Товарищи, прежде всего, позвольте устранить одно недоразумение. В речи тов. Амосова и особенно речи тов. Рогова211 сквозила мысль, что я как будто хотел представить историю нашего профессионального союза начавшейся со вчерашнего дня, и как будто те заслуги, которые имеет организация транспортного пролетариата, все принадлежат Цектрану. Если я был так понят кем-нибудь, то я, стало быть, плохо формулировал свою мысль; но мысли такой у меня не было. История работы этой организации имела свои этапы: Викжель, Викжедор, Цекпрофсож, теперь Цектран. И само собой разумеется, что мы делаем только один шажок по определенной лестнице, идя наверх. Я знаю ту большую работу, которую произвел Цекпрофсож по расчленению транспортного пролетариата, и знаю, что большая доля этой работы падает на говоривших товарищей, в частности на тов. Рогова. Вот это первый ответ.
Правильно ли толкование -- спрашивают меня -- некоторых членов Цеквода, -- о том, что Главполитпуть и Главполитвод являются органами не партийными, а органами советскими. Я не знаю, как же члены Цеквода212 (кстати сказать, не существующего теперь) могут так говорить. Кто толкует так -- толкует неправильно. Главполитпуть и Главполитвод имели одновременно двойной мандат: мандат от Советской власти и мандат от ЦК коммунистической партии. Именно тот факт, что Главполитпуть являлся одновременно органом ЦК партии в области железнодорожного пролетариата и водного, -- этот факт создавал сильную сторону Главполитпути и Главполитвода и давал им возможность извлекать необходимые партийные силы для усиления транспортного аппарата. Сейчас мы подошли к моменту, когда сколько-нибудь обособленное существование Главполитпути отошло в область прошлого, и дальнейшее его существование как отдельной организации сейчас вряд ли вызывается потребностями профессионального производственного союза. Поэтому в порядок дня поставлен вопрос о ликвидации Главполитпути, поскольку речь идет о сильном крыле союза, о железнодорожных рабочих. Поскольку же речь идет о более отсталом крыле, где необходимо установить правильную точку зрения на задачи союза, на нашу работу, -- там вопрос другой. И я думаю, что наше совещание должно иметь суждение о том, настал ли момент для ликвидации Главполитвода.
Тов. Худяков213 высказал нечто вроде протеста по поводу того, что я будто бы сказал, что рабочая масса неразвита и что мы не доверяем ей. Если я так был понят, значит я очень и очень плохо выразился. Такой мысли у меня не может быть, и не может быть у меня -- у коммуниста -- такого отношения к рабочему классу. Если наша партия на баррикадах социальной революции взяла власть, то она взяла ее как авангард рабочего класса, и, значит, она считала, что рабочий класс может справиться не только с железнодорожным транспортом, но и с большей задачей -- с задачей исторического развития человечества, которая побольше и посложнее транспорта. Если партия доверила рабочему классу (передовую часть которого она составляла) эту задачу, как же она не может доверить ему транспорт? Рабочий класс тем и отличается от мещанских элементов, что он относится в высшей степени критически к самому себе.
Маркс писал, что пролетарская революция развивается не таким ярким фейерверком, не так блестяще, как буржуазная революция. Керенский в 9 месяцев исписал всю свою историю; мы же наступаем, отступаем и опять наступаем и всегда говорим, что мы не прошли даже и небольшой части дороги. Эта медленность развития пролетарской революции объясняется колоссальностью задачи и глубоким подходом рабочего класса к этой задаче. Он останавливается, критикует себя, соразмеряет свои силы, констатирует, чего ему нехватает, и учится, учится. Эта готовность учиться есть главнейшее драгоценнейшее качество рабочего класса. Я считаю злейшим врагом рабочего класса тех, кто, льстя ему, говорит: ты знаешь все. Нет. Ты знаешь ровно настолько, чтобы овладеть машиной государства. У тебя, у рабочего класса, есть много нехваток, невежества, темноты (особенно в низших слоях); но у тебя достаточно исторической дерзости, чтобы взять на себя судьбу мировой революции и научиться тому, что нужно для выполнения этой задачи. Вот как мы говорим рабочему классу, и тут нет никакого недоверия.
Техника, технические знания -- это колоссальной важности вещь, это накопленный опыт человечества в его работе. Что такое коммунистическая партия? Это накопленный опыт трудящихся масс в их революционной борьбе в течение тысячелетий, начиная с самых примитивных форм человеческого общежития. Что такое техника? Это накопленный опыт всего человечества с тех пор, как человек вылез из пещеры и стал на задние лапы. И разве можно было думать, что каждый член рабочего класса мог стать у власти? Рабочий трезво относится к себе и знает, что он может и чего не может.
Одновременно с расширением всех способов, методов, учреждений, заводов, где молодое поколение рабочего класса будет проходить техническую выучку, необходимо всемерно использовать знания старых специалистов, которые хотят дать и дают свои познания. По этому поводу отсталые элементы среди нас впадают в истерику, видя в этом нарушение интересов рабочего класса. На четвертом году Советской власти это прямо постыдно. У нас есть, конечно, шероховатости в этой области. Нужно приспособляться. Не всегда бывают правильны придирки комиссаров к мелочам. У некоторых специалистов болезненная обидчивость, как у балерин. Но это мы будем изживать в процессе делового сотрудничества. У специалистов в этом отношении положение нелегкое: у них есть остатки горечи, недоверия, опасения сотрудничества с комиссарами; но это необходимо изжить. Потом пойдет разбивка по индивидуальностям, когда преодолеем все эти трудные психологические препятствия, когда окончательно незыблемо утвердится Советская власть. Конечно, нам нужно создавать своих, красных специалистов (для этого придется ждать месяцы и годы); эти затруднения относительно специалистов мы изгладим. Это не значит, что когда придут новые специалисты, мы старых выкинем: старые просто ассимилируются окончательно и будут с нами как равноправные товарищи, без особых привилегий, кроме тех привилегий уважения, которыми пользуется каждый добросовестный и серьезный работник.
Здесь поставлен вопрос: "Из ваших речей можно заключить, что линия поведения Цектрана правильна и что его практика показательна для других союзов. А между тем резолюцией ЦК РКП на V конференции предложено изменить Цектрану его линию"... Подписано Тихомировым214. В чем же противоречие? Я думаю, что тов. Тихомирова ввели в заблуждение, и опасаюсь, что Тихомиров не читал резолюции, на которую он ссылается. Эта резолюция, на которую он ссылается, говорит следующее:
"Ввиду достигнутых производственных успехов, ЦК считает, что и для Цектрана время специфических методов управления (во имя которых был создан Главполитпуть), вызванных особыми условиями, начинает проходить, и потому рекомендует Цектрану усилить и развить нормальные методы пролетарской демократии внутри союза, что уже поставлено на очередь самим Цектраном".
Вот место, которое имеет в виду тов. Тихомиров, "что уже поставлено на очередь самим Цектраном", -- так и сказано здесь.
Таким образом, ЦК в этой резолюции говорит, что необходимо усилить методы пролетарской демократии, усиление которой поставлено на очередь самим Цектраном. И добрая половина моего доклада, который я читал по поручению Цектрана, как член Цектрана, была посвящена тому, что мы подготовили работу, установили определенную программу действий, и что теперь нам этот аппарат нужно использовать, чтобы захватить широкие массы новым методом работы и построить пролетарскую демократию. Если вам, товарищи, особенно товарищам водникам, изображают дело так, что методы Цектрана в смысле построения производственного союза, в смысле твердой спайки, -- что эти методы сданы в архив, то вас вводят в заблуждение. Этого мы сдавать в архив не собираемся, а, наоборот, стремимся это развить, распространить на более широкие массы. Это есть то, что нам рекомендует резолюция ЦК. Я возвращусь к тов. Худякову, который приводил слова тов. Бумажного о том, что методы демократии революционны. Он говорил: "с этим я не могу примириться. Демократия, в смысле государственном, есть режим парламентарный". Мы не об этом говорим; этот метод не реакционный, он бывает в известную эпоху передовым. По сравнению с царизмом буржуазная демократия -- шаг вперед; по сравнению с советским государством, освобождающим пролетариат, буржуазная демократия есть шаг назад. Мы говорим не об этой демократии, -- мы условились говорить о демократии внутри рабочего класса, т.-е. об участии всех элементов рабочего класса в решении, обсуждении всех вопросов внутри рабочего класса, стоящего у власти. Я думаю, что это безусловно правильно. Рассмотрим, как развивается эта демократия. Возьмем развитие нашей партии. Она зародилась в 83-м году как группа "Освобождение Труда"215 и состояла из 3 -- 5 человек. Кто ее выбирал? Никто. Она зародилась самопроизвольно. Были расколы, группировки, потом борьба идейная. Чем более она показывала себя массам в действии, тем больше завоевывала их доверие и тем больше массы выбирали ее представителей на ответственные посты, зная, что эти коммунисты или социал-демократы -- раньше так называли -- надежные люди, верные, которые не продадут и не предадут. Она образовалась самопроизвольно, показала себя массам в действии, дала себя проверить, завоевала доверие, и потом ее выбирали.
Теперь относительно производственной задачи. Масса, организованная в профсоюзы, пока слабо захвачена производственной работой союза: она сейчас организована в значительной мере по-казенному. Она нуждается в том, чтобы посмотреть в действии новый аппарат союза, чисто производственный аппарат. Вот почему мы не можем сказать, что Цектран есть плод широких демократических выборов транспортного пролетариата. Пока это еще только небольшой опыт. Нужно выдвинуть из среды старого союза некоторую инициативную группу, которая проверена в другой области железнодорожной работы. Тут я согласен с т.т. Гессеном216 и Амосовым, что нужно применить нечто новое, нужно влить новое вино в старые меха профсоюза. Нужно, чтобы явившийся от Цектрана указал на каждой дороге, на каждом участке, в каждой мастерской наиболее ощутимые недохватки в организации производства, что можно сделать в смысле улучшения положения рабочих в квартирном отношении, в продовольственном, в смысле одежды и т. д. Когда они увидят нового человека с хозяйственным глазом, они скажут про других товарищей, что они, может быть, прекрасные агитаторы, хорошие революционеры, но занимаются тем, что ругают на всех перекрестках милитаристские методы Цектрана, а ничего не делают в отношении квартир и т. д., и мы их больше выбирать не будем. Вместо них будут выбираться такие элементы, которые все внимание направят на создание производственно-хозяйственной демократии. Вот в чем будет состоять наша производственная демократия.
Здесь несколько довольно занозистых вопросов поставил тов. Худяков. Я не совсем понимаю их смысл, но попытаюсь по мере сил на них ответить. Он спрашивает, что понимать под словами: "хирургическое вмешательство государства или партии", -- он спрашивает, что это значит? Хирургическое вмешательство государства бывает нескольких родов. Один пример -- уничтожение анархистов в Москве, когда это вмешательство было очень энергичное и вполне хирургическое и довольно счастливо удавшееся: больной не выздоровел, но Москва выздоровела. Сейчас на Украине производится хирургическое вмешательство государства по отношению к махновцам217, которые воспользовались подходом Врангеля, для того чтоб ударить в тыл Советской власти. Надеюсь, что это хирургическое вмешательство также пройдет с полным успехом. В таких условиях, как на Украине, создать производственную демократию нет никакой возможности. Элементов расшатанных очень много, и там хирургическое вмешательство государства с ланцетом в руках должно быть доведено до конца. Я надеюсь, что мы теперь, покончив с фронтами, очистим Украину от этой дряни. Но когда я говорил о хирургическом вмешательстве государства внутри союза, то я разумел другое. Если работник не соответствует по своим склонностям работе, если он не дает себе отчета в хозяйственных задачах союза, то, разумеется, партия имеет право сказать, что у тебя есть такие-то качества, которые ты проявлял и будешь проявлять, но ты не улавливаешь основной задачи настоящего периода, и я тебя перевожу на другую работу. Вот в таком смысле я говорил о хирургии применительно к союзу.
Еще поставлен вопрос о том, как до сих пор производилось назначение на различные посты: практиковалась ли система коллективного суждения о назначении или назначение производилось единолично.
Система назначения, которая производилась до сего времени в нашем ведомстве и при содействии нашего союза, производилась далеко не совершенно. Здесь необходимы большие реформы именно в сторону более правильной оценки и аттестации назначаемых. Тов. Худяков спрашивает, не играли ли при назначении громадную роль родство и знакомство. Я не знаю, о каких случаях говорит товарищ, но допускаю, что играют роль и эти элементы, и допускаю даже, что в одном случае это действительно было по грибоедовскому "как не порадеть родному человечку"218, -- а в другом случае это было потому, что брали знакомого человека, который близко стоял. Назначение есть труднейшая задача. Иногда надо буквально из пальца высасывать работника на какой-нибудь ответственный пост, и тут уже приходится брать из тех, кто стоит близко, кого знаешь, хотя, может быть, и даже наверно, на этот пост где-нибудь имеются десятки более подходящих работников.
15 декабря, как напомнил тов. Емшанов219, начнется работа аттестационных комиссий. И разумеется, нужно наладить аттестацию так, чтобы следили за работой работников и Цекпрофсож, и Цектран, и коллективы. Разумеется, тут будет большой шаг вперед при такой коллективной оценке, потому что при этом учится и тот, который оценивает, и вырабатывает себе определенный хозяйственный взгляд. Эта задача не так проста, в чем тов. Худяков, повидимому, не вполне убежден. Но к этому мы только идем.
Тов. Худяков спрашивает о том, какие могут быть взаимоотношения между производством и производителем, какое право производства над производителем и производителя над производством. Это все вопросы, которые может задать либо профессор государственного права, либо анархист. Их не всегда можно отличить друг от друга. С точки зрения материалистической, коммунистической, на которой я стою, в этом отношении между производством и производителем, т.-е. между человеком и работой, которую он выполняет, отношение это не делается, так сказать, отвлеченным принципом, а делается состоянием самого производства. Сейчас мы можем сказать, что не мы владеем производством, а производство владеет нами и выжимает из нас душу. Рабочий класс вынужден сознать, что он должен гнать себя до крайнего напряжения, для того чтобы спасти свое хозяйство. Тут рабочий класс находится в тяжкой кабале у своей собственной нищеты, у своего нищего производства. Если мы поднимемся на более высокую техническую ступень, то это будет означать, что мы возьмем производство в свои руки и им овладеем и будем освобождать свою духовную жизнь из кабалы у производства и нищеты. Чем дальше развивается техника, тем меньше и меньше количества духовной энергии будет поглощать производство. Только так я могу ответить на этот вопрос.
Потом меня спрашивают товарищи, возможно ли всю ширь хозяйства объединить так, чтобы не было ни сучка, ни задоринки. Ну, уж знаете, товарищи, вот этого я не могу вам сказать, что не будет ни одного сучка. Мы можем встретиться и с дюжиной сучков, мы можем это допустить, лишь бы нам удалось поднять хозяйство. Это чересчур жестокое требование по отношению к нашему хозяйству. Мы говорим, что мы строим объединенное и централизованное хозяйство. А почему? Потому что, как показал опыт капитализма, в этом есть большая экономия сил. Капитализм строил международные синдикаты и тресты, но он не мог объединить все мировое хозяйство, использовать все выгоды централизованного хозяйства, что сделать можем мы. Преимущество централизованного хозяйства капитализм доказал тем, что фабрика душила ремесло, крупные фабрики душили мелкие, совокупность фабрик -- синдикаты или тресты -- душили отдельных изолированных капиталистов, трест трестов душил отдельные тресты и подчинял их себе. Мы это преимущество хотим использовать целиком в интересах рабочих, трудящихся масс. Разумеется, у нас много чудовищного, ребяческого в нашем прошлом. Например, возьмем период Смольного220 в нашей истории. Мы тогда еще не знали путем, сколько у нас заводов, а пытались, например, иглу распределять из центра в Тверской губ. Ведь это же ребячество! А как разграничить компетенцию местных органов от компетенции центра, -- об этом не написано ни в какой книжке, этому нужно научиться на практике. Например, ведомство путей сообщения. Мы создаем округа, -- мы их раньше создали, затем уничтожили, теперь опять создаем. Это возвращение каждый раз нас чему-нибудь научает, и, создавая округ, мы не отказываемся от централизма. Возьмем приказ N 1042. Этот приказ пока ходит на костылях. В смысле приспособления определенных мастерских к определенной работе, в смысле правильного распределения, в смысле прикрепления мастерских к определенной работе -- мы пока еще ходим на костылях. Это и немудрено. Мы получили транспорт с перебитыми ногами, и сразу зашагать он не может. Приказ N 1042 есть величайшее завоевание централизованного хозяйства. Мы будем поправлять, изменять, регулировать; но основа дана. Пока нами сделан один шаг, теперь мы сделаем другой. Эксплоатационному Управлению вместе с другими дано задание на основании приказа N 1042 подсчитать, какую работу по эксплоатации смогут дать в следующем году железные дороги, учитывая рост железнодорожного парка, плюс коэфициент, т.-е. поправка на улучшение самой эксплоатации. Эксплоатационное Управление должно разработать свой приказ N 1042, который должен показать (даже без иностранных паровозов, а они у нас будут), что у нас будет столько-то паровозо-верст, вагоно-верст в 1921, в 1922, в 1923 году. Тогда с этим количеством транспортных средств мы обратимся к Совнархозу, Наркомпроду, военному ведомству и скажем, что мы можем вам дать столько-то поездо-верст. Дайте нам вашу календарную программу, сколько грузов вы можете нам дать. Военному ведомству мы оставим, скажем, 25% в запас, в случае если нам придется пойти на Берлин или на Париж. (Аплодисменты.) Товарищи, пока на Берлин мы итти не собираемся, Наркомпрод, Совнархоз и органы должны в ответ на нашу программу предъявить нам свою программу перевозок. Таким образом мы приходим к созданию единого хозяйственного плана с нашего транспортного угла, а другие -- в других областях.
В нашей работе мы наткнулись на важный вопрос о том, как учесть работу, которую мы производим, сравнительно с результатами, которые даем. Старые сметы ведутся в рублях. А сколько стоит наш советский рубль, -- это нам всем хорошо известно. И мы не можем ничего определить с точки зрения этого советского рубля: не только предметы, находящиеся в разных ведомствах, но и предметы, находящиеся в разных коридорах одного и того же ведомства, имеют разную стоимость. Если я вам скажу, что транспорт поглотил 3 миллиарда или 15 миллиардов рублей, то я вас и той и другой цифрой одинаково мало удивлю. Нужно найти измеритель, который отвечал бы потребностям социалистического общества. Таким измерителем является человеческий труд. Задача состоит в том, чтобы свести ценность каждого предмета к количеству затрачиваемого на него человеческого труда. Это -- колоссальная задача при централизации хозяйства. Таким образом в последнем счете ценность всех предметов будет выражена в количестве часов рабочей силы. И мы будем иметь в дальнейшем, -- через год, может быть через 3, 4, 5 лет, когда закончится выполнение программы по приказу N 1042, -- будем иметь общегосударственный прейскурант всех ценностей в трудовых единицах, будем знать, что паровоз берет столько-то рабочих дней, а графин столько-то; мы будем знать, сколько у нас есть рабочих в стране (разумеется, мы будем высчитывать известный коэфициент на квалификацию рабочих), и тогда мы будем знать, что мы можем создать. Тогда распределение рабочих по разным отраслям будет производиться вполне централистически. Сейчас же мы только нащупываем почву, намечаем элементы для выполнения этой задачи. Распределение функций центральных и местных органов определится опытным путем. Когда же мы подойдем к высочайшей технике, тогда мы, конечно, откажемся от всякого централизма... с разрешения тов. Худякова. Тогда мы будем в небольшой ячейке фабриковать все то, что нужно для данной области, и из этого маленького центра одевать и кормить. Но пока это только розовые мечты.
Что же касается концессий, то вред или польза их определится тем, в какой мере мы подойдем к этому вопросу с хозяйственной точки зрения, с каковой и следует только подходить. Если нажим европейского капитала застанет нас в момент длящегося распада, то нам не миновать судьбы европейских колоний, не миновать палки иностранцев. Тогда произойдет милитаризация... японская или другая, но дискутировать по этому поводу нам не придется: негры под французским владычеством не дискутируют, а истекают кровью и повинуются.
Передавая Камчатку американскому миллионеру Вандерлипу, -- Камчатку, которая находится от нас так далеко, мы заключаем политическую комбинацию, которая может дать только хороший результат. От нас богатства Камчатки слишком далеки -- руки у нас коротки. Кроме того, Камчатка находится под угрозой японцев, и мы посредством американцев страхуем Камчатку. Американцы должны будут туда привезти машины, должны будут построить железные дороги, подъездные пути и т. д. Они рассчитывают на продолжение концессии на сотни лет. Контракт заключен на 40 -- 50 лет -- это правда; но срок концессии, которую история заключила с капитализмом, истечет гораздо скорее, и она выйдет в тираж. Если же в течение 40 -- 50 лет ничего не случится, капитал будет продолжать душить рабочих, то он задушит и нашу революцию, и тогда наступит варварство, конец человеческой культуры. Но этому мы сами не верим, и мы понимаем, что как ни долог срок концессии на бумаге, но этот срок истекает, а, стало быть, те железные дороги, которые они хотят строить на Камчатке, нам вреда не причинят.
Относительно концессий в Северном крае следует сказать, что там у нас столько леса, что одним ежегодным приростом мы могли бы отопить всю страну, а он у нас гниет на-корню. Мы разобьем лесное пространство на квадраты в шахматном порядке (в недрах могут оказаться богатства, которые не должны целиком перейти в руки концессионеров) и потом эти квадраты предложим иностранцам. Этот квадрат А мы уступаем вам, квадрат Б оставляем себе, но за квадрат А вы нам дадите известное количество машин и всего, что необходимо для лесного хозяйства. Квадрат В опять можем уступить, квадрат Г оставляем и т. д. В качестве хозяев мы можем потребовать больших уступок с их стороны. Они оживят нам этот далекий край. Мы потребуем, чтобы за такой-то квадрат они доставили нам в Донбасс такое-то количество котлов, машин и т. д. Это есть одна из форм товарообмена с Европой. Они, правда, внедряются к нам, но мы их допустим только до известного предела. И ведь еще недавно эти господа вторгались к нам другим путем, в другой форме: весь север был занят английским генералом Миллером, юг -- Врангелем. В этом смысле новую форму их стремления к нам проникнуть мы предпочитаем, предоставляя им половину или треть почти недоступной для нас части нашей страны разделывать и оживлять.
Я не сомневаюсь, что элементы демагогические, меньшевистско-эсеровские на этой почве разовьют агитацию и будут наиболее отсталую часть вводить в заблуждение. Но я думаю, что рабочий класс в массе своей целиком оправдает нас именно с хозяйственной точки зрения.
Тов. Сверчков221 говорил о большом энтузиазме среди рабочих Сибири. Тов. Стамо говорил, что на Украине нет этого энтузиазма. Несомненно, Сибирь переживает весну пролетарской революции после тягчайшей зимы колчаковского господства. Там нет того разочарования, которое испытал рабочий класс Великороссии после преувеличенных ожиданий. Там силы свежее и энтузиазма больше. В Великороссии он вошел уже в известное русло. На Украине же в результате бесконечной смены режимов, калейдоскопа властей, у рабочих опускаются руки, падает энергия. Несомненно, что есть разница в настроении разных областей. И несомненно, что в общем настроение рабочего класса выжидательное, на переломе. Он много дал революции, революция от него много требовала, но рабочему, его семье в материальном смысле она очень и очень мало дала. Рабочий не отказывается поддерживать дальше революцию, но он будет требовать, чтобы жертв от него требовали меньше и чтобы разумно их использовали. Теперь поднять какой-нибудь завод или дорогу агитационной речью если и можно, то на короткое время. Поднять энергию можно, только показав на практике, что это дает большие производственные результаты. Вот в этой голодной и холодной Москве, где мы топили в известные моменты не только кровлями и ставнями, но и целыми домами, если мы здесь ближайшей весной приступим к строительной работе, взорвав динамитом десяток гнилых, загаженных, изъеденных эпидемиями домов, и построим один большой дом на 100 рабочих квартир -- таких, какие имеются, например, в Америке, Нью-Йорке, где рабочие платят по 15 -- 18 долларов в месяц, где есть ванна, газ, электричество (в такой рабочей квартире я сам жил в Нью-Йорке), где в особое отверстие в стене спускается мусор вниз и там кем-то убирается, где жена рабочего не должна изнывать на домашней поденщине, -- разве это уж такая большая задача?.. -- даже не на 100 квартир -- это я хватил: для начала можно построить на 50 квартир. Так вот когда мы построим такой дом, энтузиазм московского пролетариата будет колоссальный. До сих же пор он видел только, как шестерня вертится, но зубцами колеса не задевает или зубья поломаны.
Для чего же коммунистическая партия взяла власть, как не для материального и духовного улучшения уровня трудящихся масс? И вот почему я говорю, что подъем трудящихся масс после первых же скромных наших успехов будет огромный. Как только мы построим такой дом на несколько десятков квартир для московских рабочих (может быть, это будут железнодорожные рабочие), энтузиазм рабочих достигнет такой высоты, что они скажут: "Мы всю Россию превратим в один большой и светлый дом труда!". (Аплодисменты.)
"Правда" NN 273, 274, 275,
4, 5, 7 декабря 1920 г.