(Интервью)
Нас обвиняют в том, что мы за последние дни меняли курс нашей политики. Обвинение исходит от тех, которые никогда не поймут смысла и цели наших действий, или от тех, которым выгодно притворяться непонимающими нас.
Мы обещали сделать все, что можно, для общего мира. Если это окажется невозможным -- заключить сепаратный мир. Если сепаратного мира не получим -- воевать до конца, мобилизовать все силы и средства страны для этой цели. Эту программу мы осуществляем. Мы отказались в Бресте подписать мирный договор. В то же время мы заявили о том, что выходим из войны. Мы отдали приказ о демобилизации армии. После этого Германия, нарушив постыднейшим образом условия перемирия, открыла без предупреждения разбойничье нападение в нескольких пунктах фронта. Я посылал запрос г. Чернину о том, считает ли также и Австро-Венгрия себя в состоянии войны с Российской Республикой. Ответ нами не получен. Но последние сведения, повидимому бесспорные, свидетельствуют о том, что Австро-Венгрия в первую голову заинтересована в сокрушении большевистского правительства, ибо иначе заключение с бывшей киевской Радой мира останется только на бумаге. Из Стокгольма нам сообщают, что на этой почве отношения между Берлином и Веной очень напряжены.
Итак, Германия открыла наступление. Официальным мотивом наступления является наш отказ подписать мир. Но, само собой разумеется, что ради нескольких подписей под документом о мире немцы не возобновили бы войны. Их цели иные, они формулированы в речи Леопольда Баварского: сокрушить русскую революцию, восстановить буржуазно-помещичий и монархический порядок. Они не сомневаются, что буржуазные партии России являются в этом предприятии их естественными союзниками, и они надеются, что в последнем счете получат полное одобрение со стороны буржуазии всех стран. Разумеется, если бы в нашем распоряжении была боеспособная армия, мы были бы обязаны открыть войну против Германии и вести ее в союзе с пробуждающимся к революции германским пролетариатом. Но армии мы не получили. Она уже до Октябрьского восстания была совершенно дезорганизована и истощена. Если она еще оставалась в окопах в течение последних 4-х месяцев, то благодаря тому, что мы открыли в Бресте мирные переговоры, и окопная масса увидела перед собой некоторый выход. Хаотическая украинская национализация армии, производившаяся при прямом и закулисном содействии и подстрекательстве союзных военных миссий и посольств, окончательно добила фронт. С этой жестокой реальностью мы не могли не считаться во всех наших решениях. Все представители союзных посольств, с которыми мне приходилось встречаться во время мирных переговоров в Бресте, после того заявили мне, что в их среде нет никаких сомнений в том, что если бы на месте большевиков была какая-нибудь другая партия, она давно бы уже заключила сепаратный мир, и притом на самых унизительных условиях. Если какая-нибудь партия в стране способна сопротивляться германскому империализму, то это -- наша партия, -- таково, повторяю, убеждение даже союзных посольств. В течение двух с половиной месяцев, опираясь на моральную силу революции, мы держали германское правительство в неизвестности относительно исхода мирных переговоров. Мы отказались от подписания мирного договора. Этим самым мы через голову германской военной цензуры и официальных фальсификаторов довели до сведения трудящихся масс Германии, что предложенный нам мир является аннексионистским, хищническим, грабительским. Наш отказ от подписания явился фактом неизмеримого агитационного воздействия, и последствия этого еще скажутся, возможно, в близком будущем. Но германский милитаризм оказался достаточно сильным внутри, или достаточно наглым, чтобы перейти в наступление. Мы заявили, что вынуждены согласиться на подписание мирного договора. Это унижение? Бесспорно. Не большее и не меньшее, чем то унижение, которому подвергаются стачечники, вынужденные пойти на условия капиталиста. Наше открытое согласие пройти через это унижение, которое было предопределено всеми предшествовавшими событиями войны и революции, наше открытое согласие вынуждает германское правительство признать столь же открыто, чего именно оно хочет: нашей подписи или уничтожения власти рабочих, крестьян и солдат в России? Этот ответ станет известен рабочим массам Германии и ее солдатам. Последние события охватывают всего несколько дней. Мы не знаем, как они отразились в Германии. Но после могущественного стачечного движения в январе, нет никакого сомнения, что разбойничье наступление Германии не пройдет бесследно для ее нынешних владык. Мы же, с своей стороны, сделали все, что могли. Мы отказывались от подписания договора, призывая тем самым германский рабочий класс немедленно поддержать нас. Обманутый и усыпленный верхами своей партии, германский пролетариат оказался еще недостаточно сильным и решительным, чтобы дать нам эту поддержку. Этим самым он вынуждает нас сделать последнюю попытку отвоевать для нашей страны мир на тех условиях, какие вытекают из сегодняшнего соотношения сил. Это согласие подписать мир, который в ближайшее время будет изменен и отменен революцией, мы изъявили совершенно открыто. До сих пор, вопреки преступной лжи буржуазной и услуживающей печати, не получилось от немцев никакого ответа. Это вполне подтверждает наше предположение, что немцам сейчас нужен не мир, а контр-революционное сотрудничество с русской буржуазией для удушения рабоче-крестьянской революции. На этом построена вся их политика. И обнаружение этого создает новые предпосылки для внешней политики Советской власти. Мы сейчас больше, чем когда бы то ни было, далеки от готовности сдавать завоевания революции. Взорвать блок германских империалистов с русской контр-революцией -- есть первая и самая острая задача. Этот идейно уже налаженный блок мы взорвем теми же самыми средствами, какими взорвали киевскую Раду и калединский заговор, т.-е. орудиями жесточайшей репрессии и революционного террора. Австро-венгерское правительство убедилось, что на территории Украины нет другого правительства, кроме Советов. Германское правительство убедится, что, если оно хочет мира с Россией, оно должно заключить его с Советской властью. Другой нет и не будет. Советская власть будет отстаивать свои завоевания всеми средствами, какие имеются в распоряжении народа, который чувствует и сознает, что история поставила вопрос о его жизни и смерти. Первые проявления паники быстро пройдут. Сознательные дезорганизаторы и деморализаторы будут подавлены железной рукой. Мы шли к миру, сламывая все препятствия, все условности, все сопротивления. Если мы не получим мира, мы еще более решительные методы применим на пути войны. Нет и не будет таких жертв, на которые мы не пойдем. Германский рабочий класс узнает, поймет, что дело идет одновременно со спасением русской революции и о спасении чести германского трудящегося народа. История подвергла сейчас немецкий пролетариат величайшему испытанию. Мы не сомневаемся, что он это испытание выдержит. Нашим непримиримым сопротивлением разбойничьему натиску германского милитаризма мы, через голову предательских вождей немецкого пролетариата, бросаем клич самой массе, вооруженной и невооруженной, о поддержке. Мы знаем, мы не сомневаемся, что этот клич будет услышан.
"Известия ВЦИК",
24 (11) февраля 1918 г.