Сев за написание этой статьи я постарался проанализировать те ответы, которые дает революционный марксизм на следующие вопросы: Каковы представления ортодоксального марксизма о человеке, соответствуют ли они реальности или нет, в чем их сущность?
Многие буржуазные критики марксизма — «чувствительные, но слабоголовые» — обвиняют его в гипертрофированном экономическом детерминизме, мол, этим оттесняется роль личности в истории, отрицается ее творческий потенциал. Для человека, хорошо знакомого с марксизмом и в качестве теории и в качестве практики, нет ничего смешнее этих обвинений. Они пригодны лишь для поверхностных знаний буржуазной публики, разъедаемой собственным бездельем и ничтожеством. Лишь социализм создает реальную возможность реализоваться личности, ее способностям и силам, т.к. освобождает ее от отчуждения и экономической эксплуатации. Марксизм подвергая, своему анализу прежде всего экономическую структуру общества, вскрывает самую суть общественных отношений, их сердцевину. Поэтому материалистическое понимание истории не есть ущербная часть учения Маркса, оно есть его наиболее выдающееся достижение, позволяющее увидеть действительные корни всех общественных явлений, их взаимодействие в противоречивом процессе собственного развития. «Совершившийся после смерти Гегеля переход к материализму не мог быть простым возвратом к наивному метафизическому материализму 18 столетия. В интересующей здесь нас области, т.е. в области объяснения истории, материализм должен был прежде всего обратиться к экономике. Поступить иначе — значило бы пойти не вперед, а назад сравнительно с философией истории Гегеля».
Ведь марксизм есть прежде всего учение о самом человеке, его созидательном труде, его освобождении от эксплуатации. И в связи с этим мне представляется важнейшей задачей указать действительные взгляды Маркса на человека, сорвать то покрывало лжи, которым обвешан революционный марксизм в буржуазном российском обществе.
Ключевым произведением для характеристики взглядов К. Маркса на человека в этой статье являются «Экономическо-философские рукописи 1844». Выбор именно этой книги для анализа взглядов Маркса объясняется в первую очередь ее содержанием, эта работа молодого Маркса как никакое его другое произведение, может развеять мифы, согласно которым человек для К. Маркса имеет вульгарно-материалистическую интерпретацию. Хочу также сделать замечание, что я решительно оспариваю мнение, которое состоит в том, что следует проводить резкую границу между взглядами молодого и зрелого Маркса. Фактическое содержание многих работ К. Маркса говорят в пользу того, что тема отчуждения интересовала его и в зрелые годы жизни. Это конечно не исключает эволюции в языке Маркса, используемых им понятий. В начале 40-х годов К. Маркс находился под сильным влиянием гегельянства, отсюда и спиритуализм в языке (напр. «родовая сущность»). Впоследствии Маркс не мог терпеть идеализма в своем языке, т.к. идеалистические словечки обладали одним качеством, из-за которых они претили Марксу. Я имею в виду их абстрактность, под их покровом можно подсунуть любой теоретический хлам. Истина конкретна, и должна выражаться через конкретно-материалистические понятия. Стоит процитировать Э. Фромма который в своей книге о Марксе писал, что «Маркс и Энгельс изменили некоторые свои понятия и идеи. Маркс стал еще больше избегать употребления терминов, близких гегелевскому идеализму, его язык стал менее эмоционален и эсхатологичен, быть может, оттого, что в последние годы у него поубавилось энтузиазма, которым он кипел в 1844 г. Но, невзирая на некоторые перемены во взглядах, настроениях и языке, философское ядро идей молодого Маркса никогда не менялось. И поэтому невозможно анализировать и понимать его поздние идеи о сути социализма и его критику капитализма, иначе чем опираясь на его концепцию человека, развернутую в ранних произведениях».
У «Парижских рукописей» сложная судьба: при жизни К. Маркса они никогда не была напечатаны, впервые они была изданы Институтом марксизма-ленинизма в 1932 г. Ее появление можно назвать революционным взрывом, который во многом изменил традиционное понимание марксизма. Рукописи особенно сильно повлияли на западную аудиторию марксистов. Здесь нужно вспомнить о Дьерде Лукаче, занимавшемся расшифровкой рукописи в Москве. Появились первые научные труды, переосмысливающие марксизм через призму «Парижских рукописей» — это «Диалектический материализм» Лефевра, «Материализм и Революция» Ж.П. Сартра 1947 г., его же «Критика диалектического разума», труды Г. Маркузе и другие. Рукописи не только вызвали небывалый до этого интерес к наследию Марксу, они способствовали созданию оригинальных философских школ в марксизме, несмотря на их разнородность их принято объединять под общим названием западный марксизм. Английский исследователь П. Андерсон так характеризует это идейное течение: «Парадоксально, но западный марксизм в целом развивался в обратном эволюции Маркса направлении. Если основатель исторического материализма постепенно шел от философии к политике и затем к экономике как основной области исследования, то последователи школы, возникшей после 1920 г., чаще стали отходить от экономики и политики и концентрировать свое внимание на философии, практически не занимаясь тем, что особенно интересовало Маркса в пору его зрелости, то есть они поступали так же, как поступил Маркс с философскими вопросами, которые привлекали его внимание в юности. Казалось, в этом смысле произошел поворот на 360 градусов». Западный марксизм в лице своих представителей в начале своего существования был тесно связан с массовым рабочим движением. «Д. Лукач был заместителем народного комиссара образования в Венгерской советской республики в 1919 г. и сражался в рядах революционной армии на Тисском фронте против наступающих сил Антанты». Антонио Грамши, основатель и руководитель Итальянской КП (ИКП), вел активную борьбу с итальянскими фашистами, и впоследствии поплатился за это многолетним тюремным заключением. Но по мере своего развития западный марксизм стал отрываться от активного взаимодействия с рабочими массами, он замкнулся на исследованиях тонких философских и психологических проблем. В послевоенное время мы можем наблюдать две действующих идейных течения: это элитарный западный марксизм, ведущий основные дискуссии между европейской профессурой и вульгаризированный марксизм носителем которого являлись бюрократизированные компартии. В СССР, к сожалению, издание рукописей не вызвало никаких дискуссий. Советский марксизм, став официальной идеологией, потерял всякую возможность к развитию. Характерна судьба редактора рукописей Д. Б. Рязанова — незадолго до того как они увидели свет, он был уволен из института, а впоследствии был репрессирован.
Центральным философско-экономическим понятием рукописей является понятие отчуждения. Отчуждение как философская дефиниция присутствовало еще в философии Гегеля. Но общий спекулятивный характер философской системы Гегеля обрекал эту дефиницию на истолкование ее в крайне идеалистическом смысле. Отчуждение использовалась Гегелем для объяснения движения духа из чистой логики через природу, к самосознанию коллективного человеческого разума. Закономерно, что преодоление этого отчуждения духа от самого себя Гегель видел только в интеллектуальной сфере. Лишь после того как Маркс одел отчуждение в материалистические подштанники, оно приобрело качественно иной вид, стало отражением действительных процессов в материальном мире. Отчуждение у Маркса носит диалектический смысл, он состоит в том, что рабочий в процессе своего труда производит отчужденный продукт, приобретающий форму товара, своим трудом он не выражает свою сущность — труд как цель и смысл существования перестает существовать, теперь он используется только для поддержания своего физического существования. «Отчужденный труд переворачивает это отношение таким образом, что человек именно потому, что он есть существо сознательное, превращает свою жизнедеятельность, свою сущность только лишь в средство для поддерживания своего существования». Былое единство человека с собственной сущностной природой утрачивается, в огромной четко структурированной капиталистической системе он вынужден играть роль винтика, завершающего превращение рабочего в частичного человека, теперь он может существовать только лишь как рабочий и не как иначе. Маркс анализирует проблему отчуждения с двух аспектов: экономически и психологически. С экономической точки зрения рабочий в своем отчужденном труде производит отчужденный продукт, противостоящий ему как нечто чуждое и враждебное. Лишенный собственности на средства производства, он вынужден продавать свою способность трудиться, умирать на несколько часов в сутки. Продажа собственной рабочей силы не дает рабочему возможности жить в достатке, он вынужден довольствоваться железным минимумом заработной платы. «Рабочий становится тем беднее, чем больше богатства он производит, чем больше растут мощь и размеры его продукции. Рабочий становится тем более дешевым товаром, чем больше товаров он создает. В прямом соответствии с ростом стоимости мира вещей растет обесценение человеческого мира. Труд производит не только товары: он производит самого себя и рабочего как товар, притом в той самой пропорции, в которой он производит вообще товары. Этот факт выражает лишь следующее: предмет, производимый трудом, его продукт, противостоит труду как некое чуждое существо, как сила, не зависящая от производителя»
Но факт отчужденности рабочего от самого себя, причина которого есть отчужденный труд, обрекает рабочего не только на материальное обнищание (относительное) еще одним последствием отчужденности есть уродование личности рабочего. Отчужденный труд делает глубоко несчастным человека им занимающимся. Одной из причин того, что при капитализме процесс отчуждения доходит до своего пика, Маркс видел в том, что рабочая сила становится товаром. «Рабочий стал товаром, и счастье для него, если ему удается найти покупателя. Спрос же, от которого зависит жизнь рабочего, зависит от прихоти богачей и капиталистов».
Для человека жизненно необходимо удовлетворять свои физические и духовные потребности, поэтому некоторое время в течение своей жизни он тратит на удовлетворение их посредством созидательного труда. Но стоит заметить, что факты существования классического рабства и феодальных порядков в истории дают право сделать заключение, что не всегда трудящийся человек свободно распоряжался своим трудом, это несвобода неразрывно была связана с отсутствием личной свободы у самого трудящегося. В вышеуказанное время для большинства народных масс проблема отчуждения связана с их личной и экономической зависимостью от господствующих классов. Уникальность же капитализма состоит в том, что он отрывает друг от друга рабочего и его способность к труду. В этом самый главный смысл процесса отчуждения при капитализме по Марксу. Он выделяет несколько видов отчуждения: (1) от процесса труда, (2) от продукта труда, (3)от своей собственной сущности, и (4) людей друг от друга.
Но почему труд становится отчужденным? Это ключевой вопрос в рассмотрении проблемы отчуждения, ведь правильно ответив на него, мы сможем понять, каким путем преодолеть отчуждение рабочего от самого себя. Мысли Маркса о причине отчуждения неоднозначны. Маркс дает двоякую формулировку причины: «…хотя частная собственность и выступает как основа и причина отчужденного труда, в действительности она, наоборот, оказывается его следствием, подобно тому как боги первоначально являются не причиной, а следствием заблуждения человеческого рассудка. Позднее это отношение превращается в отношение взаимодействия». Итак, частная собственность выступает для Маркса и причиной и следствием отчужденного труда. Как это может быть? Я предполагаю вот в чем разрешение этого противоречия. Корень зла лежит в разделении и противопоставлении необходимого и прибавочного труда.
Прибавочный труд не имеет извечного существования, он был невозможен на той ступени истории, когда человеческий труд имел крайне низкую производительность. На этой низкой ступени человек производил лишь необходимый продукт, удовлетворяющий его наиболее первичные потребности в пище и жилье. Прибавочный труд стал возможен лишь тогда, когда человек стал производить излишки. И здесь ахиллесова пята любого сложившегося способа производства — как эти излишки распределяются? Это зависит от производственных отношений, существующих в конкретном обществе. Производительный труд со своим ростом усложняет условия своего функционирования, необходимы всё более сложные средства производства и расширенная сырьевая база. В зависимости от того, кому принадлежат эти средства производства, решается, в чью пользу распределяется прибавочный продукт. Прибавочный продукт изымается собственником средств производства. Отчужденный труд и продукт этого отчужденного труда сопутствует всем общественно-экономическим формациям, где имеется частная собственность на средства производства. Но доля этой отчужденности различная. В рабовладельческом обществе отчужденность раба абсолютна — это достигается его личной и экономической зависимостью от хозяина. Раб не имеет права на продукт своего труда, т.к. он куплен навсегда (условно говоря, до перепродажи или обретения свободы). Разделение между необходимым и прибавочным трудом теряет свою видимость. Рабовладелец изымает весь продукт дневного труда раба, как собственник говорящего орудия труда. «При рабском труде даже та часть рабочего дня, в течение которой раб лишь возмещает стоимость своих собственных жизненных средств, в течение которой он фактически работает лишь на самого себя, представляется трудом на хозяина. Весь его труд представляется неоплаченным трудом». Барщинный крестьянин зависим от феодала и лично и экономически. Но эта несвобода не абсолютна как у раба. Крестьянин полусвободен, его необходимый труд пространственно и временно отделен от прибавочного труда. Три дня в неделю есть его необходимый труд, которым он воспроизводит необходимые ему жизненные средства, остальные три дня труд на феодала — прибавочный труд. То же самое разграничение и при оброке: необходимое время для производства необходимого продукта и прибавочного разграничено. Все четко и ясно как для феодала, так и для крестьянина.
При господстве капиталистического способа производства отношение необходимого труда к прибавочному претерпевает удивительные изменения. Здесь нет видимого пространственного и временного отделения необходимого труда от прибавочного, они оба синтезированы в одном рабочем дне. Путем применения абстракции мы можем разделить рабочий день на 6 часов необходимого труда и 6 часов прибавочного. Но данная абстракция в реальном процессе производства не применяется ни рабочим, ни капиталистом. Труд рабочего имеет вид монолитного целостного труда, этот труд создает определенное количество потребительной стоимости, и рабочему кажется, что его заработная плата равняется произведенной им стоимости. Но это не так, такая видимость достигается за счет того, что произведенный рабочим продукт отчуждается от него в пользу капиталиста, и частью возмещается в заработной плате. Заработная плата — вот та иллюзия, за счет которой происходит обман рабочего. Часть продукта, выраженного в заработной плате, отчуждается от конкретного капиталиста в пользу конкретного рабочего и кажется, что рабочий здесь вполне независим. Но эта независимость — лишь хорошо прикрытый обман. Если абстрагироваться от конкретного капиталиста и рабочего, и перейти к классу капиталистов и классу пролетариев, то вот, что мы перед собой видим: рабочий после получения зарплаты вынужден за счет ее удовлетворять свои жизненные потребности. Полученный рабочим денежный эквивалент произведенной им стоимости строго определен, он соответствует количеству общественно-необходимого труда затрачиваемого на производство данного товара — рабочей силы. Стоимость рабочей силы — это стоимость жизненно необходимых средств, требуемых для ее воспроизводства. А жизненные блага находятся всецело в собственности капиталистов: покупая необходимый товар, рабочий возвращает часть принадлежащего ему продукта в форме денег обратно классу капиталистов. И потребив этот товар, рабочий остается без денег и без продуктов. Он опять вынужден идти на рынок труда и продавать свою рабочую силу, и так до бесконечности пока средства производства принадлежат капиталистам.
«Иллюзия, создаваемая денежной формой, тотчас же исчезает, как только мы вместо отдельного капиталиста и отдельного рабочего станем рассматривать класс капиталистов и класс рабочих. В денежной форме класс капиталистов постоянно выдает рабочему классу чеки на получение известной части продукта, произведенного рабочими и присвоенного капиталистами. Эти чеки рабочий столь же регулярно отдает назад классу капиталистов, получая взамен причитающуюся ему часть своего собственного продукта. Товарная форма продукта и денежная форма товара маскируют истинный характер этого процесса»
Не зря Маркс не раз проводил аналогии между рабом и рабочим, последний есть цивилизованный раб. Он лично свободен, но он порабощен экономической необходимостью. Рабочий абсолютно отчужден от своей природы, его труд также является отчужденным, продукт труда рабочего в форме капитала господствует над самим рабочим. Это отрицание отрицания — раб от своей полной и очевидной несвободы переходит к крестьянину который полусвободен, достигает своей завершенности в рабочем, находящимся в экономическом рабстве, прикрытом иллюзией личной свободы. «Итак, с общественной точки зрения класс рабочих — даже вне непосредственного процесса труда — является такой же принадлежностью капитала, как и мертвое орудие труда. Даже индивидуальное потребление рабочих в известных границах есть лишь момент в процессе воспроизводства капитала».
И здесь стоит сказать, что ответ о причине отчуждения носит диалектический характер. Частная собственность как следствие отчуждения, т.к. предсуществовать частной собственности должен прибавочный труд, труд сверх естественной необходимости. Частная собственность как причина отчуждения, т.к. прибавочный продукт должен присваиваться уже существующим частным собственником. Заявляя, что частная собственность является лишь причиной отчуждения, Маркс впал бы в односторонность, имея пред собой конечный этап процесса отчуждения, не представляя его начала, его зачатков.
Нельзя отрицать положительные завоевания капитализма, «дарующего» личную свободу рабочему, но давая правой рукой эту формальную свободу, левой он подчиняет жесточайшей экономической детерминации поступки рабочего. Эта детерминация связана с тем, что ширится процесс экспроприации непосредственных производителей, все больше людей вынуждены жить лишь продажей своей рабочей силы. Капиталисты лишают производителей экономической самостоятельности тем, что экспроприируют почти все средства производства в свои руки. Процесс отчуждения доходит до своего пика, человек продает как товар свою способность к труду. Что есть человек без созидательного, творческого труда? Он есть потребитель, поглощающий именно столько благ, сколько ему выделено, он не обладает внутренней целостностью, он глубоко несчастен потому, что не может самовыразиться. Не имеет возможности опредметить свою сущность, и всему этому причиной служит отчужденный труд: труд как средство к существованию, а не как смысл существования. Вся мерзость капитализма состоит в том, что он лишает человека возможности созидать, частичный рабочий обречен на то, чтобы возмещать свою неполноценность потреблением. Э. Фромм писал: «…центральное место в творчестве Маркса занимает проблема превращения отчужденного бессмысленного труда в свободный, творческий труд». Формальная свобода выбора просмотра того или иного фильма, свобода выбора покупки того или иного товара замещают рабочему его подлинное чувство свободы. Он променивает свое право первородства на чечевичную похлебку. Формальность свободы при капитализме состоит в том, что форма и содержание свободы находятся в непримиримом противоречии. С точки зрения закона ты волен делать всё, что тебе заблагорассудится, если это не нарушает права других граждан. Но содержание этой свободы экономически детерминировано: ты можешь поступать как хочешь, но если у тебя есть необходимые средства на это, ты можешь купить тот или иной товар если у тебя есть для этого деньги. А если нет? Тогда извиняй, дружище, наблюдай за праздником жизни со стороны. Человек может осознать себя свободным только в свободном созидательном труде, последний при капитализме невозможен, поэтому при нем существует осколок личности, частичный рабочий как его называл Маркс.
Как всякое новое берет свое начало в старом, так и капитализм на высшем витке своего развития отрицает себя, создает материальные и духовные возможности для собственного уничтожения. Материальный плацдарм социализма состоит в том, что капитализм создает небывалые по своей величине и размаху производительные силы. Со временем они словно дикий зверь вырываются из-под власти своего старого хозяина — крупной буржуазии, все чаще повторяющиеся кризисы перепроизводства свидетельствуют о том, что капиталисты больше не могу заниматься эффективным контролем этих сил, способствуя их развитию. Производительным силам нужен новый властелин, и таким властелином будет пролетариат. Из всего этого следует, что коренным материальным противоречием капитализма является противоречие между уровнем развития производительных сил и конкретными устаревшими производственными отношениями, т.е. в чьей собственности находятся средства производства. «Этим коренным экономическим противоречием обусловливаются все другие общественные и политические противоречия, замечаемые в современных обществах». Для разрешения этого противоречия должен разрешиться вопрос: в чьей собственности должны находиться производительные силы всего общества? Революционный марксизм однозначно отвечает, что они должны принадлежать всему народу, очищенному от эксплуататоров — это его законное право как творца этих сил. Только при общественной собственности возможен прогресс в развитии производительных сил. Общественная собственность означает отсутствие анархии производства, товарного обращения, биржевой спекулятивной горячки, на место всего этого станет развитие производства по разработанному и четко выработанному плану.
В целостном единстве с материальной неизбежностью крушения самодержавия буржуазии, стоит морально-духовная виктория левых сил. Здесь нелишним будет вспомнить Ф. Гегеля и его «Феноменологию духа». Эта книга впервые увидела свет в 1807 году, но и по сегодняшний день она вызывает неподдельный интерес у всех мыслящих людей. Голая истина без ее предшествующего пути развития est nihil (есть ничто). Так заявил этот берлинский профессор. «Феноменология» — фундамент, на котором было возведено все здание гегелевской философии. «Феноменология духа» — это изображение (своего рода «моментальный снимок») гегелевского метода «в пути», в складывании, в становлении. Это — здание гегелевской диалектики, с которого не сняты еще «строительные леса». Она демонстрирует удивительный прорыв, рывок в философии, сделанный на почве идеализма. В «Феноменологии» сделана одна из величайших попыток показать человеческий дух в развивающемся самопознании, начиная с первичной чувственной достоверности и кончая верхушками спекулятивного разума. Гегель критикует науку своего времени за ее формализм, по его словам: «Этот формализм, о котором выше уже говорилось в общих чертах и манеру которого мы здесь рассмотрим более подробно, покоится на мнении, будто он постиг в понятии и выразил природу и жизнь того или другого образования, если он высказывал о нем в качестве предиката какое-нибудь определение схемы, — будь то «субъективность» или «объективность», или же «магнетизм», «электричество», и т. д., «сжатие» или «расширение», «восток» или «запад» и т. п., — занятие, которое можно продолжать до бесконечности, потому что таким способом каждое определение или модус (Gestalt) могут быть в свою очередь применены к другим в качестве формы или момента схемы и каждое может в благодарность оказать другим ту же услугу; — получается круг взаимности, в котором нельзя дознаться ни что такое само существо дела, ни что такое то или другое определение». Субъект чужд объекту, он просто навязывает последнему внешние определения, не имеющего характера внутренней необходимости. Гегель исправляет эту ошибку тем, что утверждает в своей философии принцип тождества субъекта и субстанции. Для простоты восприятия продемонстрируем применение этой мысли на конкретном примере: представим, что мы имеем наглядно перед собой деревянный стул. Мы можем изучать его двумя разными способами: первый это рассудочное мышление, второй — диалектическое мышление, мышление в стихии понятия. Следуя по первому пути, мы имеем субъект – стул, и его предикаты — вес, материал, размеры и т.д. Так вот когда мы начинаем исследование стула, в принципе нам без разницы начнем ли мы с описания его размеров, или с его взвешиванья. Мы подходим к исследованию стула формальным способом, мы начинаем случайное по связи перечисление его свойств и характеристик, и в итоге у нас возникает представление о стуле в пределе рассудочного мышления. Суть этого способа мышления состоит в том, что он фиксирует объект исследования в застывшем, мертвом виде, в каком виде он есть в данную минуту. Подходя к изучению стула с диалектической точки зрения, мы не ведем случайный учет его предикатов, мы анализируем весь производственный процесс по изготовлению стула. Т.е. начиная со сруба конкретного дерева, проходящего далее через руки дровосека и плотника, перед нам предстает весь процесс изготовления стула в своей завершенности. Знания перестают иметь случайный характер, они обретают целостность и внутреннюю необходимость. Изучение начинается с анализа материала из которого был изготовлен стул, и отсюда очевидна следует взаимосвязь материала и веса будущего изделия и т.д.
Важно заметить, что эти взаимосвязи обнаруживаются необходимым образом лишь диалектическим путем, при рассудочном рассмотрении они остаются незамеченными, потому что изучение носит случайный характер. Суть диалектического метода состоит в том, что мы изучаем объект в процессе его развития (Werden — с нем. «становление», Гегель предпочитал употреблять это слово). Диалектика устраняет зияющую пропасть между субъектом (знание) и субстанцией (содержанием знания), смотря на мир диалектически, мы видим его необходимо саморазвивающимся целым. «Диалектика как живое, многостороннее (при вечно увеличивающемся числе сторон) познание с бездной оттенков всякого подхода, приближения к действительности (с философской системой, растущей в целое из каждого оттенка) — вот неизмеримое богатое содержание по сравнению с «метафизическим» материализмом, основная беда коего есть неумение применить диалектики к Bildertheorie (теория отражения), к процессу и развитию познания. Гегель как идеалист не знал действительной, чувственной деятельности как таковой» (Маркс). На место конкретного материального предмета он ставил понятие предмета, т.е. мысленное отражение его в нашем сознании. Это понятие, носящее идеальный характер, он онтологизировал, делал понятие первичным по отношению к действительному предмету. И поэтому у него на первом месте стоит самодвижение понятий, отчуждаемых от самих себя и рождающих материальные вещи. Когда у Гегеля заходит речь о диалектическом развитии – это развитие духа, первичного по отношению к материальным вещам. Это означает, что дух познает не внешний, отстраненный от себя объект, он занимается собственным самосознанием в своем инобытие. Самопознавая себя, он проходит все формы своего развития, снимая их как моменты, принадлежащие ему как целому. Вся «Феноменология» — это дух, карабкающийся по ступеням собственного развития. Читая «Феноменологию», ты не изучаешь чуждое тебе, ты идешь по лестнице собственного духовного самосознания, сначала в форме инобытия духа (ты не осознаешь собственного самосознания в исследовании феноменов общечеловеческого духа), в конце исследования ты оглядываешься и прозреваешь, «сущность возвращается в саму себя», ты осознал самого себя, ввергнул мышление в истинную стихию понятия.
Влияние Гегеля на Маркса трудно переоценить, Маркс хорошо знал и ценил «Феноменологию», в начале своего жизненного пути он был гегельянцем. Но гегелевское наследство он принял не в качестве мертвого груза, Маркс подверг глубоко научному анализу гегелевскую систему, пусть хрестоматийно будет сказано „перевернул ее с головы на ноги“, т. е. расплавил диалектику Гегеля в материалистическом горне — будучи до корней спекулятивной, она стала материалистической. А. И. Герцен так выразился о поколении Маркса, критически настроенном к гегелевскому наследию: «Гегель бы отрекся от них; но вот в чем дело: они вернее (авт.) были бы ему, нежели он сам. Т.е. ему, мыслителю, отрешенному от его случайной личности, эпохи и пр.» Герцен здесь прав в том, что Гегель не имел последовательности сделать выводы не из своей системы абсолютного идеализма, а из своего диалектического метода даже в его идеалистическом виде. А выводы эти имели революционный характер, они снимали философию Гегеля как момент относительной истины, как временную остановку на пути вечного движения вперед. Великий мыслитель стал жертвой собственной логики развития.
Абсолютный идеализм пал, не выдержав тяжести собственных противоречий, существовала опасность что под грудой обломков забудется и пропадет диалектика. Но в 1818 г. родился К. Маркс, этот величайший человек, вобравший в себя всю глубину немецкого мышления, разносторонность английского эмпиризма, французскую практичность — он был сплавлен из величия этих трех европейских наций. Он поднял на свой щит диалектику, она засияла с новым блеском, в материалистических одеяниях она начала неудержимо разить метафизику и теологию. Бескомпромиссная война против всего отжившего и регрессивного, борьба против угнетателей вместе с угнетаемыми — вот ее лозунг. Слабость метафизического материализма состояла в том, что в нем игнорировался живой момент человеческой практики, т.е. взаимодействия сознания и действительности. Где сознание формируется не в ходе пассивного впечатывания, отражения окружающего мира, а их активного взаимодействия и преобразования человеком материального мира. Причиной этого заблуждения был метафизический метод, которым пользовались материалисты до Маркса. Этот метод обрекал их на неизбежные ошибки во взглядах на природу и человеческое общество. Метафизические материалисты не понимали процесса развития, представляли его лишь в качестве постепенного количественного нарастания. Карл Маркс исправил этот изъян, выручив материализм из той ловушки, в которой он находился на метафизическом этапе своего существования. Он разработал для материализма единственно верный общефилософский метод — материалистическую диалектику. Этим он обессмертил свое имя, связав его навсегда с судьбой материализма и коммунистического движения. Две основные константы, взятые у Гегеля определили более вековой путь развития материалистической философии: 1. Идея перманентного непрекращающегося развития. 2. Идея о том, что истина является таковой лишь в истинной форме. Кратко говоря, истина есть система.
Упоминая о « Феноменологии», я не ставил себе в качестве цели подробного анализа и разбора ее в данной статье. В частном смысле (т.е., учитывая тему статьи) меня заинтересовало отдельное размышление в этой книги, оно расположено в главе 4 (Истина достоверности себя самого) носит название «Самостоятельность и несамостоятельность самосознания. Господство и рабство». Суть его в следующем: самосознание(а для Гегеля действительно лишь самосознание) как развивающаяся сущность, на первом начальном этапе своего развития находится в форме «в себе». Это означает отсутствие у самосознания « в себе» самосознания себя как одного из многих самосознаний, противостоящим другим самосознаниям. Самосознание «в себе» сконцентрировало все свое внимание лишь на собственной сущности. Но в таком в виде оно не может достигнуть абсолютного самосознания. Последнее возможно лишь при условии опосредования непосредственности « в себе», выхода ее в инобытие. Таким опосредованием служит чужое самосознание, самосознание в « себе» анализируя чужое самосознание выходит в видимое инобытие, становясь самосознанием « в себе-для себя бытием». Т.е. здесь взаимообратный процесс, в факте признания самостоятельности другого самосознания, лежит зеркальное признание собственного самосознания, этим достигается абсолютное знание. Инобытие снято, самосознание возвращается к самому себе. «Я» может соседствовать лишь с другим «Я», оно не может находится в одиночестве. Формой опосредования самосознаний друг другом служит отношение господства и рабства. Обратимся непосредственно к нему. Два самосознания, господское и рабское, вступают в непримиримую борьбу между собой, которая важна как символ презрения к жизни, символ стремления к чистому для себя-в себе бытию. Победившее сознание — господин, проигравшее — раб. Первое — сущность для самой себя, у рабского самосознания сущностью является господское сознание. Они взаимно признают друг друга. Но из их неравного положения вытекает неравное взаимное признание. Господское самосознание получает признание себе посредством неравного рабского самосознания, здесь есть очевидное противоречие. В отношении между господином и рабом присутствует вещь, которая соотносится различным способом с каждым из самосознаний. Отношение господина к вещи не непосредственно, оно опосредовано рабом. Господин имеет перед собой уже обработанную вещь, ее несамостоятельность, говоря яснее, он ее потребляет, а не творит. Раб же не обладая самостоятельностью непосредственно взаимодействует с самостоятельностью вещи, и тем самым в продуктах своего труда обретает самостоятельность и свободу. Господин и раб меняются местами. «Истина самостоятельного самосознания есть рабское самосознание».
Здесь стоит оговориться и заметить ту вещь, что, разумеется, Гегель не персонифицирует данные размышления с конкретно-материальными рабовладельческими отношениями. Он ведет речь лишь о самосознаниях в самом спекулятивном смысле этого слова, ибо он всегда «…на место человека ставит самосознание». Но ту преграду, где остановился Гегель, преодолеть было суждено лишь революционным марксистам. Путеводная мысль, за которую стоит цепляться в этих гегелевских размышлениях — есть мысль о труде, как главном рычаге, меняющем взаимоотношения раба и господина. Именно Маркс отметил это в своих рукописях: «Гегель рассматривает самопорождение человека как процесс, рассматривает опредмечивание как распредмечивание, как отчуждение и снятие этого отчуждения, в том, что он, стало быть, ухватывает сущность труда и понимает предметного человека, истинного, потому что действительного, человека как результат его собственного труда». Лучше и не скажешь. Труд, направленный рабочим на внешний объект, не только формирует объект труда, но бессознательным образом преобразует самого рабочего. В видимых результатах своего труда рабочий чувствует свою силу и мощь, он осознает себя как творец всех экономических и духовных общественных благ. Здесь как раз и кроется причина морального превосходства рабочего над капиталистом. Даже отчужденный, отупляющий, убивающий рабочего труд во сто крат святее и достойнее звания человека, чем жизнь капиталиста, с ее благами и ханжеской моралью. «Собственность требует слишком много напряжения для своей защиты, и, в сущности, все вы, наши владыки, более рабы, чем мы — вы порабощены духовно, мы — только физически. Вы не можете отказаться от гнета предубеждений и привычек — гнета, который духовно умертвил вас — нам ничто не мешает быть внутренне свободными; яды которыми вы отравляете нас, слабее тех противоядий, которые вы — не желая — вливаете в наше сознание». Развитие производительных сил со всей очевидностью обнаруживает отсутствие у общества нужды в буржуазии. Всем производством управляют эффективные менеджеры, капиталисты же получают прибыль и занимаются биржевыми спекуляциями. Капиталистам суждено стать навозным дном истории, от которого будет отталкиваться человечество в своей борьбе за социализм. Честь срубить голову капиталистическому чудищу принадлежит рабочему классу, выполняющему свое мессианское значение. «Никаких перемирий и переговоров, за горло гадину и колено на грудь» (Лассаль). Рабочий в своем отчужденном труде при капитализме доходит до предела своего положения — он переходит в свою противоположность — будучи навозом, почвой капиталистической формации, он становится ее могильщиком, он есть плуг, перепахивающий ее от начала до конца, дабы на вновь распаханной земле заколосились первые зерна социализма.
В итог всему сказанному. Либерализм сформулировал устойчивый взгляд на проблему личности и ее взаимоотношения с обществом. Свободная личность — молвят либералы — может существовать только в обществе с рыночной экономикой, с видимым плюрализмом мнений, точек зрений и т.д. Интересы личности приорететнее и первичнее перед общественными. Этот принцип лежит и в основе капитализма как общественно-экономической формации. Успешен только тот, кто получает значительную прибыль от своего производства, кто выигрывает конкурентную борьбу, кто сумеет понизить заработную плату своим рабочим. Первоочередная цель капиталиста — это повышение прибыльности своего предприятия, а не повышение его производительности. Я хочу сказать о том, что, конечно повышение производительности труда, является целью усилий капиталиста, от этого зависит размер прибыли, но, подчеркну, не в первую очередь, а во вторую или третью. От этого меняется весь характер производства. Можно не тратиться на закупку нового оборудования, на повышение квалификации рабочих, а просто дать взятку чиновнику или бандиту, и с конкурентом будет покончено. Но данная ступень капитализма примитивна. В Западной Европе и США этот путь давно пройден. Зачем повышать прибыль в арифметической прогрессии за счет непосредственного обмана рабочих, если можно увеличить прибыль в геометрической прогрессии, путем монополизации рынка и создания ТНК, переноса производства в третий мир и получения оттуда сверхприбыли. Разница между этапами в развитии капитализма есть, но суть одна и та же — ради нормы прибыли, достигающей 300%, капиталист готов на все, т.е. главное для него есть прибыль и ее постоянное возрастание, а там хоть потоп. Это важнейший экономический аспект капитализма.
Дело еще состоит в том, что капитализм создает определенный тип личности. Личность есть высшая ценность. Так голосят либералы, ругаясь на «коммунистический тоталитаризм». Но какой же тип личности возносит на свой щит либерализм? Ответ либералов однозначен и прост, и сомнений вызвать не может: потребитель как венец развития человека, потребитель с бесконечно возрастающими потребностями, удовлетворяемые рыночным механизмом. Таков идеал либералов, ставший реальностью. Что отвечает на это революционный марксизм? Революционный марксизм — это руководство к действию, которое позволяет вывести человечество из того тупика, в который его завел капитализм. Коммунисты не ограничиваются жалобными сентенциями на капитализм, они идут на революционный штурм капиталистической формации. Построение коммунизма дает возможность снять неразрешимое при капитализме противоречие между личностью и обществом. Коммунизм не только предполагает коммунистический способ производства, но также и создание нового типа личности, осознающего свои личные интересы в единстве с общественными. Коммунизм на латыни означает «общий» — перевод этого слова отражает его сущность. Быть свободной личностью не значит быть способным потакать всем своим капризам и прихотям, как нас хочет в это убедить либерализм. Быть личностью для коммуниста означает безвозмездно отдавать обществу трудящихся все свои навыки и силы. Не потому что надо или заставляют, а потому что иначе поступить не можешь по внутреннему убеждению. Быть коммунистом значит быть настоящим Человеком! Человеком, имеющим в качестве своих главных идеалов — любовь к труду! любовь к революции! Любовь к людям!