В 1856 г. Маркс следующими словами характеризовал тогдашнюю Пруссию.
"Различные контр-революции, которые страна проделала со времени 1849 года, в результате своем привели правительство в зависимость от узкого класса помещиков, по отношению к которым король, сделавший все для установления их господства, оказывается теперь в таком же положении, как некогда Людовик XVIII по отношению к своей "небывалой палате"... Короткий опыт с палатой господ должен был убедить короля, что на деле юнкеры (реакционные помещики) отнюдь не склонны видеть свое счастье в том, чтобы лишь служить для бюрократии средневековым украшением, а, наоборот, делают все, чтобы низвести ее на степень простого исполнителя их классовых интересов".
"Буржуазия, предавшая революцию 1848 г., оказывается теперь, в тот самый час, когда она увенчивает свою социальную победу неограниченным накоплением капитала, политически совершенно уничтоженной. Более того, помещики-дворяне находят особое удовольствие в изыскании поводов для смертельных издевательств над нею и не находят нужным соблюдать по отношению к ней хотя бы элементарнейшие правила этикета. Когда буржуазные ораторы поднимаются с мест для произнесения речей, юнкеры гуртом покидают свои скамьи, а когда их просят хотя бы только выслушать мнения, с которыми они не согласны, они смеются представителям буржуазной левой в лицо. Когда эти последние жалуются на затруднения, учиняемые при выборах, их вразумляют, что прямая обязанность правительства -- охранять массы от обольщения. Когда они свободу дворянской прессы противопоставляют тому гнету, который тяготеет над прессой либеральной, им напоминают, что свобода человека в христианском государстве не в том состоит, чтобы делать то, что заблагорассудится, а то, что богу и власти угодно... Если же подчас гнев, который душит их, одерживает победу над страхом, и если им время от времени удается собраться с духом, чтобы с высоты своих парламентских кресел пригрозить юнкерам близкой революцией, -- тогда им отвечают с насмешкой, что революции предстоит подвести такой же большой счет с буржуазией, как и с дворянством".
"И действительно представляется невероятным, чтобы крупная буржуазия снова, как в 1848 г., выступила во главе прусской революции. Крестьяне Восточной Пруссии не только потеряли все, что принесла им революция в смысле освобождения, но они сверх того снова запряжены в дворянское ярмо... В рейнской Пруссии... они попали в руки ипотечных кредиторов... Что же касается рабочего класса, то правительство воспрепятствовало ему принять участие в барышах его предпринимателей, карая его за участие в стачках и систематически держа его вдали от политики. Разъединенная династия, разбитое на враждебные лагери правительство, бюрократия, которая ведет борьбу с дворянством, дворянство -- в раздоре с буржуазией, всеобщий торговый кризис и неимущий класс, который дышит возмущеньем против всех верхних слоев общества -- таков сейчас облик Пруссии".
Речь идет, как видим, о Пруссии -- в 1856 г. Но разве не кажется, что Маркс рисует Россию в 1909 г.? Разве наш дикий помещик не превратил, подобно прусским юнкерам, государственный аппарат в орудие своих классовых интересов? Разве наша буржуазия менее позорно, чем прусская, предала революцию 1905 г.? И разве она сама не оказалась политической жертвой своего предательства? После того как она помогла правительству раздавить революцию, -- разве не тщетно умоляет она это самое правительство ввести в государственный словарь хотя бы только имя конституции? И в то время как испуганные диким произволом буржуазные партии третьей Думы обсуждали законопроект о неприкосновенности личности, разве не разносится по стране удалое пощелкивание толмачевского и думбадзевского арапника155? -- И далее. Разве крестьянство русское не лишилось до-чиста всех тех завоеваний, которыми поманил его 1905 г.? Разве дворянские землеустроительные комиссии, с одной стороны, а крестьянский банк, -- с другой, не впрягают пытавшегося было вырваться мужика в ярмо и не опутывают его сетями ипотечной (земельной) задолженности? До мелких подробностей совпадает подчас картина: г. Милюков имеет право напомнить нам, что и ему, подобно депутатам прусской левой, приходилось наблюдать спины удалявшихся с гоготом черносотенцев в ту минуту, когда он всходил на трибуну, чтобы заявить о своей любви к порядку или о своем патриотизме.
Как поразительно сходство, но вместе с тем -- как колоссально различие! Прусский пролетариат в 1856 г., поскольку участвовал в политике, шел почти безраздельно за либералами. Пролетариат России еще до революции выступил под собственным знаменем. Можно сказать одно: если "победы" немецкого юнкерства и предательства немецкой буржуазии привели на основе мощного капиталистического развития к образованию сильнейшей в мире германской социал-демократии, то неизмеримые перспективы открываются перед партией российского пролетариата, развивающегося на основе самой концентрированной в Европе индустрии и с первых шагов своих опирающегося на политический опыт международного социализма.
"Правда" N 7,
* Цитируемая статья была первоначально помещена Марксом в Нью-Йоркской "Трибуне"; в последние дни эта статья впервые появилась, во французской и немецкой партийной печати.