(Речь на заседании ВЦИК 5-го созыва 30 октября 1918 г.)
Мы снова получаем большую передышку. Не может быть и речи о том, чтобы в ближайшие недели на нас обрушилась какая бы то ни было военная сила. В белогвардейских газетах сейчас пишут об англо-французском десанте, как об исчезнувшей обманутой надежде, и потому все взоры обращены теперь на Японию и Америку. Оттуда, несомненно, грозит или может грозить реальная опасность. Но и эта опасность отделяется от нас очень большим количеством верст. Нам дается еще возможность всю зиму использовать для укрепления наших сил, и мы не только отбираем сейчас города, но и не медля укрепляем их по всем правилам искусства. И если даже допустить, что японцы или американцы, при поддержке белогвардейцев или чехо-словаков, которые шпалерами станут вдоль Сибирского пути, дойдут до Урала, то они до весны встретят на этом пути крепкий мощный барьер. Пока этот путь еще не пройден. Враги только у самого его начала. Они должны пройти по колоссальной стране, при чем справа и слева у них будут только враги. Если чехо-словацкий корпус, в качестве тыла, может иметь кавалерию и, благодаря своим высоким качествам, -- а эти качества падают с каждым днем, -- помогать среднему району театра, то японские и американские войска не будут иметь никакого тыла: они будут иметь справа и слева от узкой железнодорожной полосы враждебных партизанов, готовых на все, чтобы отстоять свою землю, свой хлеб, и им придется тащить за собой длинный, огромный тыл. Как ни богаты техникой американцы, как ни могуществен японский милитаризм, -- хотя, к слову сказать, они во время войны давали России в высшей степени гнилой материал, негодные снаряды и оружие, -- для них потребуются многие недели и месяцы, чтобы преодолеть сопротивление и препятствия, которые им встретятся на пути по колоссальной Сибири, и продвинуться к европейским рубежам Советской Республики. А к тому времени Красная Армия упрочится и разовьется.
Сейчас между Японией и Соединенными Штатами состоялось какое-то соглашение2. Продержится ли это соглашение до весны, этого не предскажет никакой звездочет, -- и как далеко зайдет сопротивление ему внутри Японии и Америки, этого также с астрономической точностью предвидеть нельзя. Но только месяц назад мы наблюдали в Японии колоссальнейшее движение, вовлекшее в свой круг миллионы японских рабочих. Если японская буржуазия обнаружила способности приспособления и подражания, то мы не сомневаемся, что закалившийся в горниле мировой бойни японский пролетариат также обнаружит огромную способность подражания революционного, и японская буржуазия со своей химерической надеждой на Сибирь с каждым месяцем будет наталкиваться на все большее сопротивление. То же относится и к Америке. Здесь говорили о росте движения за океаном; нет сомнения, что американский рабочий потерял уже в течение 2 -- 3 лет свое прежнее привилегированное положение мирового аристократа труда. От него требуют колоссальной дани; над ним тяготеет старая федеративная демократия, сконцентрированная и централизованная империалистическая власть, которая ничем не уступает любой монархической автократической власти; перед лицом этого колоссального переворота империализм переживает катастрофический перелом; революция должна развернуться с невероятной американской быстротой, и сопротивление американского пролетариата будет развертываться тем быстрее, чем энергичнее будет сопротивление с нашей стороны американской интервенции, чем большее препятствие в своем движении вперед будет встречать американский и японский милитаризм, -- эти наши главные враги в настоящее время.
Германия, как опасная для нас сила, в настоящее время, без сомнения, сходит со сцены10. Выбывает из строя и Болгария4, а за ней следуют Турция, Румыния, Австро-Венгрия. Трудно предположить, что у властителей нынешней Германии, помимо тех формальных договоров, которые должны были бы их связать, окажутся материальная возможность и побудительные причины для перемены своей восточной политики. Если они эту политику будут менять, то скорее в том смысле, чтобы освободить кое-какие увязшие в Украине корпуса для других целей. В этом нас теперь вполне убеждает ход событий. Могут сказать, что выход Болгарии усиливает непосредственных и прямых сегодняшних врагов-союзников, и это будет верно, но только с точки зрения момента. Правда, вся мировая дипломатия судит сейчас и способна судить о своих заданиях только под углом зрения данного момента. Ей судить под углом зрения широких исторических перспектив уже не дано, потому что для нее в них ничего не вырисовывается, кроме гибели. Выход России из войны, несомненно, усилил Германию. Я помню, -- в моих ушах еще сейчас звучит его интонация, -- как фон-Кюльман11 говорил: "Разумеется, Германия хочет жить в мире со своим могущественным восточным соседом". Слово "могущественным" было сказано с такой интонацией, которая должна была означать: "Вот Россия была могущественной страной, а сейчас вы ползаете во прахе у наших ног". Звук голоса фон-Кюльмана7 остался в моих ушах, но Гертлинга12 уже нет, Гинце нет13, да и многое другое еще изменится в Германии.
Я думаю, что если выход России из войны временно усилил Германию, то, с другой стороны, выход из войны -- сегодня Болгарии, где организовался совет солдатских депутатов, завтра -- Австро-Венгрии, где революционное движение нарастает с каждым днем, -- все это есть результат тех же событий, которые, выведя из войны Россию и временно усилив Германию, по существу являются не чем иным, как выражением неминуемой близкой гибели мирового капитализма.
Архив 1918 г.