В начале 2000-х годов на постсоветском идеологическом пространстве постепенно обо-значилось доминирование ярких и плодовитых авторов, которые занялись научно-популярным толкованием истории нашей страны с четко за-данных идеологических позиций. Бушков, Му-хин, Буровский, Веллер и др. стали властителями дум российского образованного общества. Наи-больший авторитет у патриотической публики приобрел такой талантливый писатель как С. Ка-ра-Мурза, специализировавшийся на разоблаче-нии современной неолиберальной исторической мифологии. Его книги, написанные доступным эмоциональным языком, стали одним из главных средств информационного противодействия на-ступлению молоха буржуазной пропаганды в со-временной России. Однако, чем дальше, тем больше проявилась существенная особенность его творчества (как, впрочем, и у всех идеологических историков): нарочитый субъективизм оценок и интерпрета-ций. Такой подход всегда оставляет мало шансов исследователю для честного поиска истины, и тем более тогда, когда не хватает материала для обоснования какой-либо умозрительной конст-рукции. Это не значит, что идеологический исто-рик не может прийти к истине, но это значит, что он легко может от нее отступить перед необхо-димостью защитить свою высшую ценность – идеологию. Подобное и произошло с творчест-вом С. Кара-Мурзы в его новой книге «Маркс против русской революции».
Оценить это произведение можно с двух по-зиций: формальной и содержательной. С первой точки зрения перед нами фальсификация, со вто-рой – ложное понимание истории. Как мы уви-дим позже, в марксоведческом творчестве С. Ка-ра-Мурзы, они переплетены очень тесно. Поэто-му, посмотрим в начале на С. Кара-Мурзу не как на историка, а как на фальсификатора. Для этого обозначим те приемы, которые он использует для своих подтасовок.
Прием первый: подмена контекста цитаты. Вот самый яркий пример, показывающий нече-стность нашего патриотического героя. Во вве-дении С. Кара-Мурза пишет: «Обширное чтение трудов и писем Маркса и Энгельса позволяет ут-верждать, что их категории и понятия классовой борьбы являются лишь надстройкой над видени-ем общественного исторического процесса как войны народов. Более того, понятия классовой борьбы в марксизме и не следует принимать бук-вально, ибо они сильно связаны с фундаментом, построенным из этнических понятий. Битва на-родов – «архетипический» образ Энгельса, зало-женный в фундамент его понятий» (с. 7).
Для подтверждения правоты своего вывода С. Кара-Мурза тут же приводит цитату из ранне-го произведения Ф. Энгельса «Шеллинг и откро-вение»: «День великого решения, день битвы на-родов приближается, и победа будет за нами» (М., Э., Т. 41, с. 226). После этих «жутких» слов мы не советуем читателю спешить строить обра-зы мировых войн или страшных последствий ге-ноцида, ведь в приведенной цитате говорится всего лишь о…битве за самосознание человече-ства. Вот достаточно полный отрывок из брошю-ры Ф. Энгельса, показывающий истинный, а не фальсифицированный ее смысл: «И самое люби-мое дитя природы, человек, возвратившись после долгой борьбы в юношеском возрасте и длитель-ных скитаний на чужбине к своей матери как свободный муж и, защищая ее против призраков побежденных в борьбе врагов, превозмог также свое собственное раздвоение, раскол в своей собственной груди. После томительно долгой борьбы и стремлений над ним взошел светлый день самосознания. И вот стоит он, свободный и сильный, уверенный в себе и гордый, ибо он прошел через битву битв, он одержал победу над самим собой и надел себе на голову венец свобо-ды. Все для него стало явным, и не было такой силы, которая могла бы куда-либо скрыться от него. Только теперь познал он истинную жизнь. Того, к чему он прежде только смутно стремил-ся, теперь он достигает полностью, по своей сво-бодной воле. То, что, казалось, лежало вне его, то, что представлялось находящимся в туманной дали, он открывает в себе как свою плоть и кровь. Он не считает слишком дорогой ценой то, что он заплатил за это лучшей кровью своего сердца, ибо венец стоил этой крови. Долгое вре-мя ухаживания для него не прошло даром, ибо гордая, прекрасная невеста, которую он сейчас ведет к себе в дом, для него только стала тем бо-лее дорогой. Сокровище, святыня, которую он нашел после долгих поисков, стоила многих блужданий. И этим венцом, этой невестой, этой святыней является самосознание человечества – тот новый Грааль, вокруг трона которого, ликуя, собираются народы и который всех преданных ему делает королями, бросает к их ногам и за-ставляет служить их славе все великолепие и всю силу, все величие и все могущество, всю красоту и полноту этого мира. Мы призваны стать рыца-рями этого Грааля, опоясать для него наши чрес-ла мечом и радостно отдать нашу жизнь в по-следней священной войне, за которой должно последовать тысячелетнее царство свободы. И такова сила идеи, что всякий, познавший ее, не может перестать прославлять ее и возвещать ее всемогущество, что он охотно и радостно отвер-гает все остальное, если она этого требует, что он готов пожертвовать своим телом и жизнью, своим добром и своей кровью, чтобы только ее, только ее воплотить в жизнь. Кто ее хоть раз со-зерцал, кому она раз явилась в ночной тиши во всем своем блеске, тот не может с ней расстать-ся, он должен следовать за ней, куда бы она ни вела его, - хотя бы даже на смерть. Ибо он знает о ее силе, знает, что она сильнее всего на небе и на земле, что она победоносно пробивает себе дорогу сквозь ряды всех врагов, загораживаю-щих ей путь. И эта вера во всемогущество идеи, в победу вечной истины, эта твердая уверен-ность, что она никогда не поколеблется, никогда не сойдет со своей дороги, хотя бы весь мир об-ратился против нее, - вот истинная религия каж-дого подлинного философа, вот основа подлин-ной позитивной философии, философии всемир-ной истории. Именно она есть высшее открове-ние, - откровение человека человеку, откровение, в котором всякое критическое отрицание содер-жит в себе положительное. Этот натиск и буря народов и героев, - натиск и буря, над которыми в вечном мире витает идея, чтобы, наконец, спуститься в самую гущу этой борьбы и стать ее самой глубокой, живой, пришедшей к самосоз-нанию душой, - вот источник всякого спасения и искупления, вот царство, в котором каждый из нас должен бороться и действовать на своем по-сту. Идея, самосознание человечества и есть тот чудесный феникс, который устраивает себе кос-тер из драгоценнейшего, что есть в этом мире, и, вновь помолодевший, опять восстает из пламени, уничтожившего старину.
Понесем же на костер этого феникса все, что нам было дорого, все, что было нами любимо, все, что было свято и возвышенно для нас, преж-де чем мы стали свободными! Пусть не будет для нас любви, выгоды, богатства, которые мы с ра-достью не принесли бы в жертву идее, - она воз-даст нам сторицей! Будем бороться и проливать свою кровь, будем бестрепетно смотреть врагу в его жестокие глаза и сражаться до последнего вздоха! Разве вы не видите, как знамена наши развеваются на вершинах гор? Как сверкают ме-чи наших товарищей, как колышатся перья на их шлемах? Со всех сторон надвигается их рать, они спешат к нам из долин, они спускаются с гор с песнями при звуках рогов. День великого реше-ния, день битвы народов приближается, и победа будет за нами!» (М., Э., т. 41, с. 225-226). Прием второй: произвольное толкование цитаты. Например, С. Кара-Мурза приводит от-рывок из письма Энгельса Каутскому от 12 сен-тября 1882 г.: «По моему мнению, собственно колонии, то есть земли, занятые туземцами, Ин-дия, Алжир, голландские, португальские, испан-ские владения, пролетариату придется на время перенять и как можно быстрее привести к само-стоятельности. Как именно развернется этот процесс, сказать трудно. Индия, может быть, сделает революцию, даже весьма вероятно, и так как освобождающийся пролетариат не может вести колониальных войн, то с этим придется помириться, причем, разумеется, дело не обой-дется без всяческого разрушения. Но подобные вещи неотделимы от всех революций. То же са-мое может разыграться еще и в других местах, например, в Алжире и в Египте, и для нас это было бы, несомненно, самое лучшее. У нас будет довольно работы у себя дома» (М., Э., т. 35, с. 297-298). «Таким образом, - делает вывод С. Кара-Мурза, - видение реальной истории, в отличие от футурологических рассуждений о всемирной пролетарской революции, вовсе не опирается у Энгельса на представления классовой борьбы как отражения противоречий между производи-тельными силами и производственными отноше-ниями. Романтичный образ грядущей, как Вто-рое пришествие, революции пролетариата – это всего лишь образ идеологии, что-то вроде «ново-го опиума для народа». В критические моменты этот образ отодвигается в сторону, и история предстает как борьба народов. В этой картине нет и следа объективности, гуманизма и даже универсализма. Главный критерий для Энгельса – «для нас будет лучше». Интересы Запада пре-выше всего (термин «прогрессивные нации» - лишь прикрытие этих интересов)». (С. 33).
Уже из приведенного отрывка из письма Эн-гельса четко видно, что не об интересах мифиче-ского Запада здесь идет речь, а об интересах ре-волюционной партии революционного пролета-риата. «Для нас» значит для коммунистов в их революционном деле. Но если добавить к забот-ливо «обстриженной» Кара-Мурзой цитате ее за-конные начало и конец, то тогда наш вывод ста-новится еще более ясным. Начало: «Вы спрашиваете меня, что думают английские рабочие о колониальной политике? То же самое, что они думают о политике вообще: то же самое, что думают о ней буржуа. Здесь нет рабочей партии, есть только консервативная и либерально-радикальная, а рабочие преспокойно пользуются вместе с ними колониальной моно-полией Англии и ее монополией на всемирном рынке».
Конец: «Раз только реорганизована Европа и Северная Америка, это даст такую колоссальную силу и такой пример, что полуцивилизационные страны сами собой потянутся за нами; об этом позаботятся одни уже экономические потребно-сти. Какие социальные и политические фазы придется тогда проделать этим странам, пока они дойдут тоже до социалистической организации, об этом, я думаю, мы могли бы выставить лишь довольно праздные гипотезы. Одно лишь несо-мненно: победоносный пролетариат не может никакому чужому народу навязывать никакого осчастливления, не подрывая этим своей собст-венной победы. Разумеется, этим не исключают-ся никоим образом оборонительные войны раз-личного рода».
Прием третий: прямое искажение текста цитаты. Пытаясь доказать чуть ли не генетиче-ское родство Маркса и Энгельса с крайне правы-ми элементами, С. Кара-Мурза совершает самый настоящий литературный подлог. На странице 48 С. Кара-Мурза приводит искаженный им или кем-то другим отрывок из письма Маркса Эн-гельсу от 12 сентября 1863 г.: «Мое самое инте-ресное знакомство здесь с полковником Лапин-ским. Без сомнения, он умнейший из всех поля-ков, встреченных мной, и кроме того – человек действия. Национальная борьба его не интересу-ет, он знает только расовую борьбу. Он равно ненавидит всех азиатов, к которым причисляет русских турок, греков, армян и т.д.» В собрании сочинений, на которое, кстати, Кара-Мурза дела-ет ссылку, такой цитаты нет. Есть другая, хотя и похожая на подложную. Вот она: «Самый инте-ресный человек, с которым я здесь познакомил-ся, - полковник Лапинский. Это безусловно са-мый остроумный поляк, - и притом home d' action, - из всех, кого мне до сих пор довелось узнать. Симпатии его целиком на стороне нем-цев, хотя по своим манерам и языку он француз. Вместо национальной борьбы он признает лишь борьбу расовую. Он ненавидит всех сынов вос-тока, причисляя к ним с одинаковой готовностью русских, турок, греков, армян и т.д. Некоторое время он возился здесь с Уркартом, а теперь не только именует его «шарлатаном», но даже – что совершенно несправедливо – сомневается в его честности». (М., Э., т. 30, с. 305).
Даже не очень проницательный читатель сразу обратит внимание на то, что «самый остро-умный поляк» Маркса вдруг становится «ум-нейшим из всех поляков» Кара-Мурзы. Согласи-тесь, «остроумный» - это не одно и то же, что «умнейший». Сарказм и уважение – разные ве-щи.
Прием четвертый: пропуски в цитате тех мест, которые имеют существенное значение для понимания текста.
Пытаясь доказать, что призыв «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" обращен только к пролетариям прогрессивных европейских наций, и что это означает лишь равенство для сильных, а для остальных – угнетение, С. Кара-Мурза при-водит обрывки из письма Энгельса Каутскому от 7 февраля 1882 г.: „Интернациональное движе-ние пролетариата вообще возможно лишь в среде самостоятельных наций…Интернациональное сотрудничество возможно только между равны-ми“. (М., Э., т. 35, с. 220,221). В противополож-ность С. Кара-Мурзе прочтем данную цитату полностью без перескоков: „Интернациональное движение пролетариата вообще возможно лишь в среде самостоятельных наций. Скудный рес-публиканский интернационализм 1830 – 1848 гг. тяготел к Франции, призванием которой счита-лось освобождение Европы, а следствием этого было усиление французского шовинизма до та-кой степени, что всемирно-освободительная миссия Франции и вместе с тем ее первородное право возглавлять движение мешают нам еще до сих пор на каждом шагу (в карикатурном виде у бланкистов, но, например, у Малона и Кº тоже в очень сильной степени). И в Интернационале французы придерживались этого взгляда, считая его как бы само собой разумеющимся. Лишь со-бытия должны были их - а также и многих дру-гих – убедить (и по сей день еще продолжают убеждать), что интернациональное сотрудниче-ство возможно только между равными и что да-же primus inter pares нужен разве только при не-посредственном действии. До тех пор пока Польша разделена и угнетена, не может, следо-вательно, развиться ни сильная социалистиче-ская партия в самой стране, ни действительно интернациональное общение пролетарских пар-тий Германии и прочих стран с кем бы то ни бы-ло из поляков, кроме находящихся в эмиграции. Каждый польский крестьянин и рабочий, пробу-ждающийся от своей закоснелости к участию в борьбе во имя общих интересов, прежде всего сталкивается с фактом существования нацио-нального гнета, который повсюду встает перед ним, как первое препятствие на его пути. Устра-нение национального гнета является основным условием всякого здорового и свободного разви-тия. Польских социалистов, не ставящих осво-бождение страны во главе своей программы, я сравнил бы с германскими социалистами, кото-рые не пожелали бы требовать в первую очередь отмены закона против социалистов, введения свободы печати, союзов и собраний. Для того чтобы иметь возможность бороться, нужна спер-ва почва под ногами, воздух, свет и простор. Иначе все - болтовня“. (М., Э., т. 35, с. 220-221).
Добавим к этой цитате завершение статьи: «Как мало, однако, рабочие даже в так называе-мых „угнетенных“ странах заражены панслави-стскими вожделениями профессоров и буржуа, доказывает замечательная солидарность немец-ких и чешских рабочих в Богемии». (М., Э., т. 35, с. 224).
В результате получается следующий вывод: призыв Маркса и Энгельса «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» относится именно ко всем пролетариям без исключения и полноценное ин-тернациональное сотрудничество есть идеал, к которому должны стремиться и погрязшие на тот момент в шовинизме французские социалисты, и не решившие свой национальный вопрос поль-ские социалисты. Логика марксизма проста, – вначале надо устранить объективную основу лю-бого национализма, а затем решать социальные задачи. Причем в каждой стране складываются свои особенности следования этим путем: одни должны бороться с шовинизмом своего прави-тельства и народа, другие – за свою националь-ную независимость. С высоты нашего времени, конечно, можно подвергнуть сомнению такую политическую тактику, но нельзя, как это делает С. Кара-Мурза, ее извращать и тем самым закры-вать для изучения.
Прием пятый: прямая ложь. С. Кара-Мурза на странице 29 своего труда пишет: «Очевидные массовые страдания, вызываемые вторжением Запада в незападные общества, марксизм прини-мал за неизбежную и сравнительно невысокую цену того прогресса, который несло это вторже-ние». Ложь этого утверждения состоит в том, что сам К. Маркс, в отличие от Кара-Мурзы, считал цену этого прогресса весьма высокой. "В своей статье „Британское владычество в Индии“ он прямо указывает: „Но не подлежит никакому со-мнению, что бедствия, причиненные Индостану британцами, по существу иного рода и неизме-римо более глубоки, чем все бедствия, испытан-ные Индостаном раньше“. (М., Э., т. 9, с. 131). „Гражданские войны, вторжения, переворо-ты, завоевания, голодные годы – все эти сме-няющие друг друга бедствия, каким бы беско-нечно сложным, бурным и разрушительным ни представлялось их действие на Индостан, затра-гивали его лишь поверхностно, Англия же по-дорвала самую основу индийского общества, не обнаружив до сих пор никаких попыток его пре-образовать. Потеря старого мира без приобрете-ния нового придает современным бедствиям жи-теля Индии особенно удручающий характер и прерывает связь Индостана, управляемого Бри-танией, со всеми его древними традициями, со всей его прошлой историей“. (М., Э., т. 9, с. 131-132).
Итак, анализ одного из методов (метода фальсификации), которые использует С. Кара-Мурза в своей работе, позволяет сделать сле-дующий вывод: либо С. Кара-Мурза по каким-то причинам сознательно пошел на искажение взглядов К. Маркса и Ф. Энгельса, либо он вооб-ще не читал трудов классиков марксизма, а пользовался чьим-то дурно составленным кон-спектом.
Вторая часть разбора марксоведческого творчества С. Кара-Мурзы станет спором с его интерпретацией марксизма. Для этого мы обо-значим основные антимарксистские тезисы С. Кара-Мурзы и осуществим их критику. Главный упрек, который бросает С. Кара-Мурза К. Марксу состоит в том, что тот как бы заранее выступил против русской большевист-ской революции, обвинив ее в реакционности и представив угрозой Западной цивилизации.
С этой целью С. Кара-Мурза формирует не-сколько конкретных обвинений, предъявляемых марксистам.
Обвинение первое: К. Маркс и Ф. Энгельс – западники в том смысле, что они в историческом процессе превыше всего ставили интересы за-падных народов перед интересами других этно-сов, а тем более перед интересами пролетариата, что категории и понятия классовой борьбы у К. Маркса и Ф. Энгельса «являются лишь надстрой-кой над видением общественного исторического процесса как войны народов» (с. 7), в которой классики марксизма, по мнению С. Кара-Мурзы, оказываются на стороне цивилизованного Запада против нецивилизованного Востока. „Маркс и Энгельс мечтали о пролетарской революции на Западе, – пишет С. Кара-Мурза, – которая по-кончит с отчуждением людей и устроит братство свободных индивидов. Они видели эту револю-цию как войну против реакционных народов, в ходе которой эти народы будут сметены с лица земли“. (с. 203); «Идея, что в ходе мировой про-летарской революции для дальнейшего нацио-нального существования будут „отобраны“ лишь большие „исторические“ нации, а народы сгорят в огне прогресса, поглощенные этими нациями, является принципиальной установкой классиче-ского марксизма». (с. 55).
Как видим, С. Кара-Мурзы сплел довольно сложный и противоречивый клубок утвержде-ний. Попробуем его распутать. Для этого нам придется объяснить читателям (а заодно и С. Ка-ра-Мурзе) революционную теорию К. Маркса.
В качестве доказательства своей правоты С. Кара-Мурза приводит, на первый взгляд, «убий-ственную» цитату Ф. Энгельса из его статьи 1849 г. «Борьба в Венгрии»: „Всем остальным боль-шим и малым народностям и народам предстоит в ближайшем будущем погибнуть в буре миро-вой революции. Поэтому они теперь контррево-люционны“. (М., Э., т. 6, с. 179). Закономерен простой вопрос: «О какой рево-люции идет речь: буржуазной или социалистиче-ской?» Сам С. Кара-Мурза считает ее социали-стической и так развивает свою мысль: «Из рас-суждений Энгельса следует совершенно иное – мировая революция призвана не только открыть путь к более прогрессивной общественно-экономической формации…» (с. 25).
Мы согласны с тем, что эта мировая рево-люция открывает путь к более прогрессивной формации, но…только не к коммунистической, а к буржуазной. Вчитаемся внимательно в текст отрывка из работы К. Маркса и Ф. Энгельса «Немецкая идеология»: «Это развитие произво-дительных сил является, далее, необходимой предпосылкой потому, что только вместе с уни-версальным развитием производительных сил устанавливается универсальное общение людей, благодаря чему, с одной стороны, факт сущест-вования „лишенной собственности“ массы обна-руживается одновременно у всех народов (все-общая конкуренция), – каждый из этих народов становится зависимым от переворотов у других народов, - и, наконец, местно-ограниченные ин-дивиды сменяются индивидами всемирно-историческими, эмпирически универсальными. Без этого 1) коммунизм мог бы существовать только как нечто местное, 2) сами силы общения не могли бы развиться в качестве универсаль-ных, а поэтому невыносимых сил: они остались бы на стадии домашних и окруженных суевери-ем „обстоятельств“, и 3) всякое расширение об-щения упразднило бы местный коммунизм. Коммунизм эмпирически возможен только как действие господствующих народов, произведен-ное „сразу“, одновременно, что предполагает универсальное развитие производительных сил и связанного с ними мирового общения». (Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. – м., 1988. - С. 32-33).
Из слов авторов книги следует четкий вывод, что в мировой коммунистической революции не может в принципе решаться задача борьбы с контрреволюционными народами, ибо таковых уже не будет. По К. Марксу все народы уже втя-нутся во всеобщую конкуренцию, универсальное общение и использование универсальных произ-водительных сил, а, следовательно, будут обла-дать статусом «совершенно „лишенных собст-венности“ людей». Кроме того, пусть С. Кара-Мурза вспомнит, что все эти баски, чехи, далма-тинцы и т.д. были обозначены марксизмом как контрреволюционные именно по отношению проходившим в то время буржуазным европей-ским революциям, ибо они еще не имели тех признаков, о которых говорят основоположники. (см. М., Э., т. 22, с. 382).
Можно предположить, что С. Кара-Мурза сделал свой ложный вывод не только под воз-действием той эмоциональности и пафоса, с ко-торыми Ф. Энгельс становится на сторону евро-пейских революций 1848 года, но и по причине использования им темы участия пролетариата в этих революциях. Если это так, то следует зая-вить, что отождествление социалистичности в экономическом плане с государственной моно-полией, а в социальном – с пролетарскостью не имеет ничего общего с марксизмом. Согласно его основам установление диктатуры пролета-риата и утверждение централизованного плано-вого хозяйства под эгидой государства отнюдь не означает непосредственного социалистиче-ского переустройства, предваряющего комму-низм. К. Маркс и Ф. Энгельс по этому поводу писали: "„Несправедливость в отношениях соб-ственности“, обусловленная современным разде-лением труда, современной формой обмена, кон-куренцией, концентрацией и т.д., никоим обра-зом не обязана своим происхождением полити-ческому господству класса буржуазии, а, наобо-рот, политическое господство класса буржуазии вытекает из этих современных производствен-ных отношений, провозглашаемых буржуазными экономистами в качестве необходимых и вечных законов. Поэтому, если пролетариат и свергнет политическое господство буржуазии, его победа будет лишь кратковременной, будет лишь вспо-могательным моментом самой буржуазной рево-люции, – как это было в 1794 г., до тех пор, пока в ходе истории, в ее „движении“ не создались еще материальные условия, которые делают не-обходимым уничтожение буржуазного способа производства, а, следовательно, также и оконча-тельное свержение политического господства буржуазии." (М., Э., т. 4, с. 299); „Социал-демократическая партия не имеет ничего общего с так называемым государственным социализ-мом, системой огосударствления в фискальных целях, которая ставит государство на место част-ного предпринимателя и тем самым объединяет в одних руках силу экономической эксплуатации и политического угнетения рабочего“. (М., Э., т. 22, с. 623); Очевидная марксистская аксиома, – а, имен-но то, что до созревания предпосылок всемирной коммунистической революции всякая пролетар-ская революция и пролетарская власть есть явле-ния местные, ограниченные, не ведущие непо-средственно к коммунизму и подходить к ним нужно с величайшей осторожностью, – долгое время признавалась и В.И. Лениным. Размышляя над термином „завершение буржуазно-демократической революции“, в работе „Заметки публициста“ он писал: «Если его употребляют в широком смысле, то под ним разумеют решение объективных исторических задач буржуазной революции, „завершение“ ее, то есть устранение самой почвы, способной родить буржуазную ре-волюцию, завершение всего цикла буржуазных революций. В этом смысле, например, во Фран-ции буржуазно-демократическая революция за-вершена была лишь 1871 годом (а начата в 1789 г.). Если же употребляют слово в узком смысле, то имеют в виду революцию отдельную, одну из буржуазных революций, одну из „волн“, если хо-тите, которая бьет старый режим, но не добивает его, не устраняет почвы для следующих буржу-азных революций» (Ленин, ПСС, т. 19, с. 246-247), еще ранее, в 1908 г., реферируя свою книгу «Аграрная программа социал-демократии в пер-вой русской революции 1905-1907 гг.» для жур-нала польских марксистов „Социал-демократическое обозрение“, В.И. Ленин так из-ложил свою точку зрения: «Наша революция есть буржуазная революция именно потому, что в ней борьба идет не между социализмом и капитализ-мом, а между двумя формами капитализма, дву-мя путями его развития, двумя формами буржу-азно-демократических учреждений. И Монархия октябристов или кадетов есть „относительная“ буржуазная „демократия“ с точки зрения мень-шевика Новоседского. И пролетарски-крестьянская республика есть буржуазная демо-кратия» (Ленин, ПСС, т. 17, с. 167).
Таким образом, тезис марксизма о контрре-волюционных народах – это констатация факта, характеризующего процессы буржуазной модер-низации и никакого отношения к теории миро-вой коммунистической революции не имеет. И поэтому К. Маркс и Ф. Энгельс никакие не за-падники, а самые настоящие универсалисты-космополиты. Для них одинаково чужд как панс-лавизм, так и пангерманизм. В статье «Демокра-тический панславизм» Ф. Энгельс писал: "Что сказали бы мы, если бы демократическая партия в Германии поставила во главу своей программы требование возвратить обратно Эльзас, Лотарин-гию и Бельгию, тяготеющую во всех отношениях к Франции, под тем предлогом, что большинство население там немецкое? Как смешны были бы немецкие демократы, если бы они захотели уст-роить пангерманский немецко-датско-шведско-англо-голландский союз для „освобождения“ всех стран с населением, говорящим на немец-ком языке! К счастью, немецкая демократия пе-реросла эти фантазии. Немецкие студенты в 1817 и 1830 гг. носились с подобными реакционными мечтами, и в настоящее время во всей Германии их оценивают по заслугам. Немецкая революция стала возможной и немецкий народ начал играть хоть какую-то роль только тогда, когда он окон-чательно освободился от подобных пустых фан-тазий.
Но панславизм отличается не менее ребяче-ским и реакционным характером, чем пангерма-низм. Когда вы читаете историю панславистско-го движения прошлой весны в Праге, вам кажет-ся, что вы отброшены на тридцать лет назад: трехцветные ленты, допотопные костюмы, ста-рославянское богослужение, полная реставрация эпохи и нравов первобытных лесов; Сворность – это настоящий буршеншафт, Славянский съезд – новое издание вартбургского празднества; те же фразы, те же фантазии, а потом та же печальная песенка: «Прекрасное здание строили мы» и т.д. Кто хочет прочесть эту знаменитую песенку в переводе на славянскую прозу, пусть прочитает брошюру Бакунина. Подобно тому как участники немецких бур-шеншафтов надолго оказались во власти реши-тельных контрреволюционных настроений, сви-репого франкофобства и самого ограниченного национального чувства, а впоследствии стали все предателями того дела, которым они якобы увле-кались, таким же образом, только быстрее – ибо 1848 год был годом революционным – у демо-кратических панславистов демократическая внешность очень скоро превратилась в фанати-ческое германо- и мадьярофобство, в косвенную оппозицию восстановлению Польши (Любомир-ский) и в прямое присоединение к контрреволю-ции.
И если отдельные честные славянские демо-краты призывают теперь австрийских славян присоединиться к революции, считать австрий-скую монархию своим главным врагом и даже идти в интересах революции вместе с мадьярами, то они напоминают курицу, которая в отчаянии бегает по берегу пруда при виде того, как выси-женные ею молодые утята неожиданно усколь-зают от нее в чуждую стихию, куда она не может последовать за ними.
Впрочем, не будем предаваться иллюзиям. У всех панславистов национальность, т.е. фанта-стическая общеславянская национальность, сто-ит выше революции. Панслависты согласны примкнуть к революции при условии, чтобы им разрешено было объединить в самостоятельные славянские государства всех славян без исклю-чения, не считаясь с насущнейшими материаль-ными потребностями. Если бы мы, немцы, вы-ставили такие же фантастические условия, дале-ко бы мы зашли в марте! Но революция не по-зволяет ставить себе никаких условий. Прихо-дится либо быть революционером и принимать последствия революции, каковы бы они не были, либо броситься в объятия контрреволюции и в одно прекрасное утро очутиться, быть может, против собственного желания, в одном лагере с Николаем и Виндишгрецем." (М., Э., т. 6, с. 304-305).
Чтобы затушевать универсальный характер марксистского подхода С. Кара-Мурза идет на различные цитатные уловки. Например, пытаясь доказать, что Эн-гельс стоит «на стороне угнетателей, на стороне „высшей расы“» (с. 54) С. Кара-Мурза приводит очень длинную цитату из работы „Революция и контрреволюция в Германии“ где выпячивает национальную судьбу чехов, каритийцев, далма-тинцев и других славян, выкидывая и заменяя отточием те места, где Ф. Энгельс говорит также о валлийцах, басках, нижнебретонцах, креолах. (см. М., Э., т. 8, с. 84).
С Кара-Мурза возмущается нежеланием К. Маркса и Ф. Энгельса предоставлять право на самоопределение относительно малым славян-ским народам, входивших тогда в состав Австро-Венгрии. Но что он скажет, если мы сегодня по-требуем осуществления этого права для совре-менных чеченцев, табасаранцев, балкарцев, мордвы и др. народов России? А ведь в середине XIX века «австро-венгерские» славянские этносы находились на гораздо более низкой ступени развития, чем российские сегодня.
Обвинение второе: К. Маркс и Ф. Энгельс – русофобы и славянофобы. Пытаясь это доказать, С. Кара-Мурза приводит «до кучи» и различные принципиальные положения из трудов и заявле-ний основоположников марксизма, и совершенно смехотворные сюжеты из их личной переписки. В качестве примера последних приведем лишь один. На страницах 26-27 своего труда С. Кара-Мурза пишет, что «основоположники марксизма своей русофобии и не скрывали. В их личной пе-реписке они мимоходом обмениваются такими замечаниями. Маркс – Энгельсу (24 октября 1868 г.): »Боркхейм, русофобия которого (я привил ее ему как самое невинное противоядие, чтобы дать выход его излишней жизненной энергии) прини-мает опасные размеры…" Дальше цитата преры-вается и у читателя в голове возникают совер-шенно жуткие вещи: К. Маркс передал Боркхей-му какой-то целый набор антирусских расист-ских положений, а потом сам испугался инициа-тивы в развитии русофобии у своего „ученика“, примерно так, как О. Шпенглер отшатнулся от начинаний А. Гитлера – „обезьяна, играющая на рояле“. Мы не советуем читателю делать такие скороспелые выводы. Гораздо продуктивнее продолжить цитирование письма К. Маркса с то-го самого места, на котором остановился С. Ка-ра-Мурза.
Читаем у К. Маркса: «… затеял теперь драку со стариком Филиппом Беккером из-за того, что тот находится в хороших отношениях с Бакуни-ным и написал Боркхейму, чтобы он не нападал на Бакунина в своих письмах. Боркхейм усмат-ривает тут опасный заговор московитов.» (М., Э., т. 32, с. 152). Итак, что получается? Русофобия К. Маркса – это всего лишь его „война“ с М. Ба-куниным, в которой Боркхейм переходит рамки приличия и здравого смысла, за что К. Маркс и высмеивает Боркхейма. Однако оставим в покое ляпсусы С. Кара-Мурзы и рассмотрим его обвинение по существу. Он, отталкиваясь от тех работ К. Маркса и Ф. Энгельса, в которых они высказывали опасение по поводу экспансии России в Европе и мире, делает, на наш взгляд, необоснованный вывод: „Представление России как азиатской империи, стремящейся покорить Европу, – примитивный исторический миф, сложенный в рамках идеоло-гии евроцентризма в XVIII веке“ (с. 85). Чтобы развеять это заблуждение С. Кара-Мурзы обра-тимся к фактам.
В первые годы после Венского конгресса для внешнеполитического курса России была харак-терна некоторая двойственность и лавирование. С одной стороны, петербургский кабинет, реши-тельно осуждал испанскую и неополитанскую революции, а, с другой стороны, выступал в це-лом за дипломатическое урегулирование этих проблем. Однако со временем под воздействием внешних и внутренних обстоятельств позиция Александра I ужесточилась. В ноябре 1820 г. он дал согласие на австрийскую интервенцию и ок-купацию Неаполя и сам намеревался в первой половине 1921 г. послать русские войска для участия в подавлении революции в Италии. Еще на конгрессах в Троппау (1820) и Лайбахе (1821) Александр I вынашивал идею организации ин-тервенции для подавления испанской революции и в апреле 1823 г. благодаря соглашению Фран-ции, России, Австрии и Пруссии она обрела плоть – стотысячная французская армия под ко-мандованием герцога Ангулемского вторглась в Испанию и разгромила революционные войска. В 1830 г. внимание России было приковано к революционным событиям, которые разворачи-вались во Франции и Бельгии. И если Луи-Филиппа Николай I, все-таки признал, то по от-ношению к бельгийским инсургентам действовал непримиримо. Это определялось не только об-щей контрреволюционной направленностью по-литики Николая I, но и другими обстоятельства-ми: родственными отношениями с нидерланд-ским королевским семейством и размещением в Голландии ряда царских займов. После обраще-ния голландского правительства с просьбой о помощи к главным европейским кабинетам, Рос-сия объявила о принципиальной готовности вы-ставить «требуемое трактатами» количество войск (60 тыс.) для участия в подавлении бель-гийской революции. Развернувшиеся военные приготовления в России привели к непредска-зуемым последствиям: Франция однозначно вос-приняла их как проявления агрессивности и ста-ла усиленно вооружаться; перспектива наводне-ния Царства Польского войсками спровоцирова-ла восстание поляков.
В 1832 г. Николай I грозился послать для на-ведения порядка в Папской области 200-тысячное войско. В том же году российский ге-нерал А.И. Нейгард отправился в Берлин со спе-циальной миссией – договориться о совместном с союзниками отражении предполагаемой фран-цузской агрессии против Германии. Предложе-ния царя поверг прусское правительство в со-стояние легкого шока, ибо предлагавшаяся Ни-колаем I «оборонительная система», с использо-ванием 200 тыс. русских солдат, означала бы но-вое возрастание напряженности на континенте. После подавления польского восстания Ни-колай I поставил вопрос о ликвидации вольного города Кракова. И вот осенью 1835 г. об этом была достигнута договоренность между Австри-ей, Пруссией и Россией: по секретному протоко-лу от 14 октября предусматривалось присоеди-нение Кракова к Австрии. В начале 1836 г. Кра-ковская республика была оккупирована войска-ми трех государств. Консервативные тенденции во внешней политике России проявились и в том, что Николай I решительно отказался от под-держки греческой революции 1843 г.
В начале 1830-х годов влияние России на Балканах было очень велико. Однако преслову-тое «покровительство», зачастую оказываемое в форме открытого вмешательства во внутренние дела молодых государств, стало тяготить мест-ные власти и порождало закономерное стремле-ние избавиться от обременительного контроля России и в конце концов привело к их переори-ентации на Англию и Францию. Во взаимоотношениях с Францией Николай I совершил ряд грубых ошибок: во-первых, посто-янно старался политико-дипломатически унизить Луи-Филиппа и, во-вторых, в 1840 г. открыто за-веряя правительство Тьера в „отсутствии у рус-ского правительства намерений изолировать Францию“ немало усилий с целью подтолкнуть Англию к разрыву со своим „сердечным“ другом, что надолго предопределило антироссийскую направленность французской внешней политики.
Идя на сближения с Англией, Николай I вме-сте с тем в 1844 г. допустил двусмысленные «от-кровения» относительно возможной смерти „больного человека“, то есть Турции и дележа ее „наследства“, а в 1847 г. испортил отношения с Фридрихом Вильгельмом из-за созыва им ланд-тагов.
Наибольшее влияние на формирование у об-щественности Западной Европы образа России как душительницы свободы оказали шаги цар-ской внешней политики в период революций 1848-1849 годов. Тогда главной заботой импера-торского правительства, в первую очередь, стало устройство на дальних подступах заслонов про-тив «революционной заразы». Так, Николай I по-сле получения известий и февральской револю-ции в Париже рекомендовал Фридриху Виль-гельму сосредоточить свою армию на Рейне, обещая через три месяца помощь в 35 тыс. чело-век. После того как в середине марта революци-онное движение охватило германские и итальян-ские государства, а также Австрию Николай I тут же выделил Австрии кредит в 6 млн. руб. сереб-ром и выразил готовность послать войска для борьбы с Сардинией и Францией. Николай лично составил известный манифест 14 (26) марта, о котором писал Паскевичу, что цель его – указать „всем, и нашим, и врагам, что я не хочу трогать других, но и не дозволю трогать себя, в этом вся моя задача“. Этот воинственный манифест, опубликованный в берлинских газетах, всполо-шил всю Европу. Он прозвучал вызовом рево-люционному движению в условиях, когда Россия стягивала войска к своим западным рубежам.
В конце апреля 1848 г. Николай I предъявил ультиматум Пруссии с требованием вывести ее войска из оккупированной Ютландии и в под-крепление этому направил к ее берегам эскадру и двинул в Литву еще одну кавалерийскую диви-зию. В итоге Пруссия уступила. И вдобавок для предотвращения войны с Россией жестоко пода-вило познанское восстание поляков.
После того как в 1848 г. революционное движение захватило Дунайские княжества, Рос-сия немедленно ввела туда войска и подавила восстание. Пребывание русских войск в княже-ствах до мая 1851 г. не раз осложняло отношения России с Англией и Францией. Вершиной контрреволюционной внешней политики России явился так называемый «вен-герский поход», идея которого вынашивалась длительное время по мере нарастания революци-онного движения в Венгрии и выяснения пози-ции европейских держав.
26 апреля (8 мая) 1849 г. вышел царский ма-нифест, разъяснявший цели и мотивы военной интервенции и в конце мая 140-тысячная русская армия под командованием Паскевича вступила на венгерскую землю. Не смотря на упорное со-противление повстанцев венгерская кампания завершилась в двухмесячный срок.
После этого Россия в союзе с Англией и Францией вынудила Пруссию подписать в 1850 г. с Данией мирный договор, а затем создала из Пруссии и Австрии антиреволюционную коали-цию и буфер против Франции.
Подводя итог внешнеполитической деятель-ности России в Европе, следует подчеркнуть, что она в целом носила агрессивный, экспансионист-ский, антиреволюционный характер и удачно ра-ботала на создание в сознании западной общест-венности антироссийских настроений.
Обвинение третье: К. Маркс и Ф. Энгельс создали такую теорию революции, которая край-не сужает это понятие и тем самым выбивает из разряда прогрессивных революцию 1917 г. в России.
Для доказательства своего тезиса С. Кара-Мурза отталкивается не от воззрений основопо-ложников марксизма, а от…статьи о революции в философском словаре 1991 г. и делает из нее несколько ложных выводов. Он отождествляет понятия «прогресс» и „улучшение жизни общест-ва“, что не соответствует действительности. „Прогрессивное“ означает не „более лучшее“, „хорошее“, „доброе“ и т.д., а лишь переход к бо-лее сложной и высшей в диалектической цепи развития стадии по типу гегелевской (и маркси-стской) триадичности. То есть некоторые про-цессы промежуточного отрицания иногда при-нимают такую форму, которая может выглядеть как регресс и упадок.
Вооружившись ложным пониманием про-гресса, С. Кара-Мурза далее предъявил обвине-ние формационному подходу к истории за то, что «в его поле зрения не попадают все другие „ко-ренные повороты в жизни общества“, которые не вписываются в схему истории как смены „обще-ственно-экономических формаций“ и, следова-тельно, этому определению присущ экономизм». (с. 125).
С. Кара-Мурзе, как марксоведу, следовало бы знать, что ни о каких общественно-экономических формациях К. Маркс в своей тео-рии общественных формаций не упоминает. Термин «okonomische Gesellschafts formation», который 15 раз используют основоположники марксизма в своих трудах, дословно с немецкого переводится только как „экономическая общест-венная формация“. Кроме этого термина К. Маркс и Ф. Энгельс используют и более широ-кий по объему термин – „общественная форма-ция“. Применительно к истории человечества в целом он используется для обозначения трех общественных формаций: архаической (первич-ной) общественной формации, экономической (вторичной) общественной формации и комму-нистической (третичной) общественной форма-ции. (М., Э., т. 19, с 404-419).
Раскрывая внутреннее строение экономиче-ской общественной формации, К. Маркс отмеча-ет, что «в общих чертах можно обозначить азиат-ский, античный, феодальный и современный, буржуазный способы производства как прогрес-сивные этапы экономической общественной формации». (М., Э., т. 13, с. 7).
Из всего приведенного выше следует, что К. Маркс задолго до появления так называемого цивилизационного подхода использовал его ло-гику в своем анализе развития общества для ха-рактеристики цивилизационной многомерности экономической (вторичной) общественной фор-мации: азиатский способ производства сущест-вовал до античности, во время нее, совместно с ней и после нее; рабство, как основа античного способа производства, присутствовало в той или иной мере во всех «экономических» способах производства; крепостничество, будучи основой феодализма, встречалась в различных уголках мира еще в Древности. Таким образом, форма-ционный взгляд на прогресс истории носит не линейный, а диалектический характер, сочетаю-щий в себе взаимодействие общего, единичного и особенного. Именно поэтому К. Маркс выде-лил в общественной эволюции формы-стадии, подобные геологическим формациям (до пере-смотра этого понятия конгрессом геологов в Бо-лонье в 1881 г.), то есть некие образования с оп-ределенным способом возникновения, существо-вания и развития.
При объяснении механизма смены общест-венных формаций К. Маркс подчеркивал, что в конечном (но только в конечном) счете опреде-ляющими являются противоречия материальной жизни, что давало возможность увидеть ключе-вой элемент развития системы, не отвергая все остальные. Читаем у К. Маркса: «На известной ступени своего развития материальные произво-дительные силы общества приходят в противо-речие с существующими производственными от-ношениями…Из форм развития производитель-ных сил эти отношения превращаются в их око-вы. Тогда наступает эпоха социальной револю-ции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке». (М., Э., т. 13, с. 7).
Из использованного нами отрывка следуют очень важные социологические выводы. К. Маркс считал, что в переломные эпохи, в первую очередь, происходит качественный скачок в про-изводительных силах, вслед за ним - в производ-ственных отношениях (социальная революция), а после - в надстроечной сфере и общественном сознании. Отсюда логично заключить, что все эти четыре процесса являются гармоничными гранями одного общественного явления – меж-формационной революции (термин В.П. Илю-шечкина) или социальной революции в широком (не так, как у К. Маркса) в смысле слова.
На основе признака наличия или отсутствия антагонистических классов, эксплуатации и ча-стной собственности К. Маркс выделил три упо-минавшиеся нами общественные формации. Кроме того, объединив все сословно-классовые общества вторичной формации, как основанные на производстве потребительной стоимости, он, вместе с тем, их резко противопоставил буржу-азному обществу, основанному на производстве меновой стоимости. (М., Э., т. 46, ч. I, с. 472,504).
В результате, мы можем констатировать, что история знает три типа межформационных соци-альных революций: 1. Экономическую сословно-классовую межформационную социальную ре-волюцию; 2. Буржуазную межформационную социальную революцию; 3. Постэкономическую межформационную социальную революцию. Ко-нечно, нельзя не отметить одного существенного отличия между этими революциями. Если первая и третья решают одну и ту же проблему, но только с разными знаками, в различных направ-лениях, а именно, проблему господства частной собственности и мира отчуждения, то вторая лишь изменяет их форму.
Представление о межформационной револю-ции как о длительном преобразовательном про-цессе, протекающем во всех сферах жизнедея-тельности общества позволяет преодолеть глу-боко укоренившуюся привычку рассматривать революцию в основном не с точки зрения проис-ходящих качественных изменений, а с позиции быстротечности событий, которая мешает, в свою очередь, верной оценке исторической си-туации, в том числе и в России.
Раскрытие содержания общественных фор-маций и межформационных революций напря-мую влияет на понимание смысла русской рево-люции. С. Кара-Мурза настойчиво подводит нас к решению этой проблемы, когда задает вопрос: «Почему же социалистическая революция была совершена как раз наиболее реакционным наро-дом – русскими? Явная ошибка прогноза Энгель-са, который он публикует в 1893 г., практически уже в ходе русской революции, и при этом нис-колько не отказывается от своих установок 1849 г., говорит о несостоятельности методологии его анализа». (с. 56). Выбор очевиден: если больше-вистская революция есть воплощение постэко-номической (коммунистической) межформаци-онной социальной революции, то тогда С. Кара-Мурза прав и марксизм посрамлен; если же пе-ред нами один из вариантов буржуазной меж-формационной социальной революции, то тогда С. Кара-Мурза серьезно ошибается и, тем самым, наносит огромный вред социализму? Сегодня, без широких исследований советского строя окончательный вывод делать пока рано. Рискнем лишь выдвинуть предположение о революцион-ном переходе в СССР к буржуазному обществу. Эта гипотеза основана на нескольких положени-ях.
Тенденции эти очевидны и С. Кара-Мурза не сможет их опровергнуть. Он сможет только по-казать, что процессы, которые протекали в СССР имели другую, нежели чем на Западе, форму. Мы с этим спорить не будем, а поставим вопрос о сущности советского общества. То что оно было переходным – очевидно. То что оно было пере-ходным к капитализму, следует из наших рассу-ждений. Но было ли оно тогда капиталистиче-ским, то есть функционаровал ли в нем капита-листический способ производства? На наш взгляд, нет, не функционировал, так как отсутст-вовал главный элемент капитализма (помимо найма рабочей силы) – рыночно-конкурентные отношения: купля-продажа производилась, но только плановая (теневой сектор не в счет). По-этому единственно верный ответ на вопрос о сущности советского строя лежит в русле учений великих социалистов-утопистов XIX века: сен-симонистов и Пекера. Они создали умозритель-ные конструкции нового общества, наиболее полно «совпавшие» с советской действительно-стью.
Возьмем для примера сен-симонистов. "Высшая цель, к которой стремится человечест-во, это образование всемирной ассоциации тру-дящегося человечества. Современное государст-во, говорят сен-симонисты, должно в корне из-менить свой характер; теперь оно преследует це-ли насилия, – в будущем же оно будет существо-вать для мирной организации общественного труда.
Организация эта будет покоиться, по пред-ставлению сен-симонистов, на следующих осно-ваниях. Все средства производства будут сосре-доточены в руках государства, носящего харак-тер религиозной общины, так как государство сен-симонистов одновременно является и церко-вью. Распоряжение этими средствами производ-ства, распределение их между отдельными мест-ностями страны возлагается на центральное го-сударственное учреждение. Его роль будет соот-ветствовать, в хозяйственной области, современ-ному правительству. С этим центральным госу-дарственным хозяйственным учреждением будут находиться в непосредственной связи учрежде-ния областные, эти последние – с территориаль-но еще более ограниченными учреждениями, разветвляющими все более и более и все теснее соприкасающимися с отдельными производите-лями и потребителями.
Все вместе образует сложную иерархию вза-имно подчиненных хозяйственных организаций различного порядка, с центральной государст-венной организацией во главе. От местных орга-низаций будут стекаться в центральную органи-зацию сведения о величине и характере нацио-нального спроса. Соответственно этому цен-тральная организация будет распределять между местными организациями средства производства. Для этого центральная организация будет срав-нивать запросы отдельных местных организаций между собою, а также и со средствами производ-ства, которыми располагает нация. Ежегодно бу-дет составляться национальный бюджет, подоб-но теперешнему государственному бюджету. Роль актива в этом бюджету будет играть сово-купность продуктов национального производст-ва; роль пассива - спрос на продукты со стороны местных организаций, каждая из которых будет составлять свой бюджет подобным же образом. В результате должна получиться, по мнению сен-симонистов, стройная организация всего нацио-нального хозяйства, полное единство плана и подчиненность частей, полное соответствие ме-жду национальным производством и националь-ным потреблением. «Во главе социального организма – говорят Базар и Анфантен – должны стоять руководящие лица, обязанность которых должна состоять в том, чтобы каждому указывать именно то место, которое ему больше всего соответствует и в его личных интересах и в интересах других. Если руководители отказывают одной отрасли про-мышленности в кредите, то это потому, что в общих интересах средства производства могут получить лучшее употребление; если один чело-век не получает орудий труда, которых он про-сит, то это потому, что компетентные власти признали его более способным выполнять другое дело. Конечно, ошибки свойственны людям, но нужно согласиться, что люди высшего таланта, стоящие на точке зрения общих интересов, взор которых не затемнен мелочами, имеют всего ме-нее шансов впасть в ошибку в порученном им выборе; так как их чувства и даже личные инте-ресы побуждают их стремиться настолько содей-ствовать общему развитию хозяйства, и в каждой отдельной отрасли его в такой мере снабжать орудиями труда отдельные личности, насколько это допускается состоянием национального бо-гатства и национального труда». Совокупность работников будет образовы-вать собой иерархию, в которой будут высшие и низшие, начальники и подчиненные. Правилом распределения будет „от каждого по его способ-ностям, каждой способности по ее делам“. Таким образом, в сен-симонистском государстве не бу-дет ничего похожего на равенство распределе-ния, но зато в нем должна быть строгая пропор-циональность между тем, что каждый дает обще-ству и что он от последнего получает. Все при-вилегии рождения должны исчезнуть, и только личные заслуги должны получать полную опла-ту. При равной оплате труда, независимой от его производительности, менее производительные рабочие присваивали бы в свою пользу плоды труда более производительных рабочих. Потому сен-симонисты полагают, что именно их прин-цип распределения всего более согласуется с верховным требованием равноправности всех людей, что именно оплата по труду и заслугам и есть истинное равенство." (Туган-Барановский М.И. К лучшему будущему. – М., 1996. – С. 284-286).
М.И. Туган-Барановский при классификации разновидностей социализма и коммунизма опи-санную систему справедливо относит к государ-ственному социализму (коллективизму). Отрица-тельное отношение к нему основоположников марксизма нами уже приводилось. Поэтому из всего выше сказанного следует, что советское общество представляло собой государственно-социалистическую переходную к капитализму систему. То есть советский строй не приводил и не мог в силу своих исторических условий и «за-дач» привести к посткапиталистическому социа-лизму. Это был докапиталистический социализм и, на наш взгляд, его вполне можно считать про-грессивным историческим явлением, ибо он спо-собствовал тому, что менее развитое общество переходило к более высокой ступени эволюции, т.е. к уровню буржуазной формации.
Почему же так получилось, что революцион-ное государственно-социалистическое рабоче-крестьянское движение в России приобрело про-грессивный характер (что, на первый взгляд, вроде бы противоречит воззрениям Маркса и Эн-гельса)? Это стало возможным в связи со вступ-лением мира в эпоху империализма. В свое вре-мя выдающиеся советские историки - представи-тели «нового» научного направления предметно показали, что в периферийных странах в услови-ях господства монополистического капитализма ни одна общедемократическая задача не могла разрешиться без постановки тех задач, которые мы назвали государственно-социалистическими.
Таким образом, С. Кара-Мурзе надо понять, что так называемая «советская цивилизация» бы-ла не альтернативным путем к новой коммуни-стической формации, а альтернативой западному варианту перехода к буржуазному обществу. Субъективно для многих советский социализм стал началом коммунистической эпохи, но объ-ективно это была буржуазная модернизация в форме антикапиталистического бунта модерни-зирующейся „традиции“.
Обвинение четвертое: К. Маркс и Ф. Эн-гельс неправильно определили субъект будущей коммунистической революции. «Социальной причиной, – пишет С. Кара-Мурза, – по которой классом-могильщиком буржуазии должен стать пролетариат, была, по Марксу, эксплуатация ра-бочих посредством изъятия капиталистом приба-вочной стоимости. Именно пролетариат поэтому был должен и имел право экспроприировать экс-проприаторов» (с. 131); „Но это теоретическое обоснование неотвратимости пролетарской рево-люции на Западе несет в себе внутреннее проти-воречие. Дело в том, что, согласно политэконо-мическим воззрениям самого Маркса, капитали-сты были экспроприаторами вовсе не по отно-шению к пролетариям – у пролетариев они поку-пали их рабочую силу по ее стоимости, через эк-вивалентный обмен на свободном рынке труда. Жертвами капиталистической экспроприации были именно крестьяне и ремесленники, жившие и работавшие в некапиталистических хозяйст-венных укладах, где они вели натуральное хо-зяйство или мелкотоварное производство“ (с. 131-132); "Если так, то как раз не на Западе и не от пролетариата следовало ожидать револю-ции „экспроприированных масс“ (с. 132). Логика С. Кара-Мурзы упрощена до крайно-сти: экспроприировать экспроприаторов, оказы-вается, могут только те, у кого собственность ко-гда-то была экспроприирована. Но резонно за-дать вопрос: почему в список экспроприаторов буржуазии попали только ремесленники и кре-стьяне, почему на это не имеют право церковь, средневековые феодалы, индейские касики и и.д.? Вопрос второй: кто должен экспроприиро-вать экспроприаторов – те, у кого непосредст-венно буржуи изъяли собственность или их дети и даже родственники? Неужели С. Кара-Мурза не понимает абсурда в своих „экспроприатор-ских“ построениях? По К. Марксу в коммуни-стической всемирной революции экспроприато-ром должен стать только тот, кто им может быть по численности и месту в общественном произ-водстве, а именно пролетариат, то есть класс на-емных производительных рабочих, создающих прибавочную стоимость, и, к слову сказать, не всегда продающих свою рабочую силу по ее стоимости. Насколько оправдались прогнозы и надежды К. Маркса по этому поводу, это важный и дискуссионный вопрос, но выставлять в каче-стве главной революционной силы (в деле ста-новления новой коммунистической формации) крестьян и ремесленников – это уж слишком!
С. Кара-Мурза, опираясь на произведения В.В. Крылова, всячески стремится умалить роль классической капиталистической эксплуатации рабочих в современном мире и акцентирует вни-мание на эксплуатации квазикапиталистической, возникающей в периферийных странах в ходе так называемой регрессии капитала. Суть явле-ния состоит в том, что продукт созданный в не-капиталистических и полукапиталистических секторах через различные экономические и вне-экономические механизмы присваивается круп-ным капиталом и поступает на мировой капита-листический рынок. Последствие такой регрес-сии капитала – капиталистический уклад, окру-женный морем пауперизма, незанятости и бедно-сти.
Подойдя к данному выводу, С. Кара-Мурза, к сожалению, обрывает раскрытие темы, ведь цель его достигнута: им установлен главный враг, «до-казана» необходимость цивилизационной анти-западной революции, определен ее ведущий субъект и, в конечном итоге, К. Маркс посрам-лен.
В отличие от С. Кара-Мурзы у нас нет идео-логических ограничителей в исследовании и по-этому мы можем, во-первых, привести примеры таких стран как Бразилия, Венесуэла, Индия, Мексика и др., страдающих в тисках квазикапи-талистической эксплуатации, но постепенно от-воевывающих себе место в списке классических капиталистических стран, и, во-вторых, загля-нуть в историю теории данного вопроса и уви-деть, что у истоков нового якобы немарксистско-го взгляда на проблему развития периферийных стран стоял сам К. Маркс.
Именно К. Маркс выдвинул положение о том, что капитал может воспроизводить сам, «от себя», еще докапиталистические по своей внут-ренней структуре формы производства, а не только разрушать их при соприкосновении с ни-ми. Данный феномен был подробно рассмотрен К. Марксом на примере плантаторской системы, от которой российское крепостничество, к слову сказать, отличалось лишь степенью несвободы и насилия по отношению к эксплуатируемым ра-ботникам. Так он пишет: „В колониях второго типа – плантациях, которые с самого же начала рассчитаны на торговлю, на производство для мирового рынка, – существует капиталистиче-ское производство, хотя только формально, так как рабство негров исключает свободный наем-ный труд, то есть самую основу капиталистиче-ского производства. Но здесь перед нами капита-листы, строящие свое хозяйство на рабском тру-де негров. Способ производства, вводимый ими, не возник из рабства, а прививается ему“ (М., Э., т. 26, ч. II, с. 229). Причина появления такого квазикапитализма состоит в переходе от произ-водства, рассчитанного на непосредственное удовлетворение собственных потребностей ко-лоний, к производству с целью получения при-бавочной стоимости при вовлечении в мировой рынок, на котором господствует капиталистиче-ский способ производства и который преобла-дающим интересом делает продажу продуктов этого производства за границу.
Обвинение пятое: К. Маркс и Ф. Энгельс предложили такой вариант преодоления капита-листического способа производства, который восстанавливает индивидуальную собственность по типу "„ваучерной приватизации“ по Чубайсу" (с. 259) „Затем эти индивидуальные собственни-ки вступают в отношения кооперации с образо-ванием ассоциаций свободных производителей“ (с. 259). Такое обвинение понадобилось С. Кара-Мурзе для того чтобы, во-первых, умалить раз-мышления К. Маркса на эту тему и, во-вторых, доказать, что советская национализация и есть высший тип обобществления, а, следовательно, и перехода к коммунизму.
С. Кара-Мурза для того чтобы манипулиро-вать сознанием читателей опять приводит усе-ченную цитату К. Маркса: "Бьет час капитали-стической частной собственности. Экспроприа-торов экспроприируют.
Капиталистический способ присвоения, вы-текающий из капиталистического способа произ-водства, а, следовательно, и капиталистическая частная собственность, есть первое отрицание индивидуальной частной собственности, осно-ванной на собственном труде. Но капиталисти-ческое производство порождает с необходимо-стью естественного процесса свое собственное отрицание. Это – отрицание отрицания. Оно вос-станавливает не частную собственность, а инди-видуальную собственность на основе достиже-ний капиталистической эры: на основе коопера-ции и общего владения землей и произведенны-ми самим трудом средствами производства" (М., Э., т. 23, с. 773). Дальше у С. Кара-Мурзы идет отточие и затем продолжается цитата: „Там дело заключалось в экспроприации народной массы немногими узурпаторами, здесь народной массе предстоит экспроприировать немногих узурпа-торов“. (М., Э., т. 23, с. 773). "В тот момент это положение „Капитала“, – развивает свою мысль известный марксовед-манипулятор, – наверняка вызвало недоумение. Почему надо восстанавли-вать „индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры“? Почему не строить сразу общенародную собственность на основе общинной культуры и достижений нека-питалистической индустриализации? Разве это значит „повернуть назад колесо истории“? Это настолько не вязалось со здравым смыслом и культурой русских рабочих и крестьян, что в комментариях к приведенному положению Мар-кса в канонической книге советской политэко-номии цитата Маркса прерывается, а далее свои-ми словами говорится: „На смену капиталисти-ческой собственности идет общественная соб-ственность“. Советскому официальному общест-воведению пришлось радикально подправить Маркса, сказав вместо слов „индивидуальная собственность“ слова „общественная собствен-ность“ (с. 259-260).
Если у С. Кара-Мурзы вызвало недоумение теоретическое положение К. Маркса, то у нас со-вершенно другое - недобросовестность (или бес-совестность?) нашего идеологического историка. Ведь там, где С. Кара-Мурза поставил отточие, идут вполне вразумительные слова К. Маркса об общественной собственности, не требовавшие никаких комментариев: «Превращение основан-ной на собственном труде раздробленной част-ной собственности отдельных личностей в капи-талистическую, конечно, является процессом го-раздо более долгим, трудным и тяжелым, чем превращение капиталистической частной собст-венности, фактически уже основывающейся на общественном процессе производства, в общест-венную собственность».
Если этого для С. Кара-Мурзы окажется не-достаточным, то мы посоветуем ему обратиться и к другим марксистским источникам. В своей работе «Критика Готской программы» К. Маркс четко указывает, что в новом обществе „в собст-венность отдельных лиц не может перейти ни-что, кроме индивидуальных предметов потреб-ления“ (М., Э., т. 19, с. 20). Куда там до вауче-ров! „Наконец, представим себе, – читаем у К. Маркса, - для разнообразия, союз свободных лю-дей, работающих общими средствами производ-ства и планомерно 1 расходующих свои индивидуальные рабочие силы как одну общую рабочую силу…Весь продукт труда сою-за свободных людей представляет общественный продукт. Часть этого продукта служит снова в качестве средств производства. Она остается об-щественной. Но другая часть потребляется в ка-честве жизненных средств членами союза“ (М., Э., т. 23, с. 88-89).
Кроме обильного цитирования есть и другой путь изучения теоретического наследия К. Мар-кса – понимание его текстов. Так вполне очевид-но, что индивидуальная собственность, возни-кающая на руинах капиталистической частной собственности не есть уничтоженная капитализ-мом индивидуальная частная собственность. Ин-дивидуальная собственность теряющая свой «ча-стный» характер есть всего лишь личная собст-венность. В итоге, слова „индивидуальная“ и „личная“ здесь - синонимы.
На обвинение, предъявленное Марксу С. Ка-ра-Мурзой в том, что тот, мол уже заранее, исхо-дя из своего расизма, западничества и экономиз-ма отверг Октябрьскую революцию как реакци-онную, можно ответить следующим образом. Во-первых, К. Маркс жил в своей эпохе и поэтому переносить его оценки в отрыве от нее в другое время недопустимо. Во-вторых, анализ, избе-гающий фальсификаций, позволяет однозначно заключить, что К. Маркс и Ф. Энгельс не были ни расистами, ни западниками, ни узкими эко-номическими доктринерами. В-третьих, вся ме-тодология марксизма дает основание предпола-гать, что Октябрьская революция и последующее развитие Страны советов получило бы двоякую оценку основоположников марксизма: и как про-грессивного процесса, так как он передвигал Россию и мир на новую формационную ступень-ку вверх, и как регрессивного, в связи с тем, что это движение вынуждена была возглавить ради-кальная политическая сила коммунистического толка.
На всю эту поднятую нами марксоведческую схоластику С. Кара-Мурзы можно было бы мах-нуть рукой, если бы выводы, к которым он при-ходит были безобидны по своим последствиям. Однако они наносят несомненный вред истори-ческому сознанию многих активных людей на-шей страны. И поэтому заслуживают всеобъем-лющей критики.