Исходный тезис Разлацкого звучит так: «Интеллигенция продает не рабочую силу, не труд — она продает свою монополию на знания». Разумеется, выходцы из буржуазии, имеют существенно больше шансов окончить университет (особенно если это Школа бизнеса в Гарварде), чем дети рабочих. Сходные тенденции имелись и в СССР. Здесь гораздо больше «монополии» на диплом, чем на знания, но если мы и допустим существование последней, то это только поставит их обладателей в привилегированное положение на рынке труда. И не более того. В противном случае, «идеальным интеллигентом» мы должны признать пачку книг запертых в банковском сейфе. Вот уж, где истинная «монополия на знания»!
Впрочем, успешно опровергая пословицу: «Без труда не выловишь и рыбку из пруда», — интеллигенция производит некий идеальный товар: «... знания, изобретения, открытия, эффективные приемы заготовки сырья, сбыта продукции, методы организации и технологии производства». Здесь мы сталкиваемся с доведенной до полного абсурда концепцией интеллектуальной собственности. Чем определяется меновая стоимость «товара», производимого работающим в фирме конструктором? На каком рынке он может его продать? Без риска оказаться в тюрьме за промышленный шпионаж, нигде. Он не может, например, зарегистрировать на свое имя патент по тематике связанной со своей работой. Не удивительно, ибо, купив его рабочую силу, работодатель получает монопольное право на все результаты его труда. Это право и защищает закон.
Только в тех случаях, когда продукт производится с целью обмена, он приобретает свойства товара. В этом случае в тупике оказывается вся капиталистическая система. Характерная черта «интеллектуального товара» — необычайно сильная зависимость от товарного рынка, не только меновой стоимости, но и стоимости. Ведь вложенный в ее производство труд не овеществлен. При тираже в миллион экземпляров стоимость отдельной копии практически оказывается равной нулю или, точнее, одной миллионной от общественно необходимого труда затраченного на ее разработку. Естественно, что такой рынок нестабилен, имеет тенденцию к быстрой и неограниченной монополизации через установление демпинговых цен. Вытеснив своих основных конкурентов на рынке программного обеспечения небезызвестный Microsoft столкнулся с FSF/GNU, которая являясь по сути ассоциацией хакеров, раздает программное обеспечение, создаваемое своими членами, бесплатно. Успехи последней привели к тому, что в целом ряде секторов, в основном связанных с глобальными сетями, рынок ПО оказался полностью разрушенным. Полная абсурдность и безвыходность ситуации наблюдается и в других высокотехнологических отраслях. Так положение на рынке микропроцессоров, в большей степени зависит от бесчисленного множества судебных исков, чем непосредственно от производства. Обвинения в кражах технологических секретов и торговых марок следуют ежемесячно. Корпорация Intel была вынуждена отказаться от немедленного производства чипов нового поколения Mersed, после того как суд установил незаконное использование технологий компании Digital. «Воровство», а с точки зрения буржуазного общества это невозможно квалифицировать иначе, стало сегодня основным способом развития техники. Капиталистическая система зашла здесь в полный тупик, неспособная в своих рамках обеспечить динамизм промышленного развития. Рабочее государство априорно лишено подобных проблем...если не попробует реализовать пролетаризм на пракике.
В свете вышесказанного читателю будет интересно узнать, что: «Труд интеллигенции, идеальный творческий труд — не создает стоимостей и не увеличивает их.» Конечно, торгуя монополией на знания затруднительно создать какую-либо стоимость. Ничего страшного, стоит только из стоимости как общественно необходимого для производства товара рабочего времени выкинуть «лишнее» рабочее время инженеров, технологов, а заодно и инструментальщиков, кладовщиков, транспортников, всех тех, кто производимые на заводе кастрюли не штампует, то мы получим полную пролетаристскую идиллию. Странно, но владельцы завода навряд ли используют теорию пролетаризма для сокращения фонда заработной платы. Может быть, они знают, что их кастрюли производит не отдельный рабочий, а завод или чаще корпорация в целом? Что уже несколько столетий для процесса производства характерно разделение труда?
Впрочем с инструментальщиками мы погорячились — их труд «репродуктивен». Правда, мастер, изготавливающий сложную оснастку, может возразить, что он делает ее впервые и потребовать признания своего труда «творческим»...Если кто-то сможет найти творческое начало в «творческом» труде библиотекаря или бухгалтера, то я готов объяснить почему «репродуктивный» труд модельщика является творческим. Разделение на «творческий» труд интеллигентов и «репродуктивный» — рабочих схематично до абсурда. Шофер и пилот авиалайнера. В чем различие их труда? Исключительно в квалификации. Наличие массы индикаторов и тумблеров требует от пилота специальной длительной подготовки, другими словами, высшего образования или более высокой квалификации. Как правило менее квалифицированный труд носит более монотонный характер. Было бы смешно отрицать, что работа сборщика на конвейере — утомительный изматывающий труд. Но любой, кто когда-нибудь работал на конвейере, знает, что «проклятием рабочего класса» является не сам конвейер, а невыносимая скорость его движения, его темп. Постовая схема сборки, легко может быть превращена в такой-же ад, стоит только ужесточить производственные нормативы. Что позволяет выжимать из рабочего все соки? Нормируемый характер его труда. Но разве не нормируем труд хирурга или учителя? Авиадиспетчера наконец? Откуда же тогда могут взяться противоречия этого слоя интеллигенции и рабочего класса? Только из области метафизики: «...кастовые социальные искания интеллигенции...стремление реализовать на практике свои многочисленные теории...». Чисто из этических соображений воздержимся здесь от комментариев.
Разумеется, это не значит, что интеллигенция может играть в обществе независимую политическую роль. В отличие от пролетариата, она не организована (или недостаточно организована) в процессе труда в единое, боеспособное целое. Но, тем не менее, интересы ее значительной части совпадают с интересами рабочего класса.
Только ее малая (но зато очень шумная) часть — «творческая» и научная интеллигенция, то есть писатели, журналисты, ученые, адвокаты и т. д., имеет ограниченное право на «свободный» ненормируемый труд. Впрочем, находясь на содержании правящего класса и государства (читай бюрократии) они обычно не более свободны в своих поступках. Через псеводфеодальную иерархическую систему академий и творческих союзов, или через псевдорынок «интеллектуальной собственности» — во всяком случае, эти «творцы» крепко привязаны к власти. Только в переломные моменты истории интеллигенция способна на жалкие телодвижения, которые сколь отвратительны, столь и беспомощны. Смешно считать Лихачевых, Новодворских, Старовойтовых, Собчаков убийцами рабочего государства, это просто трупные черви, чей пир, впрочем, уже подходит к концу.
Их политическая экспроприация после победы пролетариата и установления пролетарской диктатуры столь же бессмысленна, сколь преступен политический разрыв с «трудовой» интеллигенцией. Нелепо кастрировать импотента. Как отмечал Троцкий в книге «Терроризм и коммунизм», вопрос о формах осуществления пролетарской диктатуры — это исключительно вопрос о революционной целесообразности. Так как в России крестьянство как класс отошло в небытие, а судьба буржуазии — не тема для дискуссий, то единственной социальной группой, опасной для победоносного пролетариата, является бюрократия. Она не может быть уничтожена поскольку является неотъемлемой частью государства, еще неизбежного на этой стадии развития общества. Имеет-ли смысл ее политическая экспроприация? Может быть, следуя советам пролетаристов, лишить ее (и на всякий случай прочих интеллигентов) права на политическую самоорганизацию и «самодеятельность»? Но бюрократия и не стремится к созданию собственных политических организаций, ее задача совсем другая: всячески маскируясь и мимикрируя, подчинить своим нуждам организации победившего рабочего класса, партию и наконец государство.
Единственный эффективный способ борьбы с такими проявлениями хорошо известен. Действуя, по крайне мере вначале, больше методом «пряника», нежели «кнута», бюрократия не имеет никаких более сильных средств подкупа и разложения верхушки рабочего класса, чем включение их в свои ряды. Но это автоматически подразумевает высокую степень материального обеспечения бюрократии и интеллигенции вообще. Поэтому, максимальный заработок чиновника, в любом случае, не должен превышать среднего заработка квалифицированного рабочего. Причина, по которой большевики отказались (хотя некоторое время после победы революции он таки действовал) от этого принципа, хорошо известна — отсталость России и недостаток специалистов. Кстати в первую очередь технических, а не в сфере управления. Сегодня такой проблемы не существует ни в России, ни в мировом масштабе. Поэтому формула Разлацкого: «Аппарат организаторов производства должен оплачиваться в полной зависимости от общего вклада в повышение производительности труда и должен оплачиваться весьма высоко», — просто быстрый путь к установлению бюрократического режима, проистекающий, в конечном счете, из слепой веры в «монополию на знания в области управления».
Круг замкнулся. Не начиная второй виток, заметим только, что: «Не боги горшки обжигают». А если «каждая кухарка» не может управлять государством, то и контролировать, что в реальности еще сложней, она не сможет...Кстати, красные директора первой волны показали как рабочий без специального, а иногда и вообще без всякого образования, может управлять экономикой. Хорошо управлять.
Теперь о пролетарской партии. Как предотвратить ее бюрократическое перерождение? Пролетаристы считают, что: «Партия служащая интересам пролетариата, не должна связывать свою деятельность с государственной, она должна находиться в постоянной оппозиции государству.» Плохо здесь одно: на бюрократию — государство — группы вооруженных людей — трудно влиять извне. Разлацкий, вероятно, сознавал это — соответствующие страницы «Второго коммунистического манифеста» содержат вопросы, но не ответы. Даже тотальное вооружение рабочего класса может оказаться в такой ситуации недостаточным, и «децентрализация управления вооруженными силами» недостаточна во всяком случае. Наш подход совершенно другой: партия должна возглавить государство и общество. Гарантиями от ее перерождения должны стать с одной стороны широчайшая внутрипартийная демократия, с другой, экономической, стороны — режим партмаксимума.
Ремарка: «Выражая интересы пролетариата в наиболее отчетливой, сконцентрированной системе идей, вождь воплощает, материализует их в массовых действиях пролетариата...персонифицируются интересы пролетариата в вождях пролетариата». Вождизм глубоко чужд духу марксизма. Партия — да. Вождь — нет. Редко, только в критические моменты, проявляется историческая роль отдельной личности. Но и то не прямо, в случае Ленина как «пролетарского вождя» — через партию, иначе никак.
И цитата: «Всеобщая стачка — только мобилизация пролетариата и противопоставление его враждебной ему государственной власти, но сама по себе стачка не может дать разрешения задачи, ибо скорее исчерпает силы пролетариата, чем его врагов, а это днем раньше или позже, вынудит рабочих вернуться к станкам. Всеобщая стачка может получить решающее значение, лишь как предпосылка столкновения пролетариата с вооруженной силой противной стороны, т.-е. открытого революционного восстания рабочих.» Л.Д.Троцкий