Я на верфи Гданьска. Здесь в августе 1980 года зародился независимый профсоюз Солидарность, здесь работал Лех Валенса.
Напомню, что поводом к лавине забастовок летом 1980 года послужило увольнение работницы верфи Анны Валентинович без формальной санкции профсоюза. Строже ли стало соблюдаться трудовое законодательства? Усилился ли рабочий контроль за производством, как того когда-то требовали бастующие? Почему вопреки законодательству сейчас в Польше «по-чёрному» нанимают батраков за половину официально декларированной минимальной ставки заработной платы?
Вопреки транслировавшейся по нашему телевидению информации, верфь в настоящее время не закрыта и функционирует, хотя из семнадцати тысяч человек, работавших здесь в 1980 году, осталось только три тысячи. Из них 1800 человек — члены Солидарности, 300 — в старом, традиционном профсоюзе (OPZZ) и 50 в профсоюзе инженеров и техников. Множество работников разочаровались во всём и вообще никуда не вступили.
Раньше в основном строили суда для СССР, сейчас возникли большие проблемы с заказами, однако некоторое количество судов для Норвегии продолжают строить.
Несколько лет назад государство выставило на продажу эту обанкротившуюся верфь и её купил за бесценок синдикат верфей польского порта Гдыни. Ту её половину, где стоят доки, он перепродал фирме Synergia-99, то есть американцам, но уже за сто миллионов долларов. Теперь верфь строит суда на своих бывших доках, силами своих же людей, но платит на аренду доков американцам. Все понимают, что тут что-то нечисто.
Зарплата составляет 1100 злотых — ровно половина среднестатистической по стране. Точнее говоря, её сейчас вообще не платят, так как имеют место задержки по выплате, достигшие двух — трёх месяцев: «мода такая новая сейчас в Польше». Однако трудовая дисциплина резко выросла — все боятся потерять даже такую работу. И забастовок больше нет, последний раз они были в 1988 году.
На проходной я выписываю пропуск и иду через огромную, но почти безлюдную территорию. Заместитель председателя комиссии профсоюза Солидарность пан Фредерик Радзиуш (Fryderyk Radziusz) уже ждёт меня. Он из «работяг», а не чиновников и это видно с первого взгляда. Он рассказывает:
"Бывшее руководство нашей верфи, фирмы Synergia-99, синдиката в Гдыни сплошь ворьё. Брали кредиты, не отдавали их. Особняк за миллион долларов, и прочее, и прочее. Их сняли, возбуждены уголовные дела. К афёрам причастны также их родственники, разобраться во всей этой каше с куплей-продажей невозможно, но не подлежит никакому сомнению, что махинации имели место.
Нашу верфь продали за 70 миллионов злотых, в то время только на банковском счету у нас было 40 миллионов. Ещё были комплектующие, почти построенный корабль — живые деньги.
Почему сразу после покупки нашей верфи синдикатом Гдыни у нас демонтировали доки для строительства малых судов? Чтобы избавиться от нежелательной конкуренции? Да, на тот момент не было на них заказов, но они вполне могли бы появиться позже.
Мы недавно пикетировали посольство США в Варшаве, добиваемся возвраты той части верфи, которая принадлежит Synergia-99. На стене, посмотрите, каски. Их мы одеваем чтобы защитить головы, когда готовимся к акциям, на которых ожидаются столкновения и драки с полицией.
В Польше сейчас около миллиона человек в Солидарности, когда-то было в десять раз больше. У нас когда-то были такие известные личности как Михник, Куронь, Мазовецкий, Качиньский, Лех Ярек, Цериньский. Сейчас они создали множество партий, которые сливаются, распадаются и мы не в состоянии понять, кто есть кто.
На какие деньги покупают наши предприятия? Никому это не известно, масса финансовых афёр.
Михник был редактором нашей «газеты Выборчей». Теперь он владелец огромного издательства. Откуда деньги? Никто не знает.
В ходе агитации по поводу референдума о вступлении в ЕС профсоюз Солидарность никак не высказывался. С одной стороны на ЕС есть какая-то надежда, с другой он регламентирует, сколько кораблей должно строиться на польских верфях. Даже стандарты бутылки с водкой определяет, сколько там её должно быть, 0,7 литра или 0,75...
В Польше сейчас беда. Даже пять лет назад было лучше — не было такого краха экономики, таких задержек с зарплатой.
Правительство молчит и об нелегальной оплате работников ниже официально установленного уровня. Это его не интересует, у него другая забота — провести своих людей в Европарламент".
Я задаю сидящему рядом активисту Солидарности с 23-летним стажем два каверзных вопроса:
«Когда была лучше жизнь, при коммунистах или сейчас? Правда ли, что в Польше сегодня не любят Леха Валенсу»?
В продуманности ответа чувствуется, что эти вопросы ему задавали множество раз:
"Сравнивать 1980 год и год нынешний невозможно. Сейчас люди покупают компьютеры. Раньше в очереди на автомобили стояли по году, по два, сейчас машины более доступны. Сменилось поколение, целая эпоха, всё изменилось.
Да, Леха Валенсу в Польше многие сейчас не любят. Сейчас он живёт в Гданьске, у него есть свой институт, как у Горбачёва. Иногда он заходит к нам, хотя и очень редко. Говорит, что был окружён в правительстве коммунистами, которые не дали ему возможности осуществить то, что он хотел, в то время как они сами сделали себе состояния".
Иду в столовую, пообедать — без этого впечатление о новых, демократических порядках на верфи будет неполным. При Народной демократии была одна огромная и дешёвая субсидированная столовая для всего предприятия. Сейчас их четыре или пять небольших, частных. Беру, суп и второе — огромный бифштекс, кормят сытно и вкусно. О ценах. Чтобы не путаться с переводом валют, скажу так — на среднюю месячную зарплату верфи можно было бы купить 130 подобных обедов. Но зарплату, как я уже говорил, сейчас на верфи сегодня вообще не платят! Поэтому желающих пообедать крайне мало, а полный обед за исключением меня, чудака, вообще почти никто не берёт. Сейчас модно вместо заводского обеда кушать принесённые из дома бутерброды.
Музей Солидарности у входа, история борьбы с «тоталитаризмом». Исторические фотографии бастующих польских работяг образца 1980 года, они как две капли воды напоминают мне наших работяг той же эпохи. Мрачные, хмурые, в очень грязной рабочей робе. Злобно «качают права» у правительства, у некоторых испитые и похмельные лица.
Я вглядываюсь в лица нынешних польских работяг. Более светлые, интеллигентные, симпатичные лица. Чище одеты, более подтянуты, нет явных алкашей. Зарплату за последние месяцы им вообще не платили, но внешне они выглядят куда более довольными. Чудеса!
Я иду по Гданьску. До войны в городе проживали в основном немцы. Затем они выехали, но недавно стали возвращаться как инвесторы и владельцев фирм. Множество немецких туристов. На немецкие деньги продолжается реставрация сильно разрушенного во время войны исторического центра города. Очень многие здания тщательно восстановлены, но пока ещё остаются полуразрушенные кирпичные руины.
На потеху немецким и иным туристам на пешеходных улочках исторического центра пляшут, поют и играют всякого рода скоморохи, собирая деньги в кружку. Работы в Польше нет, каждый спасается, кто как может. Есть и «наши».
Хорошо поставленным оперным голосом поёт на русском некий Лев Мокров, продаёт компакт-диски со своими песнями. Успехом особым он не пользуется, но ему лучше знать, где надо попрошайничать, здесь или в России.
Дует — труба и аккордеон, тоже «наши», тоже кружка:
«Мы здесь уже седьмой сезон, полиция нас не трогает».
Но всех превзошёл наш украинский националист. Деду лет шестьдесят, одет он в исторический костюм казака, в ухе серьга, голова частью обрита наголо, но есть огромный казацкий чуб. Играет на бандуре и поёт старинные украинские песни. Взгляд его безумен и отрешен, он смотрит сквозь туристов в далёкую казацкую старину. В отличии от Льва Мокрова он имеет у немецких туристов бешенный успех, они всё время с ними фотографируются. Кидают ему очень много, возможно за день набирается не одна сотня долларов. Но только ради денег так переодеться и петь невозможно, для этого вначале надо стать воистину безумным.
Щецин, запад Польши, бывшие немецкие земли. Глядя на облупившиеся дома в центре города, создаётся впечатление, что бои здесь закончились на прошлой неделе. По так и не заделанным с 1945 года пулевым попаданиям до сих пор можно проследить, откуда наши вели тогда огонь.
Памятник погибшим советским воинам. Памятная доска, конечно же, демонтирована — Польша вышла из «тоталитарного прошлого». Хорошо ещё, что саму стелу оставили в покое — на молдавском правобережье её с подобными символами «тоталитаризма» кишинёвские власти церемонились куда меньше.