(Доклад в Московском Совете Р., К., Кр. и Каз. Депутатов 17 августа 1920 г.)
Наше военное положение, товарищи, в общем, разумеется, вполне благоприятно, так как на основном фронте, на фронте борьбы против белой Польши, наши красные войска выполнили основную часть своей задачи, которую поставил им рабочий класс России, -- разгромить армию белогвардейской Польши. Правда, мы сейчас задержались на подступах к Варшаве, но это было совершенно неизбежно, если принять во внимание, что с начала наступления, т.-е. с 4 июля, следовательно, за 40 дней, наши войска прошли на основном направлении 600 верст. 600 верст -- это значит, в среднем, 15 верст в сутки непрерывно. Конечно, армия при этом очень сильно растягивается в тыл, тяжелые части отстают, почему и временная заминка, временная задержка перед варшавским фронтом представляет собою явление совершенно неизбежное. Мы наступали на протяжении 600 верст, -- на таком же протяжении бело-польская армия отступала, а тем временем в глубоком тылу польское правительство сделало попытку организовать 2-ю добровольческую армию преимущественно, если не исключительно, из элементов буржуазных, студенчества, дворянских сынков. Как показал опыт Деникина и Колчака, в такого рода армиях много патриотизма и злобы, но мало боевого толка, и нет сомнения, что эта армия будет разбита. И если временно, на два дня, задержались наши передовые части на подступах к Варшаве, то это дела нисколько не меняет, тем более, что польский фронт сейчас раздробился на части военную и дипломатическую и имеет два центра -- один в Варшаве, другой в Минске.
Вы знаете, что в Минск прибыли очень влиятельные польские господа, те самые, которые нас раньше настойчиво приглашали в сожженный впоследствии Борисов. Переговоры о перемирии и мире с нами откладывались по вине польского правительства. Это сейчас факт, понятый всем миром, не только его рабочим классом, но понятый, повидимому, довольно основательно и империалистическим правительством Великобритании. Мирные переговоры становятся не только оселком, на котором будет испытан остаток злой воли, вернее, остаток зубов польской контр-революции, -- на этом оселке мы будем также испытывать крепость дружбы, соединяющей Францию, официальную Францию с официальной Великобританией. Мирные переговоры получают исключительное значение потому, что период вражды, свары между двумя важнейшими европейскими правительствами, английским и французским, протекает на основе неустойчивого фундамента -- бурного рабочего движения.
Великобритания по всем данным, какие мы имеем из разных источников, в смысле размаха мирового рабочего возбуждения, интересов и стремления к действию, может быть, со времени чартизма не переживала такого периода, какой переживает сейчас, в связи с русско-польской войной, с русско-польскими мирными переговорами. И те ноты, какие посылает нам английская дипломатия, представляют собою только отражение, карикатурную тень, вроде зайчиков на стене, тех глубоких событий и фактов, какие происходят сейчас в английской жизни. Прежде всего, это влияние английского рабочего класса. Как бы ни разговаривали Ллойд-Джордж и Керзон, если бы в Лондоне не было съезда, на который прибыли две тысячи делегатов со всей страны, все наши ответы не читались бы от первой буквы до последней158.
При наличии такого серьезного фактора, как воля пробуждающегося английского рабочего класса, мы можем сказать, что наша дипломатическая работа имеет сейчас великое подспорье в Великобритании. И некоторые данные говорят, что и во Франции, где положение более печальное в смысле состояния рабочего движения, наблюдается подъем, что синдикат профсоюзов металлистов и каменщиков уже присоединился к английскому комитету действия, провозгласив необходимость всеобщей забастовки, в случае если Франция не пойдет на мирные переговоры. Таким образом, наше дипломатическое положение, которое является результатом нашего военного положения, стало лучше потому, что наши красные войска стоят в 20 верстах от Варшавы. Именно поэтому столь благоприятна работа тт. Каменева и Красина в Лондоне.
На Врангелевском фронте мы не можем похвалиться успехом. Этот фронт был подчиненным, второстепенным фронтом. Наша стратегия, стратегия революционной эпохи, особенно ярко научила нас этому. Она развивалась в том направлении, что мы от кордонной системы, от системы натянутой веревки на всех фронтах, все больше и больше переходили к системе ударных кулаков. Младенчество нашей красноармейской стратегии состояло в том, что мы стремились везде поставить вооруженных красноармейцев вокруг Советской Республики и охранять доступ к ней со всех сторон. Сейчас мы стали гораздо крепче, подвижнее, гибче и смелее. Мы открываем нашим врагам сплошь да рядом широкие и широчайшие ворота, но на важнейших направлениях, в определенных пунктах, у нас сосредоточены крепчайшие кулаки; за ними, в соответственных местах -- серьезные резервы, и, пропуская врага на большом расстоянии, мы бьем его во фланг и в тыл, а иногда и в лоб, когда это вызывается необходимостью. Но от старой нашей примитивной стратегии -- везде быть одинаково сильными, на каждом вершке -- т.-е., вернее, везде быть одинаково слабыми -- мы отказались целиком. Это стратегия младенческая, и эти соображения относятся не только к участкам отдельных армий и фронтов, но ко всему нашему фронту Красной Армии в целом. Другими словами, мы говорим: у нас есть фронт Врангеля на юге и Польский фронт на западе; размещать ли нам войска кордоном, натянутой веревкой?.. Нет. Какой фронт важнее? -- спрашиваем мы себя и решаем: Польский фронт есть фронт жизни и смерти для Советской Республики. Врангелевский фронт может стать важным и значительным только при условии побед на Польском фронте. По существу дела Врангель есть только наемный партизан польских панов, отряд, брошенный в тыл. Стало быть, первая задача -- разгромить польскую армию. Мы оставили Врангелю широкие ворота. Мы говорили себе: он, этот крымский партизан, который соединился с украинским партизаном Махно, продвинется на север, может быть, на 100 верст, возьмет Александров, Орехов, Херсон, Екатеринослав. Конечно, даже на месяц тяжело было бы терять их -- так рассуждали мы, -- но большой опасности там нам не грозит. Польский же фронт решает в полном смысле слова судьбу Республики, судьбу революции. Вот почему свой кулак мы сосредоточили на западе, а на юге оставили лишь заставы, чтобы сдерживать наступление Врангеля. И сейчас мы подводим дипломатические итоги работе нашего красного кулака на Западном фронте -- в Минске и в Лондоне.
Но теперь наступает момент, когда мы должны по-другому оценить Врангелевский фронт. Теперь он приобретает первостепенное значение, прежде всего потому, что раньше у него плацдармом был Крым, плацдарм очень неудобный, и если он воспользовался им, то благодаря поддержке флота не только Франции, но и Великобритании, которые поддерживали Врангеля всеми видами снабжения. Сейчас у Врангеля есть плацдармы по эту сторону Крымского перешейка, и при помощи французского флота Врангель стремится сейчас перенести свой операционный базис на восточное побережье Черного и Азовского морей, т.-е. путем десанта ворваться в Донскую и Кубанскую область, притянуть контр-революционные элементы и создать из Крымского фронта Южный фронт с главным кавказским крылом.
Если мы могли позволять себе (и обязаны были это делать) роскошь игнорировать до поры до времени Врангеля, придавая ему второстепенное значение, то теперь, когда он выдвинулся дальше, когда получил более широкую базу и более широкие возможности, мы должны сказать: стоп, дальше Врангелевский фронт развиваться не может.
В чем сила и в чем слабость Врангеля?
Если мы возьмем окружающую его среду, в которой он работает, -- население, то мы должны сказать, что это население для нас менее благоприятно, чем на Польском фронте. Что касается областей Белоруссии и Литвы (относительно Польши у нас нет еще точных сведений), везде, где проходили красные части, они проходили по родной земле, в том смысле, что встречали пламенное сочувствие подавляющего большинства крестьянских масс; там наблюдались поразительные сцены братского отношения местного населения к красноармейским частям: в местах, голодных до последней степени, они делились всем, что имели, с Красной Армией. Там среднее продвижение было до 15 верст. Там были жестокие бои и очень большой процент потерь с нашей стороны. Были дни, когда мы стояли, сражались и отступали; за эти 40 дней были дни, когда мы продвигались на 30 -- 25 верст вперед, и не только конные, но и пехотные части, а при таком положении питать армию регулярным аппаратом снабжения совершенно невозможно. Стало быть, на кого ложилось питание армии и ее довольствие? Главным образом, на местное население, и оно это делало по собственной инициативе с величайшей охотой и готовностью. Что же касается нашего приазовского и черноморского юга, то вы знаете, что там значительную роль играет украинское кулачество, еще не бывшее в обработке, еще не прошедшее через суровую школу Советской власти и комитетов бедноты. Стало быть, тыл нашей армии, из которого мы боремся с Врангелем, заключает большой процент сочувствующих Врангелю, что облегчает его положение. Там нами не произведена еще чистка от контр-революционных элементов, в том числе контр-революционных офицеров, которые являются агентурой Врангеля.
Если мы перейдем к составу врангелевской армии, то мы должны прежде всего сказать, что главные его силы представляет конница, не донская, а кубанская, -- Кубанская кавалерийская дивизия составляет главную ударную силу Врангеля. Его пехота ведет прямую родословную от армии Деникина, и лучшей единицей врангелевских войск является добровольческий корпус, который состоит из трех дивизий -- Дроздовской, Марковской и Корниловской. Это все старые организации -- это дивизии, которые сражались против нас в армии Деникина. Естественно, что они ослабевали, отступали, видоизменялись, но в них осел известный состав людей, закаленных, беспощадных и свирепо-враждебных к рабоче-крестьянской власти и, наконец, запас людей, которым нечего терять, -- и вот они-то составляют остов пехоты генерала Врангеля. Кубанцы составляют главные единицы кавалерии. Это его ударные отряды, его гвардия, которая служит ему крупную службу. Прибавьте сюда сравнительно благоприятную окружающую среду. Что было бы, если бы Врангель имел дальнейший успех, если бы его фронт расширился? Мы знаем эту механику от первой буквы до последней: он перешел бы к укомплектованию своих войск путем широкой мобилизации крестьян. Но, что он мог получить и скрепить в форме добровольцев, у него уже есть, у него есть сотни добровольцев, а ему нужны тысячи... Стало быть, его армия стала бы разбухать, как колчаковская и деникинская. И вместе с тем, в среде ее установился бы антагонизм, т.-е. офицерские, буржуазно-кулаческие, спаянные верхи вступили бы во внутреннюю глухую борьбу с крестьянскими низами, и эта борьба привела бы к тому, что разбухшая армия лопнула и распалась бы на свои составные части. Это было бы, если бы армия Врангеля продолжала иметь успех и продвигаться. Но такая гибель врангелевской армии была бы нами оплачена гибелью -- временной, но в высшей степени для нас тяжелой -- драгоценных областей, разрушением хозяйства донецкого угольного района, временной утратой Северного Кавказа, Грозного и, может быть, Азербайджана и Баку.
Товарищи, оглядываясь назад, на эти долгие месяцы, которые мы провели без Донецкого бассейна и без бакинской нефти, и наблюдая наш нефтяной коридор от Баку на Астрахань, который идет вверх по Волге, который является сейчас, в полном смысле слова, нашей надеждой на возрождение хозяйства, на то, что мы в Москве не будем морить холодом стариков, старух и детей, -- оглядываясь на прошлое и предвидя опасность его повторения, мы должны отсюда, сегодня же, твердо сказать на всю страну: этого не будет, отвоеванных нами кровью десятков тысяч рабочих областей Донецкого бассейна, Северного Кавказа, Азербайджана мы врангелевским бандитам не отдадим.
Товарищи, что нужно сделать, чтобы не отдать? Вы знаете, что наши методы в этом отношении совершенно ясны и точны. Прежде всего, нам против конницы врага нужно создать или, вернее, усилить и укрепить нашу собственную конницу. Вы знаете, что мы конницу создали. У нас есть конная армия тов. Буденного, которая пользуется заслуженной репутацией даже у господ польских панов. Французская печать говорит о ней не иначе, как об армии генерала Буденного, потому что французским генералам, сидящим в польском штабе, очень обидно, что их бьет на все лады наш унтер-офицер. Но, товарищи, нам армия, конная армия Буденного необходима еще там, на западе, ибо там дело не доведено до конца, и ослаблять (хотя у нас, повторяю, имеется там хорошая помощь) Западный фронт мы не собираемся ни на один штык, ни на одну саблю. Наоборот, пополнение и укомплектование, так же как и снабжение, идут туда нормальным правильным потоком и будут до тех пор так итти, пока белогвардейская польская армия не будет сведена к 50-тысячной норме, которую мы поставили в условиях нашего мирного договора. Тогда освободится значительная часть вооружения, тогда мы сможем снять и армию Буденного, тогда все будет гораздо проще. Но пока этого нет, пока мирные переговоры только начаты, Польский фронт сохраняет свое самостоятельное значение, и Врангелевский фронт должен поддерживаться самостоятельными мерами, но ни в коем случае не за счет Польского фронта. Стало быть, нам нужно здесь создать и укреплять конницу против конницы Врангеля. В свое время на коммунистов была возложена задача -- сесть на коня. И многие, многие из этих коммунистов, многие тысячи прочно сидят на конях в армии тов. Буденного. Нам еще спешиваться рано. Наоборот, нам необходим новый приток коммунистов, которые хотят стать первоклассными коммунистами и попробовать себя на Южном фронте. Формирование кавалерийских частей, хотя бы небольших, в виде отдельных эскадронов, необходимо должно производиться. Они должны составляться, прежде всего, из добровольцев с хорошим коммунистическим ядром, и это должно быть важнейшей задачей профессиональных союзов. Все должно быть сконцентрировано против конницы генерала Врангеля; эта задача должна быть проведена в общем порядке. На местах мы должны формировать эскадроны и отправлять их на юг. Вы должны из всех ваших советов выделить лучших ваших работников и послать их на побережье Черного моря, на Кубань, на Дон, чтобы этот тыл укреплялся посредством агитационной работы, а где нужно -- и посредством железной руки, потому что нам нужно укрепить юг и нужно произвести наши укрепления на Кубани, куда пытается проникнуть Врангель. Затем нам необходимо поднять военную промышленность, которая связана с армией, и прежде всего нужно обратить внимание на авиацию, которая прекрасно поставлена у Врангеля и прекрасно снабжена у него всем необходимым.
Вы знаете, что мы нашли 28 гидро-авионов, предназначенных для Врангеля, нужных ему для десантных операций, а десантные операции на донском и кубанском побережье являются, повторяю, его важнейшей задачей. Нам необходимо усилить авиационные силы и средства на нашем Южном фронте. А для этого нужно поднять нашу авиационную промышленность. Другими словами, товарищи, вместо того чтобы глядеть на блестящий подход наших войск к Варшаве, вместо того чтобы отдыхать душой на великолепном подъеме рабочего движения на Западе, в Англии, мы должны снова сосредоточиться на боевом тяжелом задании -- на Врангелевском фронте. Мы должны собрать деловые съезды, собрать наши исполнительные органы, органы профессиональных организаций, наши советы -- и деловым образом каждую неделю или два раза в неделю обсуждать и проверять то, что мы сделали по этому вопросу в течение ближайшей недели: сколько дали добровольцев на Врангелевский фронт, сколько дали коммунистов, сколько дали работников-специалистов, честно работающих в разных отраслях государственного и административного труда, насколько подняли производительность заводов военной промышленности путем отправки туда дополнительной рабочей силы и т. д. и т. д. Все искусство победы, а если не все, то на 9/10, состоит во внимании ко всякой мелочи. В военном деле, как и во всяком серьезном деле, нет мелочей; из мелочей складываются наши успехи и наши неудачи. Только такой работой, только вниманием ко всем деталям, вниманием хозяйским и административным, мы обеспечим победу. И теперь, здесь я обращаюсь к президиуму Московского Совета, который должен на всю Советскую Россию возвысить свой голос.
В заключение повторяю еще раз, что наше международное положение очень благоприятно. Польша и Врангель -- это два вражеские крыла. После того как мы сломили Польшу, осталась Франция. Французское правительство -- это самое ожесточенное, самое отсталое и самое (скажу вам по секрету) глупое правительство в мире. Англия с товарищами Каменевым и Красиным в переговорных отношениях, и поэтому мы ничего не хотим говорить о ней плохого, но мы знаем, что это старые опытные грабители. Ллойд-Джордж знает все положение вещей, он знает -- в какой момент как можно поступать, он прекрасно учитывает все положения, у него есть тонкость и ловкость, а также и гибкость, которой нехватает французскому правительству. Последнее состоит исключительно из адвокатов, из самой зловредной человеческой породы. Они 45 лет стояли на задних лапах перед германским империализмом, держась за бочок русского правительства. Эти адвокаты после франко-прусской войны 71 года 45 лет пребывали в состоянии вечного трепета. Эта мелкая буржуазия, разбитая в 71 году, жадная, трусливая, благодаря поддержке Англии и Соединенных Штатов, купив себе французской кровью новые возможности и одержав победу, немедленно сошла с ума и решила, что весь мир подчинится ей. Маршал Фош и Мильеран, этот жалкий ренегат из бывших социалистов, считают, что достаточно послать корпус чернокожих сингалезцев в любое место, чтобы диктовать волю всемирной истории.
Мы уже дали урок этим зарвавшимся господам адвокатам, наемникам французской биржи, дали урок Польше. Они открыто сказали: Польша, это -- мы. Это наш левый фланг. -- А, если это ваш левый фланг, так извольте, получите и распишитесь. -- И они расписались.
Но после этого они немедленно сказали: мы признаем барона Врангеля, мы признаем его правительство. Вы знаете, что теперь попы в Крыму называют его не иначе, как благочестивый болярин Петр. У него есть министр иностранных дел Петр фон-Струве. И вот Франция немедленно усыновила это правительство двух благочестивых боляр -- Петра Врангеля и Петра Струве. Это правый ее фланг. С левым флангом мы уже покончили. Французы поступают почти по-евангельски: получив по левой щеке, они подставляют нам правую. Мы, товарищи, сейчас, разумеется, не имеем основания говорить, что отечество в опасности, как говорили в некоторые критические минуты, ибо мы слишком крепки, чтобы Врангель мог стать для нас смертельной опасностью. Но мы, наученные горьким опытом, не смотрим сквозь пальцы и на малую, и на среднюю опасность. А Врангель есть опасность, которая вчера была малой, сегодня стремится стать средней и которая может стать, если мы прозеваем, большой опасностью, если принять во внимание, что французская биржа поддерживает его всеми средствами, стремится его раздуть и даже обещает ему помощь какими-то, пока еще неизвестными нам, корпусами. Пока эти корпуса еще только собираются продвигаться по землям, через которые железнодорожники не хотят их пропустить, мы должны ускорить работу здесь и будем твердо помнить, что удар по Врангелю, который должен быть сокрушающим, будет в то же время великолепным ударом по французской контр-революционной буржуазии. И от имени Московского Совета и московского пролетариата мы скажем рабочему классу всей страны: "Франция через Врангеля подставила свою правую щеку, -- размахнись покрепче и дай ей урок!".
1920 г.
Архив.