе не вытекают из изменений мировой обстановки, наоборот, обычно идут наперекор этим изменениям, вытекая из предшествующих ошибок самой бюрократии. То же самое мы видим и на этот раз. Нам объявили, что с третьим годом пятилетки Советский Союз вступил в социализм. Если это верно, то отсюда несомненно вытекает тенденция к постепенному уравнению заработной платы. Эта тенденция должна была бы еще более оправдываться и поддерживаться социалистическим соревнованием и ударничеством. Как ни нелепо это звучит, но ведь именно нас, левую оппозицию, сталинская бюрократия обвиняла в неверии в социалистический энтузиазм русских рабочих. По инерции и для сохранения преемственности со вчерашним днем Сталин и теперь повторяет пустые формулы бюрократического идеализма. "Не забудьте, -- говорит он, -- что громадное большинство рабочих приняло эти требования советской власти (насчет дисциплины, напряженной работы, соревнования, ударничества) с большим подъемом и выполняет их геройски". Но если все это верно, если мы вступили в социализм, если "громадное большинство" (заметьте: громадное большинство!) рабочих выполняет свои задачи "с большим подъемом" и даже "геройски", то спрашивается: почему то же самое "громадное большинство" бродит с завода на завод в поисках счастья? И почему именно теперь, после всех достигнутых успехов, приходится переходить на сдельщину, которая все же есть один из наиболее злостных методов капиталистического подстегивания рабочей силы?
"Принцип левой оппозиции: высказывать то, что есть", гласит наш проект платформы. Пролетарской революции не нужен бюрократический маргарин идеализма. Нам нужна правда. Конечно, враги будут злорадствовать по поводу мрачных сторон этой правды. Конечно, они будут хвататься за отдельные стороны нашей критики, как они хватаются сейчас за отдельные места сталинских саморазоблачений. Когда враги пользуются кусочками правды, чтобы соединить их в систему лжи, это не страшно. Но когда сами рабочие не знают правды и не знают, где искать ее, это может иметь роковые последствия.
Героический энтузиазм может охватывать массы втечение сравнительно коротких исторических периодов. Небольшое меньшинство способно проявлять энтузиазм втечение целой исторической эпохи: на этом основана идея революционной партии, как отбора лучших элементов класса. Социалистическое строительство есть задача десятилетий. Обеспечить ее разрешение можно только систематическим повышением материального и культурного уровня масс. Это есть главное условие, более важное, чем срочный успех Днепростроя, Турксиба, Кузбаса и пр. Ибо при упадке физической и моральной энергии пролетариата все гигантские начинания могут оказаться недоведенными до конца.
Сталин потчует своих слушателей голыми ссылками на Маркса и Ленина, которые-де учили, что дифференцированная, не уравнительная заработная плата неизбежна при переходе к социализму. Завтра Сталин будет цитировать Маркса и Ленина в доказательство того, что при переходе к социализму мелкий товаропроизводитель-крестьянин неизбежно выделяет из себя кулачество. Эти общие истины бесспорны. Именно мы об них напоминали во время "головокружения", которое, увы, не закончилось еще и сейчас. Но ведь именно сталинская бюрократия, в противовес нам, поставила практической задачей ликвидировать кулака, т. е. дифференциацию крестьянства, в пределах пятилетки, сведенной к четырем годам. Ведь сталинская бюрократия, в противовес нам, утверждала, что основные трудности на пути к социализму преодолены, что мы уже вступили в социализм, что осуществление пятилетки автоматически улучшает положение рабочих, и что пятилетку можно "перевыполнить" в четыре года. Откуда же и почему так остро стал вопрос о сдельщине к концу третьего года? Вот вопрос, которого не может не задавать себе каждый мыслящий рабочий.
7 июля "Правда" привела из органа Наркомтруда следующие строки: "Развитие техники и увеличение роли транспорта, электрификация и т. д. сокращает область труда, где возможна сдельщина". Казалось бы, перед нами марксистская истина. Но "Правда" называет эту истину "троцкистским утверждением". Этот курьезный конфликт между официозом Наркомтруда и официозом ЦК объясняется тем, что N 2 "Вопросов труда" вышел до речи Сталина, а N 185 "Правды" вышел через два дня после этой речи. Почему же, однако, "Правде" пришлось и в этом вопросе истину марксизма превращать в "троцкистскую" ересь? Потому что новый поворот Сталина вырос вовсе не из развития социалистического строительства, а из острого противоречия между ложным курсом бюрократии и жизненными потребностями хозяйства.
Сдельная плата принципиально не противоречит условиям переходного советского хозяйства; было бы нелепым доктринерством возражать против этого. Но резкий поворот в сторону сдельщины и чрезвычайное усугубление ее капиталистических черт, ныне, летом 1931 года, на исходе третьего года пятилетки, после непрерывных успехов, после того, как мы "вошли в социализм", представляет чрезвычайный удар по рабочим, как материальный, так и моральный. Немудрено, если газетные вьюны и хамелеоны вынуждены отрекаться от элементарных марксистских положений в области зарплаты, чтоб хоть как-нибудь, хоть на один лишний день прикрыть тяжкий удар по иллюзиям.
Что старые методы оплаты труда были плохи во всех отношениях, в этом для нас давно уже не было сомнений. Нельзя выработать разумную, жизненную, прогрессивную систему заработной платы без участия самих масс. Профсоюзная бюрократия ничуть не лучше всякой другой. Коллективные договора и тарифные сетки вырабатываются в канцеляриях и навязываются рабочим, как и все прочие решения непогрешимого центра. Без возрождения рабочей демократии правильная политика заработной платы абсолютно неосуществима. "Коллективные договора, -- говорит платформа русской оппозиции -- должны проходить через действительное, а не показное обсуждение на собраниях рабочих. Оценка работы профсоюзов должна определяться прежде всего степенью ограждения ими экономических и культурных интересов рабочих при данных хозяйственных возможностях. Профсоюзы должны выполнять свое назначение на началах действительной выборности, гласности, подотчетности, ответственности на всех звеньях... В уголовный кодекс должна быть введена статья, карающая, как тяжкое государственное преступление, всякое прямое или косвенное, открытое или замаскированное гонение на рабочего за критику, за самостоятельное предложение, за голосование". Как бичующе звучат сейчас все эти слова!
Но все же острота нынешнего поворота к сдельщине вызвана не недостатками системы оплаты труда, а более глубокой причиной, именно недостатком материальных благ для удовлетворения потребностей рабочих. Неправильный метод планирования, неправильное регулирование плана в процессе выполнения, отсутствие подлинного контроля масс, отсутствие партии, борьба за голую цифру плана во имя престижа, административное подстегивание в три кнута, бахвальство, фанфаронство, удушение критики -- все это в совокупности своей привело к неправильному распределению сил и средств и -- при чрезвычайно быстром росте числа рабочих -- к невыносимому сужению реального фонда заработной платы. Вот почему рабочим стало не по себе. Вот почему они мечутся из одного предприятия в другое. Избыток нажима, при полном окостенении профессиональных союзов, привел к анархической реакции, именуемой текучестью. Сталин приоткрыл завесу над страшными размерами этой реакции. "Мало вы найдете предприятий, -- говорит он, -- где бы не менялся состав рабочих в продолжение полугодия и даже квартала, по крайней мере на 30 -- 40%". Вот каких грозных размеров достигла болезнь, которую так долго бюрократия загоняла внутрь! Переход с завода на завод, из города в город, означает, в свою очередь, громадное непроизводительное расхищение творческих сил, бессмысленную потерю рабочего времени, как на самый переход, так и на болезненный процесс приспособления к новым условиям труда. Такова одна из главных причин низкой производительности труда и высокой себестоимости. Но самая главная опасность текучести -- в поисках счастья! -- состоит в моральном изнашивании пролетариата.
Усугубление сдельщины само по себе ничего не решает. Оно может лишь выделить слой лучше поставленных рабочих. Стремление создать заводскую аристократию как нельзя больше отвечает тенденциям и приемам сталинской бюрократии. В этой плоскости сдельщина является чисто политическим средством. В качестве панацеи, она завершает эволюцию сталинизма. Традиция большевизма есть традиция борьбы против аристократических каст в рабочем классе. На этой основе воздвигнуто здание диктатуры пролетариата. Программа сталинской бюрократии фатально ведет ее к необходимости опираться на все более привиллегированную рабочую аристократию. Здесь скрывается непосредственная политическая опасность для диктатуры пролетариата!