"Чересполосица, не объяснимая никакими особенностями почвы, рельефа (поверхности) или водоснабжения, это ли -- сказал в Думе министр Кривошеин -- не величайшая помеха для всякого улучшения сельско-хозяйственной культуры?" Положим, величайшей помехой является сейчас не чересполосица, а сами самодержавные землеустроители в помещичьих и чиновничьих уездных комиссиях, в Таврическом дворце и в министерских канцеляриях. Однако, бесспорно, и чересполосица -- великое зло. Только как же правительство с Думой искореняют ее?
Они собираются уничтожить чересполосицу, выросшую из общинных порядков, внутри отдельных хозяйств, -- зато не менее горькую чересполосицу мелкой собственности насаждают они в земельном владении всей страны. 80 миллионов десятин, принадлежащих средним и крупным помещикам, они оставляют неприкосновенными в руках владельцев. А 150 миллионов крестьянской и казенной земли хотят разбить на несколько миллионов хуторов. На каждом хуторе -- свои орудия, свой скот, своя изба, своя конюшня, свой колодезь, свой огород. Это -- на 8 и 10 десятинах! При запашке, при посеве -- не с почвой приходится считаться, не с климатом, не с водоснабжением, а с границей владения, с межой, с вехой, поставленной землемером!
Сколько труда человеческого, сколько сил почвенных было бы сбережено на пользу общую, если бы все это сплошное поле в 230 миллионов десятин мог поднять и засеять, подчиняясь только климату и свойствам почвы, один совокупный хозяин и совокупный работник -- народ, объединяющий свои силы и средства в социалистическом производстве.
Общинной чересполосице правящие классы противопоставляют слабый, изолированный, беспомощный хутор. Чересполосице хуторского хозяйства пролетариат противопоставляет социалистическую обработку общественной земли.
"Правда" N 8,