Дискуссия о названии ПДП: Re: [stachkomru] ответ Исаеву

]Дискуссия о названии ПДП: Re: [stachkomru] ответ Исаеву
«!–X-Subject-Header-End–» «!–X-Head-of-Message–»
  • To: «Стачком» <stachkomru@egroups.com>
  • «!–X-Head-of-Message-End–» «!–X-Head-Body-Sep-Begin–»
    «!–X-Head-Body-Sep-End–» «!–X-Body-of-Message–»
     В. Котельникову и Д. Якушеву. В. Котельникову. Такое впечатление, что вы читали только мои ответы на письма Разлацкого и Edward-a, а не сами эти письма (о письме самого Котельникова скажу ниже, но оно в том же ряду). Выходит, что им и вам обзываться и ругаться можно. Это не хамство. А моя ответная реакция — это, оказывается, самое что ни на есть хамство. Впрочем, подобную бурную реакцию я предполагал. Хотя, как я понимаю, у каждого своя причина так реагировать на мои ответы. Реакция Виктора была предсказуема, поскольку любую критику Разлацкого старшего он воспринимает, как покушение на самое святое. Причем в самом прямом, то есть религиозном, смысле слова, на что, кстати, справедливо указал в своем отзыве на мое письмо к Разлацкому Сергей Соловьев. Действительно, если воспринимать ту или иную личность, пусть даже самую гениальную, не как человека, а как бога, то любое человеческое определение этой личности будет вызывать такое же негодование, как и моя фраза о Разлацком старшем в письме Малкину — «милый и, очевидно честный инженер». «Какой же тебе Алексей Борисович „милый”, — возмущается т. Котельников, — по-моему, это самое простое хамство и невоспитанность с твоей стороны.» Согласен, товарищ Котельников! Если А. Б. Разлацкий — господь бог, то эти мои слова о нем не просто хамство, а кощунство и глумление над чувствами верующих. Однако если мы хотя бы на минуту предположим, что он (хотя бы при жизни!) был все-таки обыкновенным смертным, с присущими всем смертным недостатками и ошибками, то никакого хамства я в своих словах о нем не нахожу, тем более, что в моем понимании милый человек — это хороший, добрый, интеллигентный человек. Именно такое значение я и вкладывал в это слово. Кроме этого, как я понимаю, т.т. Котельникова и Якушева сильно задели мои слова о собственной персоне в ответе Edward-у. Они усмотрели в них снобизм и заносчивость и, подозреваю, восприняли на свой счет. Поэтому каждый из них обыграл эти слова в своем ответе мне по полной программе. К сожалению, ни Якушев, ни Котельников не поняли, что тон и форма тех моих слов (хотя ничего кроме правды в них я не сообщил. Я действительно закончил исторический факультет, действительно защитил диссертацию на кафедре социологии и политологии МПГУ им. В. И. Ленина по специальности теория и история политической науки, я действительно несколько лет работал корреспондентом отдела политики «Независимой газеты») были обусловлены необходимостью поставить на место загадочного г-на Edward-а, который грубо и совершенно не по делу на меня наехал, называя «профессиональным спорщиком» и пр. И только!  Повторяю, я не имел никакого намерения задеть кого-то из известных мне товарищей. И не мог иметь, по той причине, что более чем равнодушно отношусь к званиям, чинам и степеням, в том числе, и к своим собственным. Я привык ценить каждого человека за его личностные качества. Прежде всего за способность самостоятельно мыслить, доброту, мужество, неравнодушие, искренность, честность, любознательность и т. д. Имеется ли у него при этом диплом о высшем образовании, степень и пр. — для меня дело десятое.  Далее, Виктор, ты пишешь следующее:«для тебя Саша оказывается решающее значение имеет не то, что дело, теория верная (или, допустим, никуда негодная), а КАКОЕ ЧИСЛО людей этим делом занимается!»  Как раз наоборот. Для меня важнее как раз второе. Истина превыше всего! Верная теория гораздо важнее того, какое количество людей ее разделяют. В истории нередко было так, что истине присягало меньшинство и даже единицы, в то время как большинство ошибалось. Как говорил Бердяев, и Христос был распят по решению большинства.  Но я то говорил о другом. Во-первых, теория Разлацкого не истина в последней инстанции. Во-вторых, даже если бы она и была таковой, обсуждению ее положений можно было бы посвятить и время, и место только в том случае, если бы она стала учением, цитирую, «широко популярным в пролетарской и не только в пролетарской среде». Впрочем, эти мои слова стали уже лишними, так как такое обсуждение моими собственными стараниями уже началось, за что последователи Разлацкого должны были бы мне быть благодарными. Ведь сколько месяцев они безуспешно пытались подтолкнуть кого-нибудь к публичной дискуссии на эту тему в Интернете. «Ты сейчас эпигонствуешь на теории и делах Маркса и Ленина, а что бы ты сейчас повторял, рассуждай так же, как ты рассуждаешь сейчас».  Вклад Маркса и Ленина в теорию и практику коммунизма громаден. Все мы (в смысле коммунисты всей Земли без различий в партийной принадлежности) стоим у них на плечах. Но поставить в один ряд этих двух титанов и Разлацкого... Это — ты, Витя, скажем мягко, слегка перегнул...  «Я не буду здесь и сейчас (ну явный плагиат — телевизор то поменьше смотреть надо).» Странно, мне почему-то казалось, что выражение «здесь и сейчас» употреблялось в русском языке задолго до появления первого телевизора. Так что, причем здесь плагиат, мне не очень понятно. И последнее из того, что я хотел бы сказать т. Котельникову.  Виктор, я благодарен тебе и Григорию за подключение меня к списку, так как я получил возможность оперативно общаться с близкими по взглядам, духу и ценностям людьми. Однако если вы относитесь к этому списку, как к своей частной собственности (т.е., абсолютно буржуазно) и порешите меня из него исключить — что ж, это ваше право. Рыдать не буду — появится больше времени на написание книги по вопросам социалистической теории и практики, которую я давно задумал.   Д. Якушеву. Для начала два слова о том, о чем уже написал Котельникову (см. выше). А именно о себе. А на самом деле, о тебе. Скажу честно, мне было как-то неловко читать твой первый отклик на мое письмо. В нем не было ни слова о деле (т. е. о теории), а все сплошь какие-то эмоции, из которых лезли разные мелкие комплексы. Мне тем более странно было читать все это, поскольку я ценю твои теоретические способности, о чем не раз говорил тебе лично, считаю тебя своим коллегой не только в журналистике, которой ты тоже не чужд, но и в общественной науке. Слава богу (в которого я, как атеист, конечно, не верю), своим вторым письмом, ты все-таки напомнил нам об этих своих способностях.  Порой я просто восхищаюсь точностью и остротой некоторых твоих теоретических выводов. Говорю это, между прочим, без всяких издевок. Некоторые фразы (вроде «Путин — это запрос целого класса») звучат просто как откровения. Однако твой главный недостаток исследователя, по моему мнению, состоит в том, что те разумные и острые определения, которые содержатся в твоих произведениях — рождаются больше, как эвристические находки. Это тоже неплохо. Но для материалиста и марксиста, которым, надеюсь, ты себя еще считаешь, этого мало.  По сути, все дело заключается в методе исследования, как истории, так и настоящего дня общества. Для марксиста, как ты знаешь, этим методом является исторический материализм. Маркс (а после его смерти это неоднократно повторяли и Энгельс, и Ленин), в конце своей жизни заявлял, что главными его достижениями в науке было 1) открытие происхождения и механизма присвоения прибавочной стоимости и 2) открытие материальной основы развития человеческого общества, т. е. исторического материализма. То есть особого метода изучения развития человеческой истории. Повторяю, на склоне своих лет, этот метод сам Маркс считал одним из двух своих главных достижений в науке!  Что предполагает этот метод. Во-первых, понимание объективной материальной основы главных движущих процессов развития человеческого общества.  В статье «О буржуазном и социалистическом патриотизме» я говорил уже о том, что этот постулата в современном марксизме применяется иногда слишком поверхностно, когда за каждым событием общественной и политической жизни пытаются углядеть прямой и непосредственный экономический интерес тех или иных групп правящих классов (часто этот интерес действительно присутствует. Часто, но не всегда). И тем не менее, такое понимание является одной из основ исторического материализма, как метода познания общества. Во-вторых, этот метод предполагает, что обобщающие выводы могут делаться только на основе изучения реальных фактов и только после всестороннего изучения и сопоставления этих фактов в их развитии и взаимосвязи с окружающим миром, только после этого, повторяю, можно делать обобщающие выводы. Несомненно, что еще одной важной составляющей метода исторического материализма является принцип, провозглашенный Марксом и Энгельсом — подвергай все сомнению! В том числе и те выводы, которые кажутся нам очень симпатичными и удачно укладывающимися в наши схемы. Последнее, то есть наши схемы, надо подвергать сомнению особенно. Прежде всего, фактами, фактами и еще раз фактами. Даже если эти факты в наши схемы не укладываются. А лучше сказать, особенно, когда не укладываются. В противном случае получится то, что получилось с твоим примером о чеченцах и Лермонтове. Ты пишешь:  «Как профессиональный историк и вероятно большой специалист по Кавказу, тов. Желенин сделал большое научное открытие. Оказывается чеченцы в начале прошлого века были цивилизованнейшими людьми. Они так глубоко разбирались в поэзии и литературе, что прознав о пребывании в русской армии поэта Лермонтова отказались убивать всех офицеров одного с Лермонтовым звания, чтобы случайно не убить великого поэта. Открытие сделанное профессиональным историком Желениным просто потрясает. Вы только представьте; люди поголовно неграмотные, незнающие русского языка, не имевшие своей письменности, жившие родовым строем (с кровной местью, с традицией обмениваться аманатами, т. е. заложниками), постоянно предававшие друг друга (вспомните историю Хаджи Мурата) и вдруг такое понимание великой поэзии». Представьте картину: Во истину — искусство творит чудеса. Вот проходимец Дантес не знал, по словам того же Лермонтова, «на что он руку поднимал». Но не таковы были горцы в начале прошлого века. Уж они то могли отличить великого поэт , от царского сатрапа. Открытие профессионального историка тов. Желенина носит исключительный характер. Оно в корне меняет наше представление о родовом обществе и как следствие о многом-многом другом. Это же революция в гуманитарных науках....« Смешно. Но не только то, что нарисовало твое буйное воображение, Дима. Смешно, когда человек, не зная фактов (не потому что глуп, а просто потому, что так уверен в своей правоте, что не дошел до ближайшей (а лучше Ленинской) библиотеки и не прочел хоть что-то из огромной исторической литературы, посвященной Кавказской войне 1817-1867 годов и участию в этой войне М.Ю.Лермонтова), пытается высмеивать своего оппонента. Вот это — действительно смешно. Особенно, когда этот человек считает, что если ему какой-то факт неизвестен, то этого факта просто не может быть. Или же он выдуман его оппонентом. Честно говоря, рассказывая т. Якушеву во время одной из наших с ним устных дискуссий такой достаточно известный факт биографии Лермонтова, как тот, что после появления стихотворения Михаила Юрьевича „Я к вам пишу, случайно! право...(«Валерик») горцы порешили между собой не стрелять в поручиков, дабы не убить автора этого стиха, я не предполагал, что об этом общеизвестном факте он не слыхал ни разу . Однако теперь выясняется, что Дима не просто не поверил мне, но оказывается решил, что я этот факт придумал (или «открыл», как он пишет). Наверное тем же любимым им эвристическим способом. То есть, проще говоря, в голову что-то ударило — значит так оно и есть!  Кстати, стоит обратить внимание на то, что т. Якушев, так априори уверен в своей правоте, что даже не запомнил название этого стихотворения и соответственно, не прочел его. А, жаль. Во-первых, потому, что в этом произведении описываются реальные события, в которых довелось участвовать поэту. А, во-вторых, по всем правилам исторической науки, художественное произведение, созданное в то время, о событиях которого в нем идет речь, является историческим источником и, соответственно, в качестве такового должно привлекаться любым серьезным исследователем, для изучения той эпохи, во время которой оно было создано. Иными словами, если бы т. Якушев прочел это стихотворение он хотя бы не наделал тех фактологических ляпов, которыми так пестрит его письмо. Например, таких: «Вы только представьте; люди поголовно неграмотные, незнающие русского языка, не имевшие своей письменности жившие родовым строем (с кровной местью, с традицией обмениваться аманатами, т. е. заложниками), постоянно предававшие друг друга (вспомните и торию Хаджи Мурата) и вдруг такое понимание великой поэзии». Во-первых, чеченцы в 40-е годы 19 века не были «поголовно» неграмотными. Среди них к тому времени встречались люди не просто грамотные, но даже европейски образованные, каковым был, например, Бота Шамурзаев (о нем речь ниже), окончивший Павловское кадетское училище, служивший в Москве и Варшаве, и знавший кроме русского еще несколько европейских языков.  «Не имевшие своей письменности, жившие родовым строем»... Греки во времен Гомера тоже не имели своей письменности («Илиада» и «Одиссея» были записаны несколькими столетиями позже) и жили примерно тем же родовым строем (а точнее на стадии распада этого строя), что и чеченцы, и другие горцы Северного Кавказа в первой половине 19 века, но толк в великой литературе, как видим, знали.  «Кровная месть» в Италии существовала и во времена Шекспира и много позже, а на Сицилии, как известно, сохранилась до сих пор, что не мешало и не мешает итальянцам создавать и ценить великую литературу. Ну, а дальше у Якушева идет изображение столь живописное, что Михаил Юрьевич, был бы он жив, мог бы отдыхать: «уставшие после боя абреки сидят у костра и слушают стихи Лермонтова, которые декламирует местный мула, всю ночь переводивший их ни то на арабский, ни то на какой-нибудь горский диалект. Особое впечатление на уставших войнов оказывают строчки „Злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал".« Да, Дима, если бы призыв Владимира Ильича „учиться, учиться и учиться!« (только не у меня, а самому, в смысле, постоянно повышать свой общеобразовательный и культурный уровень) ты воспринимал бы не как шутку, а как указание к действию, то таких глупостей, уверен, не написал бы. И, уж во всяком случае, не спутал бы два абсолютно непохожих произведения Лермонтова — „Валерик” и „Казачью колыбельную песню”. Последнее стихотворение — классическая стилизация под народную песню. Слова „злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал” поет своему младенцу казачка. Будучи здесь настоящим реалистом, Лермонтов, конечно, не мог даже помыслить, чтобы вложить в уста простой казачки, поющей колыбельную, какие-нибудь общечеловеческие гуманистические мысли, которые он вкладывает в уста своего лирического героя, офицера в „Валерике”, который оглядывая пейзаж после битвы русских с горцами, пишет в письме к своей знакомой: „И с грустью тайной и сердечной Я думал «жалкий человек. Чего он хочет! ... небо ясно, Под небом места много всем, Но беспрестанно и напрасно Один враждует он — зачем?»  Теперь перехожу к конкретике. Весь смысл саркастических отрывков из письма т. Якушева, приведенных выше, сводиться к следующему: горцы Северного Кавказа во времена Лермонтова были а) неграмотны; б) совсем не знали русского языка; в) в силу своего невежества никак не могли знать о существовании поэзии вообще, поэта Лермонтова, в частности, и тем более его стихотворения «Валерик».  Так думает т. Якушев. А как же было на самом деле? На самом деле, как видно на примере Боты Шамурзаева, среди чеченцев, встречались не просто грамотные, но и весьма образованные люди. Об этом человеке подробнее я расскажу ниже, а пока добавлю, что он был далеко не единственный из чеченцев, хорошо знавших Лермонтова и, соответственно, отношение поэта к колониальной войне царского правительства на Северном Кавказе. О том, что поэт сочувствовал героической и неравной борьбе горцев за свою независимость пишут все авторы, занимавшиеся темой «Лермонтов и Кавказ». Достаточно назвать хотя бы имя нашего самого крупного лермонтоведа Ираклия Андронникова (пишу об этом специально для Димы, а то он вдруг решит, что и этот факт «открыл» я). В том же «Валерике» называется имя еще одного чеченца — Галуба (более точно, по-чеченски, его имя звучало, как Галлаб). Как явствует из текста «Валерика», Галуб не только говорит по-русски (в отряде он был за толмача), он, к тому же, еще и кунак офицера, от лица которого повествует Лермонтов. В жизни же, как выяснили советские лермонто еды, Галуб-Галлаб был кунаком самого поэта. Кстати, о самом Галлабе известно, что он был, так называемым «мирным» чеченцем не по доброй воле, а по необходимости (бежал к русским спасаясь от кровной мести). Из этого следует, что служил он, что называется, и вашим, и нашим, то есть, поддерживал связи с родней, большинство которой, как не трудно предположить, воевало с русскими. Это ясно из двух последних строк того отрывка из «Валерика», который я привожу ниже: «Галуб прервал мое мечтанье, Ударив по плечу; он был Кунак мой; я его спросил, Как месту этому названье. Он отвечал мне: — Валерик, А перевесть на ваш язык,  Так будет речка смерти: верно,  Дано старинными людьми. — А сколько их дралось примерно Сегодня? — Тысяч до семи. — А много ль горцы потеряли? — Как знать? — зачем вы не считали! — Да! будет, — кто-то тут сказал, — Им в память этот день кровавый! — Чеченец посмотрел лукаво И головою покачал.» Кто такой был Лермонтов, Галуб прекрасно знал, поскольку речь идет о 1840 годе, когда Лермонтов был известен уже всей читающей России. Буквально месяцем раньше событий описанных в «Валерике», в «Отечественных записках» был опубликован «Герой нашего времени» с хвалебной рецензией Белинского. Журнал этот, как свидетельствуют сослуживцы поэта, был зачитан до дыр в действующей на Кавказе русской армии. По рукам ходили и переписанные от руки стихотворения Лермонтова, в том числе, и «Валерик». Галуб мог, конечно, их и не читать, но не знать в общих чертах о содержании «Валерика» не мог. Ему непременно должен был рассказать об этом Бота Шамурзаев, вращавшийся в кругу как своих соплеменников, так и блестящих русских офицеров. Бота, ко всему еще, был названным братом полкового товарища Лермонтова барона Дмитрия Розена, у которого Лермонтов некоторое время жил, находясь на Кавказе.  Таким образом, становится ясно, что в июле 1840 г., т. е. после появления стихотворения «Валерик», чеченским абрекам, было от кого получить вполне исчерпывающую информацию о том, кто такой Лермонтов, что он написал и, как он относился к войне против горцев. Так что, как видишь, Дима, фантастическая картина, написанная твоим буйным воображением, с абреками и муллами читающими у костра Лермонтова на арабском языке, не имеет ничего общего с реальной историей. Ты со своим сарказмом опять попал пальцем в небо. А все из-за чего? Все из-за твоих эмоций, да из-за никудышного метода.  Александр Желенин.          -––Исходное сообщение––- От: daimos <daimos@cityline.ru>; Кому: Стачком <stachkomru@egroups.com>; Дата: 17 июня 2000 г. 23:30 Тема: [stachkomru] ответ Исаеву   >Должен сказать, что по сути высказывания Желенина относительно учения >Разлацкого в основном верны. К сожалению, тов. Желенин не чувствует грани >между острой дискуссией и хамством. И началось все не с Разлацкого, от >Желенина досталось и другим хорошим людям. Поэтому надеюсь он не обидится >на острый ответ — заслужил, и дальше будет поаккуратнее. >Естественно, ни о каком феодализме серьезно говорить нельзя. По-моему, >спорить на эту тему просто смешно. Феодализм — может быть лишь чисто >эмоциональным определением отдельных сторон в жизни СССР, но не более того. >Кстати сказать, разгорающаяся сегодня борьба президента с губернаторами >очень и очень напоминает борьбу монарха с князьями и прочими феодалами. Но >из этого не следует, что мы живем при феодализме. >Я понимаю, почему Разлацкий заявил, что пролетарская партия не должна быть >правящей. Это реакция на перерождение КПСС. Только реализуемо ли такое >желание? Ведь революционная партия — это авангард класса, лучшие его >представители, более всего подготовленные к власти и представляющие куда и >как двигаться. Общество, класс сам востребует эту партию к власти. По >другому просто быть не может, ибо в этой партии по определению будут >наиболее авторитетные, любимые вожди. И отказаться в этих условиях от >власти — значит бросить революцию, снять с себя ответственность, доверить >судьбу социализма неизвестно кому. >Другое дело, что необходимо выстроить систему реального контроля со стороны >общества над властью. Вопрос в том, как это сделать? Как сделать, чтобы >Советы реально работали все время, а не только в период революционного >подъема? Ведь и в России никто власть у Советов не забирал, фактически они >сами шаг за шагом отдавали ее партии, видя в ней наиболее подготовленный >отряд. И это было неизбежно. Думаю, что это и в будущем будет неизбежно. >Теперь о термине «пролетаризм». Можно конечно сказать, что наша цель >уничтожение классов, в том числе и пролетариата, а потому термин >«пролетаризм», как бы увековечивающий класс, не верен, но дело, по-моему, >даже не в этом. На мой взгляд настоящую революционную партию можно получить >и с именем ПДП, и с именем РКРП, и даже с именем КПРФ. Название партии это >в конце концов только вывеска, главное содержание, люди, правильная >тактика. >Якушев >   
    
    «!–X-Body-of-Message-End–» «!–X-MsgBody-End–» «!–X-Follow-Ups–»
    «!–X-Follow-Ups-End–» «!–X-References–» «!–X-References-End–» «!–X-BotPNI–» [stachkomru] ответ Исаеву «!–X-BotPNI-End–» «!–X-User-Footer–» «!–X-User-Footer-End–»