Карповский скандал пал гнойным плевком на непромокаемые физиономии людей 3 июня. Вместо того, чтобы скромно утереться в углу обшлагом октябристской ливреи, г. Гучков взошел на думскую трибуну и при сочувственном лае думских шакалов принялся пинать революцию сапожищами своего нравственного негодования.
-- Азеф, это -- революция. Гартинг -- революция, Петров-Воскресенский -- революция206. Революция, это -- "разбойничество и хулиганство", революция, это -- низменный кутеж после экспроприации, революция, это -- комиссионное взяточничество при приемке с завода негодных браунингов. Наконец, революция, это -- "еврейство"... Революция бессильна, продажна, развращена -- выродилась и ожидовела.
Депутатам, говорящим в Думе от лица революции, только и оставалось спросить: отчего же это вы, торжествующие победители, так позорно боитесь революции? отчего при одном имени ее с вас сползает сусальная позолота "культуры", и вы, в чем мать родила, взбираетесь на думскую кафедру -- кто с ушатом помоев, кто с арапником, кто с песьей головой у пояса?.. Революция подкупна -- говорите вы? Тогда зачем же дело стало, -- подкупите ее! Денег не хватает, что ли? Найдете! На подкуп революции вам достанет сколько угодно денег европейская биржа. Хоть вы и говорите, что "в торжестве революции еврейство видит свое собственное торжество", однако же ваши кумовья, биржевые евреи Ротшильд и Мендельсон, дадут вам сотни миллионов на подкуп революции, как давали на распятие ее. Так в чем же дело, господа победители?
Да в том, что они глупо и беспомощно лгут. Купить можно Азефа, пару, дюжину Азефов. Но Азеф не революция. Среди двенадцати первых учеников Христа один оказался Иудой. Но разве Искариот -- христианство? А нас ведь не 12 душ. Нас сотни тысяч рассеяно по стране. Случайных попутчиков, ничтожных духом, золото превращает в предателей. Но что воплощают собою негодяи, продающие себя реакции? Не "продажность" революции, из которой они бегут, а негодяйство реакции, которая покупает их для своих целей.
В тупом переулке терроризма уверенно хозяйничает рука провокации. Но разве террор создал 9 января? Или октябрьскую стачку? Революция -- не лабораторная, не химическая, не та, которая в кресло заделывается, а настоящая, подлинная, народная, уличная -- держится не на динамите Воскресенских, а на борьбе масс. Но никакой Азеф не властен отклонить революционное движение масс от предопределенных историей путей или наложить на него печать своей подлости. Гапон, в конце концов, обернулся предателем, но 9 января и по сей день живет и действует, как великая революционная пружина в душе пролетариата. Массы рабочие -- вот революция во плоти! А их нельзя ни развратить, ни подкупить. Их нельзя и задавить, не разрушая государства. Их можно только придавить -- да и то временно.
Клеветники-Гучковы чувствуют это. И хоть прикидываются уверенными в завтрашнем дне, но в груди у них неугомонно скребется и мяукает черная кошка страшного предчувствия. "Ох, быть беде! Недолго продержится наш романовско-карповский порядок. Оживают массы, оттаивают. Занесут они снова над нами великую метлу. И та пролетарская метла во сто тысяч раз страшнее самой страшной динамитной бомбы".
"Правда" N 9,