Смотрите, сколько колебаний, изменений в рядах самого рабочего класса! В Италии -- после подъема упадок, измена, потом раскол социалистической партии103. В Германии -- раздел партии на три части104: социал-демократы, независимые, коммунисты. Затем объединение независимых с социалистами, -- как будто укрепление вражеского лагеря.
Что это такое? Это отдельные ступеньки в процессе революционного развития рабочего класса, и ступеньки эти идут сплошь и рядом вкривь да вкось. История берет рабочий класс за шиворот, встряхивает, поворачивает и так и этак, дает осмотреть социалистические партии с разных сторон: она то заставляет немецких меньшевиков играть всеми цветами революционной радуги, то швыряет их в лоно буржуазной коалиции. Так постепенно рабочий класс Запада подвигается вперед, укрепляя свои подлинно революционные партии.
Наша партия на III Конгрессе Коминтерна сказала наиболее молодым нетерпеливым коммунистическим партиям: вы не думайте, дорогие товарищи, что в тот день, когда вы заявили, что вы душой и телом стоите за Россию и за коммунизм, вы уже обнаружили вашу способность овладеть государственной властью. Надо овладеть прежде всего подавляющим большинством рабочего класса: без подавляющего большинства трудящихся пролетарской революции сделать нельзя. И мы в России ее совершили, имея за собой подавляющее большинство трудящихся масс. Отсюда вытекают и программа и тактика единого фронта. Лозунг единого фронта -- постоянная апелляция к организованным и неорганизованным массам, хотя бы идущим под чужим знаменем, призыв к общей совместной борьбе против классового врага. Этот урок III Конгресс дал коммунистическим партиям, которые зарывались неосторожно вперед. Это -- урок революционной стратегии, и этот урок не прошел бесплодно.
За последний год, сделавши -- нельзя сказать чтобы ослепительные, но твердые -- успехи, мы видим, как во всем мире, наученная русским опытом и пользуясь медленностью развития пролетарской революции, буржуазия подготовляет свои боевые кадры. В Италии один из ренегатов-меньшевиков Муссолини набрал банды фашистов из развращенных подонков городских улиц и при помощи этих вооруженных фашистских банд держит под своим террором всю Италию, и буржуазия с ее парламентом, с ее прессой, с ее университетами, академиями и церковью почтительно уступает дорогу этим бандитам: "Иди и владей". Ныне Муссолини -- монархист и готов поддерживать все учреждения, которые служат делу продления гнета и эксплоатации трудящихся. Во Франции роялистские банды, которые были созданы для восстановления монархии, становятся излюбленным чадом господствующей буржуазии, боевыми отрядами против нарастающего коммунизма. Вот -- неприкрытое буржуазное легальное государство с его парламентской демократической формой. Там происходит полуподпольно, на виду у всех, организация контр-революционных шаек в предвидении того дня и часа, когда дело дойдет до роковой схватки пролетариата с буржуазией.
Это значит, что революция подготовляется в Европе, как и в Америке, систематически, шаг за шагом, упорно, с зубовным скрежетом. Она будет длительной, затяжной, жестокой и кровавой.
Мы взяли власть в Октябре почти что с налета. Мы застигли нашего врага врасплох. Только после Октября наша буржуазия и наши помещики стали мобилизовать контр-революционные элементы и создавать фронты. Главные удары у нас были не до Октября, не до завоевания власти, а после завоевания власти. В Европе, насколько можно предвидеть, дело пойдет другими порядком. Уже до последней решающей схватки контр-революционные элементы проявляют больше опытности, чем наши; у них несравненно более высокая культура и техника; они используют все резервы; поднимают на ноги все элементы; натягивают нити боевой организации; подчиняют себе всю прессу; создают свои фонды; имеют свой разбойничий фашистский авангард. После того как пролетариат в Европе овладеет властью, у контр-революции уже не останется резервов для борьбы. Поэтому можно надеяться, что после завоевания власти европейский пролетариат гораздо прямее и скорее перейдет к социалистическому строительству. Но до захвата власти перед ним еще путь большой, напряженной и жестокой борьбы, а это, вместе с тем, значит, что вся мировая обстановка остается чреватой всякими неожиданностями.
Дипломатические переговоры, -- которые я уже охарактеризовал в начале доклада, как затяжную канитель, -- могут прерваться вследствие новых конфликтов. На Ближнем Востоке завязался кровавый узел, который еще не развязан. На Дальнем Востоке мы выставили в качестве щита Дальне-Восточную Республику, где рабочие и крестьяне, стремясь установить у себя советский режим и войти целиком в нашу федерацию, оказались вынужденными поддерживать режим демократии. Почему? Потому что американцы говорили, что Советская Россия должна быть разгромлена, так как она антидемократична. На Дальнем Востоке мы имели в течение последних лет всемирный пример небольшой мирной демократии, где народное собрание и министерства создавались на основе "самого лучшего" избирательного права. И что же? Эта страна была все время ареной оккупаций, ареной японского насилия, не только с ведома, но и при поддержке или при попустительстве одних и при прямом активном содействии других империалистических государств, прежде всего Франции.
Но и в Японии нагрелась под ногами имущих классов почва. Все говорит за то, что Япония переживает сейчас свой 1903 или 1904 год, накануне своего 1905 года, с той разницей, что расстояние между 1905 и 1917 годами в Японии будет покороче, чем у нас, ибо сейчас история работает гораздо более быстрым темпом, чем в те десятилетия, которые предшествовали мировой войне.
Вот откуда явная неуверенность в себе японских господствующих классов. Они оттягивают войска, потому что в этих войсках велась и, разумеется, на нашей территории будет вестись революционная пропаганда, которая падает на благоприятную почву. И они, оттягивая войска, пригласили нас на мирные переговоры, на которых они предложили не более и не менее, как оставить за ними половину Сахалина. Почему? Потому что там есть ценные ископаемые. Но естественные богатства пригодятся также и русскому народу... Наш представитель тов. Иоффе заявил там то же, что и наши представители в Генуе: "Россия не раздается и не распродается". Переговоры прерваны. Что это означает для завтрашнего дня, мы не знаем. Вот японский дипломат, который там вел переговоры, пригрозил нам пальчиком: "Вы знаете, что разрыв переговоров может вызвать последствия?". Последствия? -- Мы их видали. Оккупация? -- Мы видали уже оккупацию дальне-восточной территории.
Мы предлагали разоружение в Генуе. Нам было отказано в постановке вопроса в порядок дня. Мы предложили разоружение нашим ближайшим соседям. Румыния, как вы знаете, ответила: "Я согласна с вами разговаривать о разоружении, но предварительно подарите мне Бессарабию". 150-миллионный народ предлагает соседям сесть за общий стол, для того чтобы договориться о сокращении и облегчении военной ноши, и в ответ Япония на Дальнем Востоке прячет в карман половину Сахалина, а Румыния требует официального признания с нашей стороны принадлежности ей украденной ею Бессарабии.
Вот, товарищи, наше международное положение. Оно лучше, чем в феврале 1919 года. Не так давно еще Клемансо посылал свои военные суда к черноморским портам, к Одессе, а не то вчера, не то сегодня наши пределы покинул бывший министр, кажется, министерства Клемансо, Эррио, бывший и завтрашний министр. Он приезжал к нам, осматривался внимательно "на предмет восстановления сношений" и сказал мне в разговоре, примерно, так: "В сущности, ваша революция, конечно, с некоторыми изменениями, есть дочь нашей старой революции, но только мать еще не признала своей дочери". (Смех.) Я с своей стороны сказал, что эта формула очень счастливая, особенно если она убедит Пуанкаре (я не знаю, кем приходится он этой матери-революции: если это и сын, то особенный сын, о котором в русском языке есть определенное выражение). Во всяком случае, положение немного изменилось. Но опасности остаются еще в полной мере.