В 2001 году американский историк Стивен Коткин опубликовал статью «Говорить по-большевистки», посвящённую рабочим Магнитогорского металлургического комбината. В своём исследовании Коткин стремился понять природу лояльности рабочих по отношению к сталинскому режиму. Магнитка — образцовый сталинский город — стал объектом исследования американского историка.
В предисловии Коткин демонстрирует различные подходы к изучению положения советских рабочих, объясняющие их лояльность по отношению режиму, несмотря на эксплуататорский характер индустриализации, репрессии, невежество и крестьянское происхождение (здесь Коткин ссылается на Троцкого и «левую оппозицию») или частичным улучшением положения некоторых из них на индивидуальном уровне. Чтобы найти ответ на этот вопрос Коткин ставит своей задачей понять, как рабочие воспринимали систему и себя в повседневной жизни.
Исследование Коткина достаточно убедительно демонстрирует, что режим постоянно подчёркивал особую роль рабочих в Советской системе. Пропаганда утверждала, что в отличие от капиталистической системы, советские рабочие трудятся на себя и строят новый мир. Труд — это почётный долг каждого гражданина. Каждый представитель рабочего класса несёт свою долю исторической ответственности за успех социализма в СССР и во всём мире.
Для внедрения этих идей среди рабочих, большинство из которых лишь вчера явились на Магнитку из деревень, для воспитания трудовых навыков, для выработки «правильного» образа мысли и поведения были задействованы огромные силы — партия, агитаторы, НКВД, профсоюзы, инспекции и охране труда и здравоохранения.
Наглядным символом нового советского рабочего стали ударники-стахановцы, рабочие, многократно перевыполнявшие план. Как писал Орджоникидзе «Окружать славой людей из народа — это имеет принципиальное значение. Там, в странах капитала, ничто не может сравниться с популярностью какого-то гангстера Аль-Капоне. А у нас при социализме, самыми знаменитыми должны стать герои труда». Неоднократно верно отмечалось, что стахановцы были рабочей аристократией сталинской России. Но, возможно, противоречия между ними и остальной рабочей массой были несколько преувеличены. Во-первых, стахановцы были достаточно многочисленной группой. Лишь на Магнитке в 1936 году их было около 4500 тысяч и они работали в разных цехах. Карьера стахановца была новым путём продвижения для рабочего, не имеющая аналогов в капсистеме. Зарплаты некоторых стахановцев достигали 18 тыс. рублей в год — большой суммы по тем временам. Наличие стахановца было выгодно и бригаде, в которой работал последний — она становилась ударной со всеми вытекающими из этого привилегиями. Наконец, антистахановские чувства среди рабочих сдерживала солидарность рабочего класса. Как вспоминал один советский рабочий, оказавшийся на Западе: «мы любили друг друга, я имею в виду рабочие. Все были в одинаковом положении».
Гораздо больше претензий к стахановцам на Магнитке высказывала администрация и инженеры считавшие, что авральная работа плохо отражается на состоянии техники.
Коткин отмечает, что почти все работники Магнитки были охвачены теми или иными обучающими программами — будь то курс по ликвидации неграмотности, занятия по повышению квалификации или подготовительные курсы для поступления в высшие учебные заведения. Возможности улучшить своё образование очень ценилось рабочими, поскольку знания открывали путь к карьерному продвижению.
На Магнитке работало много представителей нерусских народов, в особенности татар и казахов. Предоставленные им равные условия для продвижения коренным образом отличались не только от положения в царской России, но даже от ситуации в других капиталистических странах. Коткин напоминает, что в американской промышленности того времени, чернокожие и латиноамериканские рабочие могли рассчитывать лишь на самый тяжелый и низкооплачиваемый труд. Разумеется, рабочий получал от сталинского государства не только бесплатное образование и здравоохранение, но и драконовское трудовое законодательство, жестокий контроль и эксплуатацию. Но в условиях советской экономики деформированного рабочего государства эффект от этих репрессивных мер был гораздо меньше чем он мог бы быть в капиталистической стране. «Государственная политика всеобщей занятости ещё более усиливала реальную власть рабочих. Рабочие обнаружили, что при отсутствии безработицы или „резервной армии труда” руководители и особенно мастера, находясь под жестким давлением плановых обязательств, становились уступчивее».
Бюрократия всеми способами пыталась подчеркнуть особый статус рабочих в советском обществе. Фильмы, газеты, листовки прославляли советский пролетариат. Всё это напоминает ситуацию в поместье, где хитрый, заправляющий всем управляющий дурит голову неопытному помещику. В некоторых случаях рабочие, правда, допускались к обсуждению производственных проблем. Во время кампаний по критике руководства, рабочие могли высказать все, что они думали о своём начальстве с тяжёлыми последствиями для последнего и администрация это учитывала в своём поведении. Как писал Джон Скотт: «рабочие могли высказываться и высказывались в высшей степени свободно, критиковали директора, жаловались на низкую заработную плату, на плохие бытовые условия, нехватку товаров в магазинах — короче, ругались по поводу всего, за исключением генеральной линии партии и полдюжины её непогрешимых лидеров». Разумеется, подавлялась и независимая инициатива рабочих.
Рабочие очень ясно осознавали то, что реальная власть у них украдена, Моше Левин попавший в СССР из Польши писал: «ты не мог подойти к рабочему и сказать ему лично, что он является членом правящего класса. Когда я работал на Урале, рабочие сознавали, кто они есть, и понимали, что власть и привилегии имеет начальство».
Пролетариат чувствовал, что альтернативы создавшемуся положению нет. Материалы Левой Оппозиции до Магнитки не доходили. Капитализм в глазах рабочих ассоциировался с царским режимом (воспоминания о котором были далеко не ностальгические) или фашизмом Гитлера и Муссолини, экономической депрессией, угрозой войны. В любом случае рабочим Магнитки казалось, что выбора у них нет.
Стивен Коткин, конечно, продемонстрировал положение на «образцовом» предприятии сталинской эпохи. На менее важных заводах положение рабочих было, наверное, хуже. Но не надо забывать, что кроме Магнитки были ещё Днепрогэс, СТЗ, Комсомольск-на-Амуре и другие ударные стройки, на которых работали сотни тысяч рабочих. Именно там был создан сталинский миф. Работа Коткина помогает понять корни этого мифа и природу СССР как деформированного рабочего государства.
Все цитаты даны по статье: Стивен Коткин. Говорить по-большевистски, Американская Русистика, Самара, 2001, стр. 250-329