Я считаю необходимым ответить особо на статью тов. Ван Оверстратена в N 25 "Ле коммунист", по трем причинам: а) вопрос сам по себе имеет решающее значение для определения пути оппозиции; б) бельгийская оппозиция занимает крупное место в наших международных рядах; в) тов. Оверстратен по праву занимает руководящее место в бельгийской оппозиции.
В то время, как в Германии, как и во Франции или Чехо-Словакии левая оппозиция может и должна быть только фракцией, бельгийская оппозиция может стать самостоятельной партией, непосредственно противостоящей бельгийской социал-демократии. Помочь бельгийской оппозиции занять принадлежащее ей по праву место и прежде всего помочь ей обеспечить свое еженедельное издание -- есть прямой долг международной оппозиции.
Но тем важнее для всей международной оппозиции линия наших бельгийских друзей в каждом отделеном вопросе. Ошибка "Контр ле куран" имела лишь симптоматическое значение. Ошибка "Ле коммюнист" может получить политическое значение. Вот почему я считаю необходимым отдельно остановиться на позиции тов. Оверстратена в советско-китайском конфликте. Я это сделаю, как можно кратче, в виде нескольких отдельных положений, так как главные соображения по этому вопросу я уже развил в своей брошюре "Защита советской республики и оппозиция".
1. Оверстратен пишет: "Утверждение насчет совершившегося Термидора было бы на наш взгляд чудовищным абсурдом. Оно не только было бы худшим заблуждением. Оно совершенно порывало бы с какой бы то ни было возможностью революционного действия".
Это в высшей степени важное положение, которое непримиримо отмежевывает нас от ультра-левых. Здесь у нас с Оверстратеном полная солидарность.
Но Оверстратен не прав, когда считает, что вопрос о Термидоре не имеет прямого отношения к оценке советско-китайского конфликта. Тов. Патри ("La Lutte de classes" совершенно правильно разоблачил основную ошибку Лузона, который понимает империализм не по Марксу и Ленину, а по... Дюрингу. С марксистской точки зрения империализм есть высшая стадия капитализма и мыслим только на капиталистических основах. Для Лузона империализм есть политика "интервенции" и "захватов" вообще, независимо от того, какой режим, при каких условиях и во имя каких целей эти "интервенции" и "захваты" производит. Вот почему, вопрос о классовом определении советского режима является основной посылкой во всем споре. Лузон, как формалист, не видит этого. Но Оверстратен марксист. Поддержка им Лузона в этом вопросе является явным недоразумением.
2. Тов. Оверстратен поддерживает Лузона и в другой его ошибке. По поводу моего указания на то, что сохранение дороги в руках советов важно не только для охраны русской революции, но и для развития китайской, Оверстратен пишет: "Р. Лузон замечает справедливо, что такого рода действия возлагало бы на Советский Союз элементарную обязанность беспощадной борьбы за освобождение всей Манчжурии от всякого реакционного угнетения".
Другими словами: либо советская республика добровольно отдает железную дорогу худшему угнетателю Манчжурии, либо же она обязана одним ударом очистить Манчжурию от всякого угнетения. Эта альтернатива ни с чем не сообразна. Еслиб советская республика была достаточно сильна, она, конечно, обязана была бы притти на помощь угнетенным массам Манчжурии и всего Китая, с оружием в руках. Но советская республика недостаточно сильна для этого. Однако, из этого недостатка силы вовсе не вытекает для нее политическое обязательство прямо противоположного характера: добровольно отдать железную дорогу реакционному угнетателю Манчжурии и агенту Японии, который, кстати сказать, на деле противодействует об'единению Китая даже под скипетром Чан-Кай-Ши.
3. Оверстратен пишет: "Предложение простого возвращения Восточной железной дороги сразу раскрыло бы китайским массам всю ложность обвинения в красном империализме, выдвигаемого Чан-Кай-Шеком против Советского Союза".
Здесь отдача железной дороги врагу рассматривается с точки зрения пропаганды и наилучших методов разоблачения Чан-Кай-Ши. Но если этот довод расширить, то пришлось бы сказать: выдав все свое оружие буржуазным соседям, Советская Россия лучше всего опровергла бы обвинения в красном милитаризме. Самое лучшее средство доказать, что ты не на кого не собираешься нападать, это перерезать самому себе горло.
4. Мою "ошибку" Оверстратен формулирует следующим образом: "Он (Троцкий) представляет фиктивную защиту революционных интересов пролетариата Манчжурии на место реальной защиты экономических интересов Советской Республики".
Здесь соединены две неправильные мысли. Во-первых я нигде не рассматривал вопрос с точки зрения особых интересов манчжурского пролетариата. Дело идет для меня об интересах русской и китайской революции в целом. Манчжурия является одним из важнейших и наиболее устойчивых плацдармов китайской контр-революции. Даже Гоминдан Чан-Кай-Ши мог бы стать господином положения в Манчжурии -- не формально, а фактически -- лишь посредством войны с северянами. В случае такой войны железная дорога была бы в руках Джан-Сю-Ляна важным орудием даже против буржуазного об'единения Китая. В случае же новой, т. е. третьей китайской революции Манчжурия играла бы неизбежно ту роль, какую в русской революции играли Дон и Кубань, или во французской революции Вандея. Этой роли будет, разумеется, подчинена и железная дорога.
Вторая ошибка этой цитаты заключается в том, что в ней говорится почему то только об экономических интересах советской республики на Востоке, которые на самом деле играют третьестепенную роль. Дело идет о положении СССР в международном капиталистическом окружении. Империализм пробует упругость советской республики на разных участках. Каждая такая "проба" ставит или может поставить вопрос: стоит ли воевать из-за китайской дороги? стоит ли воевать из-за Монголии? из-за Карелии? из-за Минска и Белоруссии? из-за Грузии? Стоит ли воевать из-за уплаты царских долгов? из-за возвращения американцам их бывших заводов? из-за признания прав русско-азиатского банка и проч.? Только формалист может делать принципиальные различия между этими вопросами. По существу же это практические вариации одного и того же вопроса: нужно ли в данном случае дать бой или же выгоднее отступить под натиском империализма. Обстоятельства могут диктовать (и уже не раз диктовали) отступления. Но тогда нужно сдачу позиции называть вынужденной частичной капитуляцией, не прикрываясь принципом "национального самоопределения", т. е. не превращая нужды в добродетель, как говорят немцы.
5. Главную мою ошибку Оверстратен видит в том, что я ставлю "вопрос о защите СССР даже прежде, чем дал ответ на вопрос о защите мира".
Здесь Оверстратен, к сожалению, совершенно сбивается на пацифизм. Защиты мира вообще не существует, если не считать, конечно, запоздалых откровений господина Бриана о необходимости воспитывать детей в духе любви к ближнему (и к немецким репарациям). Перед революционным пролетариатом советско-китайский конфликт ставит вопрос не о защите мира вообще, -- какого мира? на каких условиях? в чьих интересах? -- а именно о защите советской республики. Это есть основной критерий. Лишь после этого следует второй вопрос: как обеспечить защиту советской республики в данных конкретных обстоятельствах: путем ли военных действий или путем временного отступления, с целью оградить себя от нападения. Этот вопрос решается примерно так же, как профессиональные союзы решают вопрос о том, пойти ли на уступки капиталистам, урезавшим заработную плату, или начать стачку. Профессиональный союз, если во главе его стоят революционеры, решает вопрос о стачке в зависимости от всей обстановки, которая определяет соотношение сил обеих сторон, но никак не в зависимости от принципа сохранения "индустриального мира". Если подойти к советско-китайскому конфликту с марксистским критерием, то нельзя не признать, что защита мира вообще так же неприемлема, как и защита индустриального мира, ибо дело в обоих случаях идет о классовой борьбе между пролетариатом и буржуазией, в национальном или интернациональном масштабе.
Если бы Оверстратен просто сказал: "лучше отказаться от китайско-восточной дороги, но сохранить мир", то эту позицию можно бы понять. Конечно, открытым оставался бы вопрос о том, не раздразнила ли бы такая уступка аппетиты врагов (их много) и не ухудшила ли бы она еще более положение. Но это вопрос практического учета обстановки, не имеющий ничего общего с философией советского "империализма". Дело шло бы не о том, чтоб выполнить мнимый долг по отношению к мнимой китайской независимости, а в том, чтоб откупиться от врагов. Это значит не ставить защиту мира выше защиты Советского Союза, а лишь считать, что в данных условиях защите Советского Союза лучше всего может быть обеспечена уступкой части его достояния классовым врагам.
После разгрома китайской революции, при укреплении стабилизации в Европе, война для советской республики особенно невыгодна. В этом не может быть никакого сомнения. Но и противной стороне трудно решиться на войну. Чан-Кай-Ши мог бы пойти на нее только при активном вмешательстве мирового империализма. А для этого последнего огромное значение имеет поведение пролетариата, даже отдельных частей пролетариата. Кто кричит: отдайте японскому ставленнику Джан-Сю-Ляну или контр-революционному диктатору Чан-Кай-Ши дорогу, принадлежащую советской республике; кто прикрывает это требование лозунгом "руки прочь от Китая"; кто прямо или косвенно поддерживает обвинения насчет красного империализма, тот тем самым меняет соотношение сил к выгоде Джан-Сю-Ляна, Чан-Кай-Ши и мирового империализма, а стало быть при данных условиях практически увеличивает шансы военного столкновения.
6. В первые недели захвата дороги газетные сведения, как и заявления представителей советского правительства позволяли довольно твердо расчитывать на мирное улажение конфликта. Затяжной характер его, однако, не только сам по себе крайне осложняет положение, но и позволяет думать, что в игре активно участвует третья сила, о роли которой мы пока еще слишком мало знаем. Правильно или неправильно маневрировала советская дипломатия -- это вопрос особый. Для решения его в нашем распоряжении нет всех необходимых элементов. Но если она делала тактические ошибки, что вполне вероятно, то не в смысле империалистского нарушения национальных прав Китая, а в смысле фактической оценки обстановки. Если, как твердо предсказывает "Юманитэ" в статье от 25 сентября, война разразится еще этой осенью, то последствия ее могут сказаться необозримы. Мы не знаем, каковы источники "Юманитэ". Но оппозиция должна быть твердо готова и к такого рода крутому повороту.
Оверстратен кончает статью двумя лозунгами: "За защиту Советского Союза!" "Против сталинизма!". Оба лозунга совершенно правильны. Так всегда ставила вопрос русская оппозиция. Но это именно и значит, что в случае войны оппозиционеры будут полностью и безоговорочно на стороне Советской республики. И они должны сейчас уже пред лицом рабочих масс непримиримо отмежевываться от всех тех, которые в этом коренном вопросе занимают двусмысленную позицию.
Л. Троцкий.
Константинополь, 30 сентября 1929 г.