(Пленарное заседание мирной конференции 12 января 1918 г.)
Гофман выражает свою неудовлетворенность объяснениями т. Троцкого от 10 января18 относительно его протеста против русской пропаганды, которая "желает разжечь революцию и гражданскую войну в Германии".
Троцкий. Я попрежнему считаю односторонним толкование, которое дает фактам генерал Гофман. В настоящее время в Россию имеет свободный доступ вся германская печать. Некоторые из органов этой печати, и притом самые влиятельные официальные и официозные органы, рассматриваются общественным мнением русских реакционных кругов, как прямая политическая поддержка их позиций.
И многим из русских контр-революционеров представляется, на основании правильно или неправильно понимаемых ими органов германской печати, что, по мнению последней, Николая Романова, нашего бывшего царя, следовало бы перевезти из Тобольска в Петроград, а мы должны были бы занять его место. Мы, с своей стороны, с этим решительно несогласны. Тем не менее мы не считаем возможным требовать ограничения свободы германской печати, в том числе и той, которая поддерживает взгляды генерала Гофмана.
Несомненно, что поддержка, получаемая нашими реакционными кругами в определенной линии поведения и в определенных заявлениях германских официальных кругов, содействует нашей гражданской войне -- в лице того направления, которое возглавляется сторонниками старого режима.
Тем не менее мы не считаем возможным связывать этот вопрос ни с условиями перемирия, ни с ходом мирных переговоров. Мимоходом, я считаю нелишним заметить, что, подобно тому, как генерал Гофман представляет здесь не только правительство Берлина, но, насколько я знаю, и Дрездена и Мюнхена, точно так же и мы имеем отношение не только к Петрограду, но и к Москве и к некоторым другим городам.
Гофман заявляет, что т. Троцкий его не понял: он имел в виду не печать, а "официальные заявления российского правительства и официальную пропаганду за подписью верховного главнокомандующего Крыленко".
Троцкий. Я очень сожалею, что мне не удается, как повторил генерал Гофман, понять его позицию в этом вопросе. Это объясняется, по-моему, глубоким различием исходных точек зрения. Различие это, я вынужден это сказать, запечатлено судебным приговором по моему адресу во время войны. Подробности можно найти в анналах -- я точно не помню -- Лейпцигского или Штуттгартского суда19.
Во всяком случае, я должен совершенно определенно заявить, что ни условия перемирия, ни возможные условия мирного договора не заключают в себе и не могут заключать каких-либо ограничений для заявлений, выражения мнений и для пропаганды граждан Российской Республики или ее правящих, либо руководящих кругов.
Кюльман указывает, что принцип невмешательства во внутренние дела может иметь место лишь при полной взаимности с обоих сторон.
Троцкий. Так как партия, к которой я принадлежу, и другая партия, которая представлена в нашем правительстве20, имеют глубоко интернациональный характер, то мы считали бы только шагом вперед, если бы и германское правительство, в тех пределах, в каких это делаем мы, сочло возможным или необходимым открыто и чистосердечно высказывать свои суждения о внутреннем положении дел в России во всех тех формах, в каких оно это найдет нужным и целесообразным.