XVI
Противодействие бюрократии

Единственным способом разоружить реакционеров и сломить сопротивление крупных землевладельцев было вооружение беднейших крестьян и организация из в военные дружины для захвата земель при поддержке правительства. Оказавшись один на один с массами вооруженных крестьян, землевладельцы и их вооруженные банды были бы разбиты с минимальными издержками. Защита народных завоеваний должна была состоять именно в этом. Но лидеры Народного единства блокировали всякую революционную инициативу масс и больше всего боялись «спровоцировать силы реакции». Поэтому они упорно противодействовали любым попыткам беднейшего крестьянства провести «незаконный захват земель», даже посылая «силы общественного порядка» для выселения крестьян уже совершивших такие «захваты». Сегодня некоторые из бывших лидеров Народного единства пытаются оправдаться, ссылаясь на то, что иногда крестьяне действовали «слишком решительно», отбирая земли не только и латифундистов, но и у зажиточных крестьян.

Без сомнения, каждое революционное движение, особенно вовлекающее наиболее угнетенные и отсталые слои общества, имеет тенденцию действовать «слишком решительно» и такие «крайности» очень часто оказываются неизбежными. Правда также и то, что некоторое количество небольших ультралевых групп может иметь большое влияние на стихийное крестьянское движение. Но ответственность за сложившуюся в стране ситуацию полностью остается на лидерах коалиции Народного единства, особенно Коммунистической и Социалистической партий.

Лучшим способом избежать «эксцессов», свести к минимуму применение насилия и обеспечить по возможности мирную и наиболее организованную передачу земли крупных землевладельцев беднейшему крестьянству было бы для лидеров рабочего движения не осуждать «незаконные действия» и посылать в деревню полицию «для восстановления порядка», а самим возглавить это массовое движение, придав ему организованный характер. Ж.Ченчал в уже цитированной нами статье пытался принизить значение крестьянских комитетов. Причины, затормозившие развитие этих органов народной власти, он объясняет так: «Разные политические группы, стремились принять участие в работе крестьянских комитетов, это привело к тому, что между Народным единством и ХДП и между партиями в самом Народном единстве развернулась политическая борьба за лидерство в этих комитетах, а это естественным образом привело к тому, что некоторые партии Народного единства не поддерживали организацию крестьянских комитетов».

Невероятное признание! Некоторые лидеры Народного единства были противниками крестьянских комитетов из-за факта политической борьбы различных партий за контроль над этими организациями... Но разве такая борьба не велась на каждой фабрике, в каждом рабочем районе, в каждом профсоюзе, на любых местных или общегосударственных выборах? И тем не менее лидеры Народного единства не выступали за отказ от участия в деятельности профсоюзов или парламента. Настоящей причиной было недоверие «некоторых лидеров» Народного единства движению крестьянских масс и их боязнь того, что это движение может выйти из под их контроля. Естественной обязанностью рабочих лидеров было поддерживать каждую революционную инициативу беднейшего крестьянства, активно выдвигая своих кандидатов в крестьянские комитеты, и вести борьбу в этих революционных органах за социалистическую политику, против отравляющего влияния христианских демократов.

С самого начала руководство Народного единства попало в зависимость от буржуазной легальности и призрачной возможности социальных преобразований без разрушения старых государственных структур. Это имело бедственные последствия для аграрной реформы. Как признает сам Ж. Ченчол, «рамки полномочий правительства не позволяли ему придать крестьянским комитетам официальный статус и профинансировать их работу без соответствующего закона, который не имел ни одного шанса получить поддержку парламента, где правительство имело меньшинство.»

Утопичный характер идеи использования старого бюрократического аппарата буржуазного государства для проведения аграрной реформы определенно, хотя и неохотно признает Ж.Чончол, который пишет, что крестьянские комитеты часто входили в противоречие с бюрократическим государственным аппаратом. «Таким образом, одной из проблем, которые правительство Народного единства оказалось неспособно решить, вопреки всем его стараниям, была работа бюрократической государственной машины. В процессе аграрных преобразований, включавших такие проблемы, как экспроприация латифундистов, кредитование крестьянства и обеспечение его сельскохозяйственной техникой, перестройка экономических взаимоотношений между сельским хозяйством и остальным обществом и т.д., мы постоянно должны были учитывать реакцию бюрократических структур, которые всегда характеризовались чрезвычайной активностью, оперативностью и согласованностью действий.

Правительство Народного единства предпринимало попытки, направленные на борьбу с бюрократическим саботажем, но, в конце концов, рамки легальности, органическая сопротивляемость бюрократии любым преобразованиям, классовый антагонизм между бюрократами и крестьянством, городское местопребывание аграрной бюрократии, а также партийные противоборства остановили важный процесс трансформации бюрократии в более органические и эффективные структуры на службе аграрных преобразований».

Все рассуждения Ж.Чончола показывают не что иное, как невозможность проведения радикальных и необратимых преобразований в деревне без революционной борьбы крестьянства, вооруженного против контр-революции и организованного в крестьянские комитеты, тесно сотрудничающие с профсоюзами сельскохозяйственных рабочих и рабочими организациями города.

Но, вопреки всем препонам, как результат давления масс (к 1 января 1971 г. крестьянами уже было осуществлено от 250 до 300 «незаконных» захватов земель) в Чили была проведена наиболее глубокая аграрная реформа за всю ее историю. По словам Ж.Чончола, «правительство Народного единства поставило себе целью осуществить в 1971 г. экспроприацию тысячи земельных владений, что приблизительно равнялось результатам деятельности в этом направлении правительства ХДП за все шесть лет ее пребывания у власти, а эти же показатели предыдущего года превышало почти вчетверо (в 1970г. правительством Фрея были экспроприированы 273 фермы, составлявшие 634 га.).

Этот процесс подразумевал мощное сопротивление бюрократического государственного аппарата, создававшего трудности проведению реформы, апеллируя к закону. Вопреки этому, ускорение процесса экспроприации продолжало нарастать, и к концу 1971 г. 1378 ферм общей площадью 2600000 га были конфискованы. В 1972 г. эти темпы еще увеличились: 2000 ферм общей площадью 2800000 га. были отчуждены, тем самым, с латифундизмом в Чили было практически покончено. В 1973 г., до государственного переворота, были экспроприированы еще 1050 ферм (главным образом плохо обрабатываемые фермы средних размеров) и оставшиеся латифундии общей площадью 1200000 га.»

Меры, проводившиеся правительством Альенде в интересах рабочих и крестьян, были встречены народом с огромным энтузиазмом, что проявилось в результатах местных выборов 4-го апреля 1971 года:

Если на президентских выборах Альенде получил только 36.3% голосов избирателей, то теперь партии Народного единства завоевали 49ю7% против 48.05% объединенной оппозиции. С учетом голосов, поданных за объединенную оппозицию. С учетом голосов, поданных за левую партию не вошедшую в правительственную коалицию, -- Народно-социалистический союз, левые силы получили убедительное большинство. Волна радикализации в стране выразилась в появлении органов рабочей власти на фабриках и заводах. В деревне беднейшее крестьянство проводило захват земель. Это возбуждение народных масс отразилось на традиционных партиях среднего класса, спровоцировав целую серую кризисов и расколов в их рядах. Семь членов парламента откололись от ХДП, организовав новую партию, Левое христианское движение, к которой присоединилось 20% молодежной организации ХДП. ЛХД провозгласило себя сторонником «строительства социализма вместе с правительством Народного единства». Радикальная партия пережила откол своего правого крыла после 25-го съезда, который принял новую программу, признавшую движущей силой общественного развития «классовую борьбу и необходимость покончить с эксплуатацией человека человеком».Альберто Бальтера, возглавивший процесс формирования новой «Левой» радикальной партии, «призванной представлять интересы среднего класса», не решился сразу открыто выступить против правительства Народного единства. Сочувственные настроения по отношению к правительству были слишком сильны даже в мелкобуржуазной среде.

Перегруппировка политических сил посредством выборов была лишь бледным отражением огромной силы рабочего и крестьянского движения в тот период. Для мирной перестройки чилийского общества имелись все объективные условия. Правящий класс был деморализован и пребывал в растерянности. Народное движение было на подъеме и, в действительности, сильно опережало реформистские схемы своих лидеров. Средний класс и особенно крестьянство с надеждой смотрели на правительство. Лидеры социалистов и коммунистов заняли ключевые позиции в правительстве и органах исполнительной власти. Они были законным правительством страны, что, по мнению наиболее отсталых слоев среднего класса, облегчало задачу проведения социалистической революции. Народное единство имело значительную поддержку в вооруженных силах, причем не только среди солдат и матросов, но и среди офицеров, которые поддерживали или СПЧ, или КПЧ. Президент имел право проводить референдумы по важнейшим вопросам. Более благоприятную для социалистической революции объективную для социалистической революции объективную ситуацию невозможно представить. И все же руководство СПЧ и КПЧ не умело использовать выгоды сложившихся обстоятельств для нанесения решающего удара по власти олигархии.

В этот момент в Чили ясно проявились элементы двоевластия: «Важным фактом было глобальное противоречие, созданное надеждами масс на силу народного движения и выразившееся в так называемом «коммандес коммуналес» (коммунальные комитеты трудящихся), а также, в комитетах контроля над производством, народных ассамблеях, административных и производственных комитетах и других органах рабочего самоуправления» (45 годовщина СПЧ).

Тем не менее лидеры этого рабочего движения оставили рычаги власти в руках правящего класса. Они не решились вмешаться в деятельность армии и полиции. «Народное единство имело только исполнительную власть, -- утверждает Сепульведа --, но противник контролировал все буржуазные государственные органы и защищался с их помощью, проводя тем временем контрреволюционные приготовления».

Правительство имело законное право провести плебисциты и новые всеобщие выборы, которые, без малейшего сомнения, означали бы решительную победу рабочих партий. Но лидеры Народного единства упустили этот столь выгодный для решительных действий момент, положившись на «добрую волю» классового врага.