Мы не знаем еще их имен, не знаем их лиц, не знаем, как они жили. Но мы знаем, как они умерли. Честно -- славной смертью -- все восемь... В предутреннем сумраке 8 сентября их повесили -- одного за другим -- в ограде екатеринославской тюрьмы147.
В год революции они стояли в первых рядах. Они руководили екатеринославским отрядом великой стачки, которая загнала правящую шайку в тупик и выгнала холодный пот предсмертного ужаса на самодержавнейшем лбу.
Но -- горе побежденным!
...Там, рядом с ними, были другие -- те, что в период восстания боролись, как герои, а, попав в тюрьму и под суд, утратили мужество, пали ниц, служили молебны и посылали царю телеграммы, пресмыкались во прахе под пятою победителя. И им оставили их жизнь, наложив на нее клеймо отступничества.
Но эти восемь обреченных смерти не дрогнули. В тюрьме они остались теми же, что были на воле; в 1909 г. -- такими же, как в 1905 г.: революционерами, борцами -- до конца! И палач задушил их в присутствии прокурора, врача и попа -- в предутреннем сумраке 8 сентября -- за то, что не согласились оплевать свое прошлое, за то, что сказали: лучше потерять голову, чем покрыть ее позором.
Их повесили. И в тот день, когда эта весть облетела Россию, рабочие с тысячекратной болью почувствовали нынешнюю разрозненность и слабость свою. Социал-демократия не в силах была ни предотвратить страшную вивисекцию на своем теле, ни поднять на ноги сотни тысяч протестантов. Молчала партия, точно охваченная страшным параличом... И через тюремные стены не долетел к ним голос масс в тот час, как они испускали свой дух.
С ужасающим запозданием откликнется наша нелегальная пресса на подлое, трусливо-рассчитанное убийство восьми. А владеющая полем либеральная печать притаилась и молчит -- из трусости или по расчету. Она, которая цепляется за лоскуты манифеста 17 октября, не нашла мужественного слова над могилой тех, которым этот манифест обязан своим бытием. В атмосфере подлости, молчания и оцепенения -- лицом к лицу с пьяным от победы врагом -- герои без имени встретили смерть.
Их нет, и нам не вернуть их к жизни. Их нет, их нет -- погибли! -- и матери и жены не разыщут даже их могил...
Но не забудем. Еще неведомые, но уже дорогие нам имена мы соберем и впишем в книгу вечного живота. Не забудем. И не успокоимся, доколе не воздадим. За работой и в часы отдыха будем говорить друг другу: "Помни, брат: еще восемь павших!" О, как безмерно длинен список неотомщенных...
Но настанет день, и придет час. И красная заря поднимется над нашей землею. В громах и молниях родится день расплаты!..
"Правда" N 5,
3 октября (20 сентября) 1909 г.