В январе этого года руководитель Северного Кавказа, член ЦК Андреев утверждал на с'езде по коллективизации, что движение в сторону колхозов "настолько теперь пошло напрямик, настолько мощно развернулось по всей стране, а особенно на Северном Кавказе..., что теперь это движение будет ломать на своем пути все и всяческие преграды".
И в той же самой речи Андреев жаловался, что хищническая распродажа инвентаря, скота и даже семян "перед вступлением в колхоз принимает прямо угрожающие размеры... Эту стихию -- продолжает Андреев -- мы должны приостановить теперь во что бы то ни стало".
Перед нами выступают две "стихии": непреодолимое движение в колхозы и хищническое уничтожение их будущей производственной базы. Можно ли резче вскрыть убийственное противоречие нынешней коллективизации? Не желая того, Андреев характеризует психологию широкого слоя коллективизуемых словами невеселого припева: "пропадай моя телега, все четыре колеса". Это не психология социалистического строительства.
Как бы для того, чтобы еще усугубить картину, Андреев утверждает, на этот раз с полным основанием, что, если бы произвести опрос всех кулаков по Северному Кавказу, то "большинство выскажется за переход в колхозы". И тут же предупреждает: "но это не значит, что кулак является сторонником коллективизации. Деваться некуда -- он идет в колхоз. Идет в колхоз для того, чтобы внутри вредить колхозу" ("Правда", 15 января). Это безусловно верно. Но к несчастью это не ограничивается одним кулаком. Официальная статистика насчитывает на Кавказе 5-6% кулацких хозяйств. За ними идет крепкий середняк. Потом середняк послабее и пр. Если положение таково, что кулак готов голосовать за колхоз вместе с середняком, то отличить кулака от середняка можно только статистически, но не политически. Какие же у Андреева и у его учителей способы для того, чтоб определить, идет ли середняк в колхоз "от души", или же потому, что "деваться некуда"? Ведь именно этот самый середняк, ломающий, по Андрееву, все преграды на пути к социализму, начинает свой путь с ликвидации инвентаря, т.-е. фактически подготовляет крушение колхоза. Так ли уж он глубоко отличается, в таком случае, от кулака, который "идет в колхоз для того, чтобы внутри вредить колхозу"?
Чтобы приостановить разрушение крестьянского инвентаря, Андреев предлагает: "Такие хозяйства (которые распродают свой скот и проч.) надо прямо приравнивать к кулацким хозяйствам". По существу дела Андреев отождествляет таким образом середняцкую тягу к социализму с кулацким вредительством. Не мудрено, если через несколько недель мы в той же "Правде" будем читать, как местные "головотяпы" обижали середняков, лишали их права распоряжаться своим имуществом, экспроприировали их, лишали избирательных прав, и пр. Но какими же другими путями исполнить директивы Андреева, который в свою очередь лишь исполнил директивы Сталина?
Всю картину в целом Андреев резюмирует так: "победоносное развитие социалистической революции в сельском хозяйстве настолько быстро, что оно опрокидывает самые смелые наши предположения по поводу коллективизации". Это говорилось за месяц-полтора до того, как генеральный диагност установил симптомы "головокружения от успехов".
А сейчас, в апреле, Северный Кавказ дает картину весеннего недосева, административной паники, воплей о перегибах и бесконечных призывов -- не забывать об индивидуальном крестьянском хозяйстве, о том самом, которое старательный не по разуму Андреев об'явил уже в январе ликвидированным.
Н.