Бриан испытывает потребность улучшить историческую судьбу трехсот пятидесяти миллионов европейцев, которые являются носителями высшей цивилизации, но в то же время не могут прожить ни одного столетия без дюжины войн и революций. Макдональд в интересах умиротворения нашей планеты пересек Атлантический океан. Соединенные Штаты Европы, разоружение, свобода торговли, мир поставлены в порядок дня. Капиталистическая дипломатия готовит со всех концов пацифистскую похлебку. Народы Европы, народы мира, готовьте большие ложки, чтоб ее расхлебывать!
Почему? Разве у власти в важнейших странах Европы не стоят или не готовятся стать социалисты? Именно поэтому! Уже сейчас совершенно очевидно, что план Бриана и план Макдональда преследуют "умиротворение" человечества по прямо противоположным направлениям. Бриан хочет об'единить Европу, чтобы найти защиту от Америки. Макдональд хочет заслужить благоволение Америки, помогая ей нажимать на Европу. Два поезда пущены друг другу навстречу, чтоб спасти своих пассажиров... от крушения.
Англо-французское морское соглашение июля 1928 года было ликвидировано по мановению бровей Соединенных Штатов. Этот факт является достаточной демонстрацией нынешнего мирового соотношения сил. "Не думаете ли вы, -- намекнула Америка, -- что я буду приспособляться к переговорам, которые вы ведете вокруг европейского канала? Чтоб вести серьезный разговор потрудитесь пересечь Атлантический океан". И Макдональд заказал себе купэ. Это оказалось наиболее осуществимой частью пацифистской программы.
В Женеве будущие "об'единители" европейского континента чувствовали себя не многим лучше, чем алкогольные контрабандисты по ту сторону океана: они со страхом оглядывались на американскую полицию. Бриан начинал и кончал свои речи клятвой насчет того, что об'единение Европы ни в коем случае и ни при каких условиях не должно быть направлено против Северной Америки. Боже упаси! Американские политики должны были при чтении этих слов испытывать двойное удовольствие: "Бриан нас изрядно боится,... Но он нас не проведет"...
Повторя слова Бриана насчет Америки, Штреземан в то же время замаскированно полемизировал с ним. Гендерсон полемизировал с обоими, особенно с французским премьером. В общем женевская дискуссия развертывалась по такой схеме:
Бриан: Ни в коем случае не против Соединенных Штатов.
Штреземан: Совершенно верно, но у кое-кого есть задние мысли, -- полагаться Америка может только на Германию.
Макдональд: Клянусь на библии, что верность в дружбе составляет свойство одних только бритов, особенно же шотландцев.
Так создавалась в Женеве "новая интернациональная атмосфера".
Слабость нынешней Европы вызывается прежде всего ее экономической раздробленностью. Силу Соединенных Штатов составляет, наоборот, их экономическое единство. Спрашивается: каким же образом устроить так, чтобы об'единение Европы не направилось против Америки, т. е. не изменило соотношения сил к ее невыгоде?
Официоз Макдональда The Daily Herald в N от 10 сентября назвал идею Соединенных Штатов Европы курьезною (grotesque) и даже провокационною. Еслиб, однако, затея удалась, то Соединенные Штаты Европы воздвигли бы чудовищную таможенную стену против Соединенных Штатов Америки, -- так рассуждает официоз Макдональда, -- и в результате Великобритания была бы совсем зажата в тиски двумя континентами. А затем: разве можно было бы надеяться на помощь Америки, ведя курс на об'единение Европы? "Действовать так было бы сумасшедствием и хуже, чем сумасшедствием". Это достаточно откровенно.
Практически никто не знает, что собственно должны означать Соединенные Штаты Европы. Штреземан свел вопрос к общей денежной единице и... почтовым маркам. Этого маловато. Бриан предлагает "обсудить" вопрос, который неизвестно, в чем состоит.
Основная задача об'единения должна была бы иметь экономический, не только торговый, но и производственный характер. Нужен такой режим, чтоб искусственные перегородки не отделяли европейский уголь от европейского железа; нужно дать возможность системе электрификации развиваться сообразно естественным и хозяйственным условиям, а не версальским границам; нужно об'единить в одно целое европейские железные дороги. И т. д. без конца. Все это немыслимо, в свою очередь, без уничтожения старо-китайской системы ликина*1 внутри Европы. Это означало бы далее единую общеевропейскую таможню -- против американской.
Не может быть никакого сомнения в том, что, если бы смести прочь внутренние таможенные перегородки, капиталистическая Европа, после некоторого периода кризисных перегруппировок и приспособлений, высоко поднялась бы на основе нового распределения производительных сил. Это так же беспорно, как то, что при наличии необходимых хозяйственных условий, крупные предприятия имеют решающие преимущества над мелкими. Но мы еще не слышали, чтоб мелкие предприниматели добровольно отказывались на этом основании от своих предприятий. Чтоб овладеть полем сбыта крупный капиталист должен разорить мелкого. То же самое и с государствами. Таможенные перегородки возводятся именно потому, что они выгодны и необходимы одной национальной буржуазии в ущерб другой, не взирая на то, что они тормозят развитие хозяйства в целом.
Со времени созванной Лигой Наций экономической конференции, которая должна была восстановить в Европе царство свободной торговли, таможенные пошлины непрерывно повышались. Сейчас английское правительство внесло предложение: установить двухлетние таможенные каникулы, т. е. в течение двуэ лет не повышать пошлины. Таков скромный задаток под Соединенные Штаты Европы. Но и он еще остается в проекте.
На защите таможенных стен, которые непрерывно росли после войны, стоят национальные армии, которые тоже возросли по сравнению с довоенным уровнем*2. Это достаточно показывает, как дорожит национальная буржуазия каждаго из тридцати европейских государств своей национальной таможенной стеной. Если крупному капиталисту нужно разорить мелкого, то сильному государству нужно победить менее сильные, чтобы опрокинуть их таможни.
Сравнивая нынешнюю Европу со старой Германией, когда десятки немецких отечеств имели свои таможни, Штреземан в экономическом об'единении Германии пытался найти прообраз экономической федерации Европы и всего мира. Это не плохая аналогия. Но Штреземан не договаривал только, что для своего об'единения -- на единой национальной основе! -- Германии пришлось проделать, не считая войн реформации, одну революцию (1848 г.) и три войны (1864, 1866 и 1870 г.). Между тем и сейчас еще, после "республиканской" революции (1918 г.) немецкая Австрия остается вне Германии. Трудно при наших условиях поверить, что для экономического об'единения всех наций Европы окажется достаточно нескольких дипломатических завтраков.
(a l'americaine).
Но ведь наряду с вопросом об об'единении Европы как раз и поставлен в порядок дня вопрос о сокращении ее вооружений? Макдональд заявлял, что путь постепенного разоружения есть самый верный путь к обеспечению вечного мира. Так может возразить нам пацифист. Конечно, еслиб все страны разоружились, то это было бы серьезной гарантией мира. Но саморазоружение так же исключено, как и добровольное уничтожение таможенных стен. Сейчас в Европе имеется только одна большая страна, которая серьезно разоружена: это Германия. Но разоружение ее было достигнуто, как известно, путем ее разгрома в войне, где сама Германия стремилась "об'единить Европу" под своим господством.
Не трудно вообще показать, что проблема "постепенного разоружения", если к ней подойти поближе, принимает вид трагического фарса. Вопрос о разоружении подменен вопросом о сокращении вооружений. Наконец, эта последняя задача сведена пока что к уравнению флотов Соединенных Штатов и Великобритании. Теперь уже это "достижение" об'является заранее великим залогом мира. Это все равно, как если бы сказать, что регламентация револьверов для дуэлянтов, есть верный путь к уничтожению дуэлей. Казалось бы, для здравого сужденья дело обстоит как раз наоборот. Если две самые сильные морские державы с таким остервенением торгуются из-за нескольких тысяч тонн, то это лишь показывает, что каждая из них стремится дипломатическими средствами обеспечить себе заранее более выгодную позицию для будущего военного столкновения.
Что означает, однако, с точки зрения международной обстановки, создание "равенства" между американским и английским флотом? Оно означает создание между ними грандиозного неравенства -- в пользу Америки. Это понимают, разумеется, все серьезные участники игры, и прежде всего адмиралтейства Лондона и Вашингтона. Они лишь молчат об этом -- из дипломатической застенчивости. У нас нет никакого основания следовать их примеру.
После опыта последней войны нет человека, который не понимал бы, что новая война между мировыми гигантами будет не молниеносной, а затяжной. Развязку определит относительная производительная мощь обоих лагерей. Это значит, в частности, что боевые флоты морских держав будут не только пополняться и обновляться, но и расширяться и заново создаваться во время самой войны.
Мы видели, какое исключительное место заняли в военных операциях немецкие подводные лодки на третьем году бойни. Мы видели, как Англия и Соединенные Штаты уже в процессе войны создавали могущественные армии, вооруженные и снабженные лучше, чем старые армии европейского континента. Это значит, что солдаты, матросы, корабли, пушки, танки, аэропланы, которые имеются к началу войны, представляют собою только затравку. Решаться вопрос будет в зависимости от того, с какой мощью данная страна способна будет уже под огнем создавать корабли, пушки, солдат и матросов. Даже царское правительство способно было заготовить известные запасы к началу войны. Но что было ему не под силу, так это обновлять и пополнять их под огнем. Для Англии, на случай войны с Америкой, единственное вообще теоретически-мыслимое условие успеха могло бы состоять в обеспечении за собою очень большого военно-технического перевеса до начала войны, что до некоторой степени уравновешивало бы неизмеримый технический и экономический перевес Соединенных Штатов. Уравнение же обоих флотов до войны означает, что уже в течение первых ее месяцев Америка будет иметь неоспоримый перевес. Недаром же американцы угрожали несколько лет тому назад, в случае надобности, печь крейсера, как пирожные.
В переговорах Гувера с Макдональдом дело идет не о разоружении и даже не об ограничении морских вооружений, а лишь о рационализации в деле подготовки войны. Типы судов стареют. Сейчас, когда гигантский опыт войны и поток вызванных ею изобретений только разрабатываются для военных нужд, срок морального изнашивания всех и всяких орудий военной техники должен оказаться значительно более коротким, чем до войны. Это значит, что главная часть флота может оказаться устаревшей, прежде, чем ее придется пустить в действие. Имеет ли при этих условиях смысл накоплять суда заранее? Рациональная постановка дела требует иметь такой флот, который необходим для первого периода войны, а в мирное время мог бы служить достаточной лабораторией для проверки и испытания новых изобретений и открытий, с тем, чтоб их уже в стандартизованном виде, в серийном производстве, можно было пустить в ход в течение войны. В большей или в меньшей степени чувствуют себя заинтересованными в "регламентации" вооружений, особенно морских, которые так дороги, все крупные государства. Но роковым образом эта регламентация превращается в величайшее преимущество экономически наиболее мощной страны.
За последние годы военное и морское ведомства Соединенных Штатов систематически занимались подготовкой всей американской промышленности для нужд будущей войны. Шваб (Schwab), один из магнатов военно-морской промышленности Соединенных Штатов, закончил недавно свой доклад в военной школе следующими словами: "Вы должны уяснить, себе, что война в настоящее время представляет собою большое индустриальное предприятие".
Печать французского империализма делает, разумеется, все, что может, чтобы стравить Америку с Англией. В статье, посвященной вопросу о морском соглашении, "Temps" пишет, что уравнение флотов вовсе еще не означает уравнения морского могущества, ибо Америка не может-де и мечтать о таких морских базах, которыми Англия овладела в течении столетий. Преимущества британских морских баз совершенно бесспорны. Но ведь соглашение насчет равенства флотов, если оно будет достигнуто, вовсе не будет последним словом Соединенных Штатов. Их лозунгом является "свобода морей", т. е. такой режим, который должен прежде всего ограничить Великобританию в деле пользования ее морскими базами. Не меньшее значение имеет другой лозунг Соединенных Штатов: "открытые двери". Под этим знаменем Америка будет противопоставлять не только Китай, но и Индию и Египет морскому владычеству Великобритании. Против британских морских баз и опорных пунктов Америка поведет поход не с моря, а с суши, т. е. через колонии Великобритании и ее доминионы. Америка приведет в движение свой военный флот в такой момент, когда обстановка для этого достаточно созреет. Конечно, все это музыка будущего. Но это будущее отделено от нас не столетиями и даже не десятилетиями. "Temps" может не беспокоиться. Соединенные Штаты будут брать по частям то, что можно брать по частям, меняя во всех областях -- технической, торговой, финансовой, военной -- соотношение сил к невыгоде своей главной соперницы и ни на минуту не упуская из виду ее морских баз.
Американская печать с пренебрежительной усмешкой отзывалась об английской рекламе Сноудену, который, при помощи страшной жестикуляции, отторговал в Гааге в пользу Британии два десятка миллионов долларов, т. е. сумму, пригодную разве что американским туристам на сигары. Победитель Сноуден? спрашивал нью-йоркский "Таймс". -- Нет! Действительный победитель (the real victor) это план Юнга, т. е. -- американский финансовый капитал. Через посредство репарационного банка система Юнга должна дать возможность Америке крепко держать свою руку на золотом пульсе Европы. От финансового ядра, привязанного к ногам Германии, идут солидные цепи, надетые на руки Франции, на ноги Италии и на шею Британии. Макдональд, выполняющий сейчас обязанности сторожа при британском льве, с гордостью показывает на ошейник, как на лучший инструмент мира. И подумать только: чтоб добиться таких результатов, Америке нужно было только проявить свое великодушие: "помочь" Европе ликвидировать войну и "согласиться" на равенство флотов с более слабой Великобританией.
С 1923 года нам пришлось вести борьбу за то, чтоб руководство Коминтерна соблаговолило, наконец, заметить Соединенные Штаты, и понять, что англо-американский антагонизм есть основная линия мировых группировок и мировой борьбы. Еще в эпоху V-го конгресса (середина 1924 года) это считалось ересью. Нас обвиняли в том, что мы "преувеличиваем" роль Америки. Выдумана была специальная легенда о том, будто мы провозвестили эпоху исчезновения европейских капиталистических антагонизмов перед лицом американской опасности. Осинский, Ларин и другие испортили немало бумаги для "развенчания" могущества Америки. Радек, вслед за буржуазными журналистами, доказывал, что нам предстоит эпоха англо-американского сотрудничества, смешивая временные, коньюнктурные, эпизодические формы отношений с существом мирового процесса.
Постепенно, однако, Америка была "признана" официальным руководством Коминтерна, которое стало повторять наши вчерашние формулировки, не забывая, разумеется, каждый раз прибавить, что оппозиция преувеличивает роль Америки. Правильная оценка Америки составляла в ту эпоху, как известно, прерогативу Пепера и Ловстона.
С момента установления левого курса оговорки были, однако, отброшены. Теперь уже обязанностью официальных теоретиков стало провозглашать, что Англия и Соединенные Штаты идут непосредственно к войне. По этому поводу я писал в феврале прошлого года ссыльным друзьям: "Англо-американский антагонизм прорвался, наконец, серьезно наружу. Теперь и Сталин с Бухариным как будто начинают понимать, в чем дело. Наши газеты весьма упрощают, однако, вопрос, когда изображают дело так, будто англо-американский антагонизм, непрерывно обостряясь, приведет непосредственно к войне. Можно не сомневаться, что в этом процессе будет еще несколько переломов. Слишкомъ грозной штукой явилась бы война для обоих партнеров. Они еще сделают не одно усилие для соглашения и умиротворения. Но в общем развитие гигантскими шагами идет к кровавой развязке".
Нынешний этап снова принимает форму военно-морского "сотрудничества" Америки с Англией, и некоторые французские газеты боятся даже мировой англо-саксонской диктатуры. Конечно, Соединенные Штаты могут использовать и вероятно используют "сотрудничество" с Англией, чтоб затянуть потуже узду на Японии и на Франции. Но все это будут этапы не к англо-санксонскому, а к американскому господству над миром, в том числе и над Великобританией.
По поводу этой перспективы руководители Коминтерна могут снова повторить, будто мы не видим впереди ничего, кроме торжества американского капитализма. Так, мелко-буржуазные теоретики народничества обвиняли первых русских марксистов, будто те не видели впереди ничего, кроме победы капитала. Эти обвинения стоят друг друга. Когда мы говорим, что Америка идет к мировому господству, то это вовсе не значит, что оно полностью осуществится в действительности, ни тем более, что даже осуществившись в той или другой степени, оно будет длиться в течении веков или хотя бы десятилетий. Дело идет об исторической тенденции, которая на деле будет пересечена и видоизменена другими историческими тенденциями. Если бы капиталистический мир мог существовать еще в течение десятилетий без революционных потрясений, то эти десятилетия были бы несомненно свидетелями непрерывного роста американской мировой диктатуры. Но в том то и дело, что процесс этот будет неизбежно развивать свои собственные противоречия, которые будут сочетаться со всеми другими противоречиями капиталистической системы. Америка будет вынуждать Европу стремиться ко все большей рационализации и в то же время будет оставлять Европе все меньшую долю мирового рынка. Это повлечет за собою непрерывное обострение трудностей в Европе. Конкуренция европейских государств из-за доли мирового рынка неизбежно обострится. В то же время, под давлением Америки, европейские государства будут стремиться координировать свои силы. Это ведь и есть основной источник бриановской программы Соединенных Штатов. Каковы бы, однако, ни были отдельные этапы развития, ясно одно: постоянное нарушение мирового равновесия в пользу Америки станет в течение всей ближайшей эпохи основным источником кризисов и революционных потрясений в Европе. Кто считает, что европейская стабилизация обеспечена на десятки лет, тот решительно ничего не понимает в мировой обстановке, и тот неизбежно с головой потонет в болоте реформизма.
Если взглянуть на этот процесс с другого берега Атлантического океана, т. е. под углом зрения судьбы Северо-Американских Соед. Штатов, то и тут открывающаяся перспектива окажется меньше всего похожей на безмятежную капиталистическую идиллию. Довоенное могущество Соединенных Штатов выросло на основе внутреннего рынка, т. е. динамического равновесия между промышленностью и сельским хозяйством. Война породила в этом развитии резкий перелом. Соединенные Штаты во все большей массе экспортируют капиталы и промышленные товары. Рост мирового могущества Соединенных Штатов означает, что вся система американской промышленности и американских банков -- этот гигантский капиталистический небоскреб -- во все возрастающей степени опирается на фундамент мирового хозяйства. Но этот фундамент минирован, и сами Соединенные Штаты продолжают минировать его изо дня в день. Вывозя товары, вывозя капиталы, строя флот, оттесняя Англию, скупая важнейшие предприятия в Европе, проталкиваясь в Китай и проч., финансовый капитал Соединенных Штатов собственными руками устраивает под своим фундаментом пороховые и динамитные погреба. Где будет приложен огонь к фитилю? В Азии, в Европе или в южной Америке -- или, что всего вероятнее, в разных местах одновременно -- это уже вопрос второго порядка.
Прямое несчастье, что нынешнее руководство Коминтерна совершенно неспособно следить за всеми этапами этого гигантского процесса. От фактов оно отделывается шаблонами. Даже пацифистская агитация за Соединенные Штаты Европы застигла его в расплох.
Вопрос о Соединенных Штатах Европы под пролетарским углом зрения был поставлен нами в сентябре 1914 года, т. е. в самом начале империалистской войны. В брошюре "Война и Интернационал", автор этих строк пытался доказать, что об'единение Европы неотразимо выдвинуто всем ее экономическим развитием, но что Соединенные Штаты Европы мыслимы только, как политическая форма революционной диктатуры европейского пролетариата.
В 1923 году, когда оккупация Рура снова остро поставила основные проблемы европейского хозяйства (прежде всего угля и железной руды), а вместе с тем и вопросы революции, удалось добиться того, что лозунг Соединенных Штатов был официально усыновлен руководством Коминтерна. Но отношение к этому лозунгу оставалось неприязненным. Оказавшись не в силах его отвергнуть, руководители Коминтерна относились к нему, как к подкидышу "троцкизма". После крушения немецкой революции в 1923 г., Европа жила жизнью стабилизации. Основные революционные вопросы сходили с порядка дня. Лозунг Соединенных Штатов пришел в забвение. В программу Коминтерна лозунг этот не был включен. Сталин об'яснил этот новый зигзаг с несравненной глубиной: так как нельзя знать, в каком порядке отдельные страны будут совершать свою пролетарскую революцию, то нельзя заранее предвидеть, понадобятся ли Соединенные Штаты Европы. Это значит, другими словами, что прогноз легче делать после событий, чем до них. На самом деле вопрос идет вовсе не о том, в каком порядке революции будут совершаться. На этот счет возможны лишь предположения. Но это не избавляет ни европейских рабочих, ни Интернационал в целом от необходимости иметь ясный ответ на вопрос: как вырвать европейское хозяйство из его нынешней разрозненности и как спасти народные массы Европы от упадка и порабощения.
Беда, однако, в том, что экономическое обоснование лозунга Соединенных Штатов Европы ниспровергает одну из основных идей нынешней программы Коминтерна, именно идею построения социализма в отдельной стране.
Суть нашей эпохи состоит в том, что производительные силы окончательно переросли рамки национальных государств и приняли, прежде всего в Америке и в Европе, отчасти континентальный, отчасти мировой масштаб. Из противоречия между производительными силами и национальными границами выросла империалистская война. А закончивший ее версальский мир еще более обострил это противоречие. Другими словами: благодаря развитию производительных сил капитализм давно уже не может существовать в отдельной стране. Между тем социализм может и будет опираться на еще более развитые производительные силы: иначе он явился бы не прогрессом, а реакцией по отношению к капитализму. В 1914 году мы писали: "Если бы проблема социализма могла быть совместима с рамками национального государства, то она, тем самым, была бы совместима с национальной обороной". Советские Соединенные Штаты Европы и являются политическим выражением той мысли, что социализм невозможен в отдельной стране. Конечно, он не может достигнуть своего полного развития и в пределах одного континента. Социалистические Соединенные Штаты Европы представляют собою этапный исторический лозунг на пути к мировой социалистической федерации.
Не раз уже бывало в истории, что, когда революция оказывалась не в силах разрешить своевременно назревшую историческую задачу, за разрешение ее вынуждена была браться реакция. Так, Бисмирк по своему об'единял Германию после неудачи революции 1848 года. Так, Столыпин пытался разрешить аграрный вопрос после поражения революции 1905 года. Так, версальские победители разрешали по своему национальный вопрос, с которым оказались бессильны справиться все предшествующие буржуазные революции Европы. Гогенцоллернская Германия пыталась на свой лад организовать Европу, т. е. об'единить ее под своей каской. Это не удалось. Тогда победитель Клемансо решил использовать победу для того, чтоб разрезать Европу на возможно большее число кусков. Теперь Бриан, вооружившись иглой и ниткой, собирается сшить эти куски во-едино, хотя и не знает, с какого конца приступить.
Руководство Коминтерна, и в частности руководство французской компартии, разоблачает лицемерие официального пацифизма. Но этого одного недостаточно. Об'яснять курс на об'единение Европы одной лишь подготовкой войны против СССР есть совершенное ребячество, чтобы не сказать хуже, и только компрометирует задачу обороны советской республики. Лозунг Соединенных Штатов Европы -- не хитрая выдумка дипломатии. Он вытекает из неотразимых хозяйственных потребностей Европы, которые тем острее и болезненнее выступают наружу, чем могущественнее давление Соединенных Штатов. Именно сейчас коммунистические партии должны пацифистской стряпне европейских империалистов противопоставить лозунг Советских Соединенных Штатов Европы.
Но у коммунистических партий связаны руки. Жизненный лозунг, с глубоким историческим содержанием, в интересах борьбы с оппозицией вычеркнут из программы Коминтерна. Тем решительнее этот лозунг должна поднять оппозиция. В ее лице авангард европейского пролетариата говорит своим сегодняшним владыкам: Для того, чтоб об'единить Европу надо прежде всего вырвать власть у вас. Мы это сделаем. Мы об'единим Европу. Мы ее об'единим против враждебного нам капиталистического мира. Мы сделаем ее могущественным плацдармом воинствующего социализма. Мы сделаем ее краеугольным камнем мировой социалистической федерации.
Л. Троцкий.
4 октября 1929 г.
Общие расходы милитаризма (сухопутные, морские и воздушные) пяти важнейших капиталистических государств только за три последние года возросли с 2.170 миллион. долларов до 2.292 миллионов и составили за три года вместе почти 6.600 милл. долларов.