Российские политики, как официальные, так и оппозиционные, любят порассуждать на тему русского народа-богоносца. Дескать, у русского народа православная вере в крови, и что христианство издревне было стержнем его мировоззрения. Но так ли это на самом деле?
Христианство не было исконно русским мировоззрением, он было принесено с Запада, и насильственно насаждено на русскую почву. Русские в массе своей не приняли новую религию, которая ассоциировалась у них княжеской властью и укреплением феодального государства. В этом было отличие ситуации от той, которая сложилась в древнеримской империи, где новая религия, первоначально шла из низов общества и выражала интересы угнетенных слоев, что и обеспечивало ей массовую поддержку. На Руси же она сразу стала на сторону господствующего класса.
Период, предваряющий крещению Руси Владимиром, характеризовался стремительным разложением первобытнообщинного строя и возникновением классового общества. Родоплеменная знать, все больше концентрировала в своих руках богатства, накапливаемые путем изъятия, в свою пользу, прибавочного продукта. Создавалось имущественное неравенство и государственная власть.
В таких условиях верхушка русского общества, остро нуждалась в идеологической поддержки своего привилегированного положения. Язычество, как религия не подходила на эту роль, нужна была новая вера. Христианство авторитетом бога освящающее феодальные отношения очень хорошо подходила на роль новой русской религии.
В 980 году, к власти в Киеве приходит Владимир один из сыновей Святослава, который, убив своего брата Ярополка, становится великим князем. Владимир попытался модернизировать язычество, создав единый пантеон богов возглавляемый Перуном. Это было сделано им для укрепления своих позиций в Киеве, так как свергнутый им Ярополк хорошо относился к христианам, в отличие от языческой по своему составу дружины и большинства киевлян. Владимир же в то время был убежденный язычник, что и обеспечило ему поддержку дружины и киевского населения во время переворота.
Укрепившись на княжеском престоле, Владимир понял необходимость религиозной реформы. Выбор был между Константинополем и Римом. Римская церковь, в лице Папы, требовала безусловного подчинения светской власти, власти религиозной, в отличие от православия, что не могло не повлиять на выбор новой религии. Патриарх же константинопольский был всего лишь высшим церковным чиновником в Византии и не претендовал на подчинение себе княжеской власти. Согласно византийской традиции новообразованная церковь должна была признать власть киевского князя.
В 988 году Владимир захватывает византийский Херсонес Таврический (Корсунь), где и принимает христианство. Вернувшись в Киев, князь приказывает сжечь всех идолов, после чего приказал населению города придти креститься к Днепру. «Если не придет кто завтра на реку — будь то богатый или бедный, или нищий, или раб — да будет мне враг» — объявил он, сообщает «Повесть временных лет».
Из этих слов хорошо видно, что Владимиру приходилось прибегать к репрессиям, насаждая новую веру, даже в своем собственном городе. И это не удивительно, новая религия мало, что давала простому населению Древней Руси, более того христианство напрямую связывалось с упрочением княжеской власти и укреплению феодальных отношений, ассоциировалась с чем-то посторонним никак не связанным с культурными традициями славян.
Такое положение было в Киеве, в других областях Древнерусского государства сопротивление новой религии было еще более упорным. В 991 году в Новгород, для крещения новгородцев, был направлен Иоаким Корсунянин с воеводой Добрыней, сопровождаемые княжеской дружиной возглавляемой тысяцким Путятой. Жители Новгорода на вече решили не принимать новой религии. Киевлянам пришлось прибегнуть к силе, чтобы подавить сопротивление, как потом горько говорили новгородцы: «Путята крестил мечом, а Добрыня огнем». Жителей города пришлось силой сгонять на Волхов, креститься.
Еще более упорное сопротивление было в Ростове, Муроме и других городах. Введению новой веры противилось большинство народы, княжеские миссионеры повсеместно встречались бунтами и неповиновением. В 1071 г. в Новгороде вспыхнуло антихристианское восстание, возглавляемое волхвом. Только в XIII «новгородцы сроднились с христианством», — признают сами церковники. Лишь в XII веке христианская вера смогла проникнуть к вятичам, в Вологодскую землю, на берега Св. Двины и Камы. Жители Пермской земли — зыряне стали приобщаться к христианству только в XIV веке. При этом были убиты миссионеры Герасим и Питирим. И всюду навязывание новой веры сопровождалось насилием и репрессиями сопротивляющимся.
Несмотря на все усилия церковных и светских властей им так и не удалось полностью искоренить язычество. Христианство вынуждено было сосуществовать с языческими настроениями в народной массе. В такой ситуации новая религия неизбежно трансформировалась и впитывала в себя старые поверья, только так она могла хоть как-то прижиться на новой почве. Происходила постепенная капитуляция перед языческим мировоззрением господствующем в народе. На Руси сложилось некое двоеверие, где под христианской оболочкой существовала языческая подоплека.
Протоирей И. Сорокин, вынужден был признать, что многие русские люди в языческих древнеславянских богов, тайно ходили к колдунам и знахарям, волшебникам и «служителям идолов». Архиепископ Макарий (Булгаков) сетовал: «вера в силу волхвов была так велика, что по местам являвшиеся волхвы увлекали за собой целые толпы, несмотря на все безрассудство своего учения и даже явное противление христианству».
Как отмечает академик Б. А. Рыбаков: «В материалах раскопок сельских кладбищ X-XIII веков почти нет предметов, связанных с христианством». В 1551 г. на церковном соборе (Стоглаве) признавалось, что: «Волхвы и чародейники дьявольскими действы мир прельщают и от бога отлучают».
Такое резкое неприятие христианство вынуждало новую религию приспосабливаться к настроениям и верованиям народа. Православию пришлось впитать в себя многие элементы дохристианских верований и культов.
На Христа, богородицу были перенесены черты древнеславянских божеств-покровителей со всеми их свойствами и функциями. Так, например, Христос в сознание рядовых православных верующих стал восприниматься как некое полуязыческое божество с чертами Рода и Перуна, который больше заботился не «спасением душ», а непосредственно земными проблемами своих почитателей. Богородица же приняла на себя функции Рожаницы и Мокоши.
Особенно хорошо видны языческие взгляды в православном культе святых, который и сам то является не чем иным как пережитком язычества. Библейский пророк Илия получил имя Ильи Громовика, с соответствующими функциями, перенятыми у Перуна. Св. Власий не имеющий никакого отношения к скотоводству, в сознание народа ассоциировался с языческим Волосом, «скотьего бога». Николай Ликийский стал Николой Угодником — покровителем земледелия и урожая, а также властелином водной стихии. Флор и Лавр стали покровителями и целителями лошадей. Косма и Дамиан были выбраны в качестве «целителей кур» и покровителей кузнечного ремесла.
Каждый святой был ответственен за лечение определенных болезней. Иоанн Креститель «лечил» головную боль; мученик Лонгин-сотник — глаза; священномученик Антипа — зубы; великомученик Артемий — грыжу и желудок; мученик Комон — оспу; святитель Иулиан — «был педиатром»; преподобный Марон — лихородку и т.д. Каждый святой отвечал за ту или иную сферу человеческой деятельности, например: Борис и Глеб стали покровители посевов, Зосима и Савватий отвечали за пчеловодство.
Отношение к святым было поистине фамильярным, все они имели свои прозвища, зависимые от календарной даты, как-то: мученица Дарья (19 марта) — «Дарья обгати проруби: белят холсты»; мученица Матрона Солунская (27 марта) — «Матрена полурепница»; преподобная Мария Египетская (1 апреля) — «Марья пустые щи»; мученица Мавра (3 мая) — «Мавра молочница»; мученица Ирина (16 апреля) — «Ирина рассадница»; мученик Исидор (14 мая) — «Сидор огуречник»; пророк Елисей (14 июня) — «Елисей гречкосей»; преподобный Сергей Радонежский (25 сентября) — «Сергий курятник» и т.д.
Языческие мотивы явно видны в русских народных поговорках: «Пришел Федул — теплом подул»; «Василий Парийский землю парит»; «На святого Пуда доставай пчел из-под спуда»; «На Кузьму сей морковь и свеклу»; «Борис и Глеб сеют хлеб»; «Придет пророк Амос — пойдет в рост овес»; «Святой Тит последний гриб растит» и пр.
Еще одним проявлением язычества в православии, стало почитание икон, ни чем по сути неотличимое от идолопоклонства. В трудные времена постоянно обращались к защитной силе икон, причем отношение к ней было как к кумиру. Икона стала неким фетишем. Если икона «не помогала», то ее могли «наказать». Во время взятия Новгорода шведами (1611 г.), один новгородец выставил икону св. Николая, прося уберечь его дом от огня. Тем не менее, дом сгорел. Тогда рассерженный владелец, бросил икону в огонь со словами: «Ты не хотела помочь мне, помоги себе самой!» Другой крестьянин, когда у него украли вола, бросил не «выполнившую свою работу» икону в навоз, сказав: «Я тебе молюсь, а ты меня от воров не сберегаешь!».
Даже многие церковные деятели отмечали, что русское православие сформировалось как христиано-языческий конгломерат, дореволюционные богословы с горечью были вынуждены признать торжестве в православии двоеверия. Так Е. Е. Голубинский писал: «Мы и доселе продолжаем язычествовать».
В. Г. Белинский писал в своем «Письме к Гоголю»: «По-вашему, русский народ самый религиозный в мире: ложь! Основа религиозности есть пиетизм, благоговение, страх божий! А русский человек произносит имя божие, почесывая себе задницу... В нем еще много суеверия, но нет и следа религиозности...». Это мнение разделяло и большинство дореволюционных русских писателей.
Даже сами церковные деятели должны были это признать: «Русский народ ничего не понимает в своей религии... Он смешивает бога со святителем Николаем и последнему готов даже отдать преимущество... Догматы христианства ему совершенно неизвестны» (Миссионерское обозрение, 1902, т. II, с. 34); «У нас не только простой народ, но сплошь и рядом даже в образованном обществе не могут различить в религии существенного от несущественного, догмата от обряда и обычая» (Странник, 1904, № 1, с. 157); «Русский народ малосведущ в религиозных вопросах» (Пастырский собеседник, 1905 № 30, с. 305); «Незнание нашим народом догматики христианства — факт, который едва ли кем будет оспариваться» (Церковно-общественный вестник, 1913, № 25, с. 2). Православие пришло на Русь, как иностранная мало кому понятная религия. Уровень древнерусского духовенства был настолько низок, большинство из них было просто неграмотно, а тем более не могло читать по-гречески, что они вряд ли могли вразумительно объяснить суть новой религии. В большинстве своем они и сами ее не понимали. Как писал архиепископ Макарий (Булгаков), характеризуя религиозную жизнь XV-XVI: «не только священники, но и сами епископы не знали ничего, даже священного писания, а ограничивались умением читать и петь при богослужении» (т. VII, кн. II, с. 125).
Только в середине XVII века русское православное духовенство обязали регулярно выступать с проповедью. Но проповеди на церковнославянском языке были малопонятны населению, да и сами священники мало, что понимали в христианстве. Преобладающим настроением среди верующих, в такой ситуации, стало обрядоверие. Их вера не поднималась выше соблюдения обрядов. Причем это относится не только к простым прихожанам. Вот как описывает архиепископ Макарий митрополита Данила (XVI): «Он вовсе не различает преданий догматических от обрядовых и приписывает последним совершенно такую же важность, как и первым» (т. VII, кн. II, с. 396). Все это мало чем отличалось от обыкновенного язычества.
Несмотря на все свое суеверие, сознание русского народа оставалось стихийно-материалистичном, и имело ярко выраженную антиклерикальную направленность. Как писал В. Соколов: «Чем больше вчитываешься в эти произведения [„Народные русские легенды”, А. Н. Афанасьева] народного духа, тем яснее становится мучительная мысль, что народ наш только по именам и словам знает христианство, но образ его мыслей — вне самого примитивного понимания элементарных истин Евангелия» (Миссионерское обозрение, 1914, № 4, с. 44).
Герои народных сказок и былин легко и смело нарушают церковные запреты. Так Илья Муромец заявляет, что «не ладно у святых отцов написано, не ладно у апостолов удумано». Первое место среди отрицательных персонажей русских сказок отведено духовенству и его ближайшему окружению.
«Священников, он [русский крестьянин] презирает как тунеядцев, как людей алчных, живущих на его счет. Героем всех народных непристойностей, всех уличных песенок, предметом насмешки и презрения всегда являются поп и дьякон или их жены» — писал А. И. Герцен. Как отмечал Н. А. Добролюбов: «Стоит послушать сказки народа и заметить, какая там роль дается попу, попадье, поповой дочери и попову работнику, стоит припомнить названия, которыми честят в народе поповскую породу, чтобы понять, что тут уважения никакого не сохранилось».
И это отмечали не только писатели-демократы. «На собраниях нас ругают, при встрече с нами плюют, в веселой компании рассказывают про нас смешные и неприличные анекдоты, а в последнее время стали изображать нас в неприличном виде на картинках и открытках (...) смотрят на нас очень и очень часто как на лютых врагов, которые только и думают о том, как бы их побольше „ободрать”, доставив им материальный ущерб» (Пастырь и паства, 1915, № 1, с. 24).
Этот скептицизм хорошо проявляются в русских пословицах и поговорках: «Святой боже пахать не поможет»; «Бог-то бог, да сам не будь плох»; «На бога надейся, а сам не плошай»; «Кто богат тот и свят»; «Все продаст дьяк за пятак»; «Поп, что клоп: тоже людскую кровь пьет»; «Поп с живого берет, мертвому вернуть обещает»; «Наш отец Тит и в великий пост блудит»; «Отец Кирьян и великую пятницу пьян» и пр.
Вот так в действительности относился русский народ к православию и духовенству. Русский народ был далеко ни так религиозен, как нам хотят его представить современные попы. Это так же далеко от тех представлений, которое нам пытаются навязать нынешние власти и их подпевалы, как «левого», так и правого толка.