(Доклад на заседании Московского Комитета РКП (б) 6 января 1920 г.)
Военное положение наше благодаря колоссальным усилиям партии поправилось чрезвычайно. В связи с этим улучшилось наше международное дипломатическое положение. Но если взять в сумме, наше положение стало хуже, чем в момент наиболее тяжкой опасности, угрожавшей нам со стороны белогвардейских банд. За последнее полугодие наше хозяйственное положение ухудшилось в такой степени, что наше военное и международное положение не возмещает этой убыли. Это нужно сказать с самого начала. Мы встречаем в некоторых специальных наших органах, как в "Экономической Жизни", в новогоднем обзоре, статью, которая дышит ничем не оправдываемым оптимизмом. Статья эта подписана тов. Милютиным, достаточно авторитетным именем, но оптимизм этой статьи по-моему ничем решительно не оправдывается. Дело изображается так, как будто мы находимся в трудных условиях, но дела идут более или менее благополучно, систематически улучшаются, и в дальнейшем предвидятся хорошие перспективы. Но это неверно. Это видно по тем данным, которые помещены в том же номере "Экономической Жизни". Если грубо очертить наше хозяйственное положение, то можно сказать так: представим себе, что плоскость этого стола является нулевым уровнем, а разные производства, как металлическое, топливное, текстильное и т. д., находятся на известном уровне над этой плоскостью. Так вот линии развития нашего хозяйства направлены во всех областях к нулю, так что если для одной отрасли нужен год, чтобы дойти до нуля, другой нужно полтора и т. д., но общее направление нашего хозяйственного развития во всех областях с известной небольшой высоты опускается к нулю. В этом нужно отдать себе ясный отчет.
Основными элементами хозяйства являются следующие: 1) техническое оборудование, 2) топливо, 3) металлы (железо, сталь, чугун) и хлопок и другие сырые материалы и пр. и 4) живая человеческая сила.
Как у нас дело обстоит с топливом? Вы знаете, что мы были лишены основных источников топлива -- Донецкого бассейна и кавказского нефтеносного бассейна. Уголь и нефть составляли у нас 75% всего топлива. Стало быть, остальные 25% топлива падали на дрова, торф и т. д. Теперь все это количество топлива в 100% мы оказались вынужденными заменить дровами, разумеется, понизив потребление до голодной нормы. Из той архиголодной нормы, которую СНК исчислил в 9 миллионов кубов, мы заготовили 35%, т.-е. немногим больше одной трети.
В области металлургии та же картина. У нас главным поставщиком металла является юг, который давал от 70 до 75% всего количества, остальную четверть давал Урал. Донецкий бассейн, криворожский район были оторваны от нас. То короткое время, когда они были в наших руках, мы пользовались тем, что там было заготовлено раньше. Затем в течение нескольких месяцев они попали к белым. Теперь мы только вступаем в эти места. Когда мы восстановим в них хозяйство, нет никакой возможности предсказать. Урал мы вернули, и там рабочие сделали значительные усилия. Но каковы результаты? Урал давал около 20% металлургических изделий. Теперь на разных заводах в разных отраслях восстановлено из этого количества от 25 до 38%, стало быть, от четверти до трети того количества, какое Урал давал раньше до войны или в начале войны до распада нашей промышленности. При этом эта часть приходится на мартеновские и прокатные цехи, т.-е. такие, которые перерабатывают то, что есть, которые работают за счет старой выработки металлов и только в течение некоторого времени могут работать в таком повышенном темпе. Когда они израсходуют избытки материала, им придется равняться по остальным цехам.
В общем итоге выходит так, что там, где мы имели раньше сто пудов железа, мы в производственном плане можем рассчитывать только на пять пудов вместо ста. Если возьмем текстильную промышленность, то она, конечно, зависит от того же самого топлива, от машин и от рабочей силы. Там картина та же самая.
Возьмем область рабочей силы. Здесь, пожалуй, положение наиболее тяжкое. Рабочая сила совершенно дезорганизована. Она разрушена, дезорганизована, растаскана не злой волей, а всем ходом революции. Лучшие элементы рабочего класса были брошены в административную советскую работу и в армию, затем многие ушли просто в деревню. Наиболее драгоценный для нас слой, наиболее квалифицированный, интеллигентный, развитой, энергичный, в связи с основными причинами, продовольственными, топливными, понизился в количестве дьявольским образом и почти оттеснен от производительного труда. Американский инженер Кили, тейлорист, который приехал для тейлоризации нашего хозяйства, надеясь на то, что национализированное хозяйство будет служить благоприятной базой для тейлоризации, для ее научного разумного построения, рисует сейчас состояние нашей промышленности в самых мрачных красках. По его расчету, прогулы занимают около 50%, а общий расход энергии рабочего на добывание продовольствия он исчисляет в 80%, а 20% остается на чисто производительную работу. Я этих данных не проверял, но Кили -- это человек, который пользуется полным доверием в Америке, который добровольно приехал к нам, чтобы оказать содействие, его все считают безусловно честным и преданным человеком. Он считается в Америке большим авторитетом в области производства. Все это данные, которые заставляют к его цифрам относиться с не меньшим доверием, чем к цифрам наших советских статистиков, тем более, что между ними нет противоречия.
Если мы возьмем вопрос о нашем транспорте, то сейчас для данного момента это есть наш минимум, т.-е. как ни плохо наше продовольствие, как ни плоха наша индустрия, но наш транспорт хуже всего, так что в развитии всех остальных отраслей он является тем фактором, который их наиболее ограничивает. Это каждая из отраслей чувствует на себе. Если мы возьмем транспорт, то здесь основной вопрос сводится к паровозам. Новых паровозов мы не можем производить в большом числе. Вопрос сводится к их ремонту. Инженер Кили в своем докладе говорит, что судьба страны связана с промышленностью, судьба промышленности связана с транспортом, это связано в свою очередь с ремонтом паровозов, следовательно, можно сказать, что судьба страны зависит от ремонта паровозов. Я думаю, что он безусловно прав. Он же говорит, что, по заявлению инженеров, наша железнодорожная сеть должна остановиться в конце этой зимы. Он не говорит, что у него есть средства против этого, но он говорит, что не может себе представить, как будет жить эта страна без транспорта. Тут его показания совпадают с показаниями нашего Комиссариата путей сообщения. Тов. Ломоносов, который пользуется большим авторитетом в области железнодорожного дела, теоретик, специалист, сочувствующий нашей партии, прибывший из Америки вместе с Кили, сейчас взялся за дело. В Совете Обороны он демонстрировал схему, из которой вытекает, что если падение ремонта паровозов будет итти таким же темпом, как сейчас, то в течение 1920 года, осенью или зимой, мы не будем иметь ни одного здорового паровоза. Я вам прочитаю некоторые цифры из "Экономической Жизни": в 1916 году было 17% больных паровозов, в 1917 году процент поднялся до 29, а в 1918 до 47 и в 1919 у нас было 51 1/2%. При этом возрастало не только количество больных паровозов, но возрастал и процент увеличения этого количества, т.-е. все более и более интенсивным темпом увеличивалось число больных паровозов, и в последний период это может привести к катастрофе, т.-е. с высоты прыгнуть на нуль, так что осенью или зимой мы не будем иметь ни одного здорового паровоза.
Вот основные данные, характеризующие состояние нашей промышленности. И здесь создавать какие бы то ни было иллюзии на этот счет было бы совершеннейшим легкомыслием. Если дать общую формулу, то можно сказать, что, оставаясь в области тех средств, приемов, методов, какие применяются сейчас, возможная скорость улучшения настолько будет не соответствовать скорости ухудшения во всех отношениях, что здесь провал неизбежен. В жизни страны, как и в жизни отдельного человека, развитие не идет по правильной кривой, то постепенно повышаясь, то постепенно понижаясь. На самом деле развитие идет зигзагами, так что когда хозяйство пошатнется, то оно начинает сразу итти под уклон. Мы приближаемся к такому пункту, когда мы сразу можем пойти под уклон. Будет момент, когда у нас будет не 50% здоровых паровозов, а 25. Это не означает, что промышленность уменьшится еще на 25%, но это значит, что она совершенно полетит к чорту, потому что 25% паровозов нам нужны будут для воинских перевозок, которые для нас пока еще обязательны, и для того чтобы накормить хоть как-нибудь рабочих Петрограда и Москвы. Отказываться от этого мы никак не можем, и, стало быть, когда число здоровых паровозов дойдет до 25%, мы не сможем перевозить никаких материалов, никакого сырья. Будет полнейший крах, и тогда нельзя будет говорить не только о централизованной промышленности, но и вообще о промышленности в ближайший период.
Стало быть, здесь мы должны сказать массам, что разруха и гибель грозят всей Советской Республике. Нужно первым делом отдать себе ясный отчет во всем положении, не замазывать, не прикрашивать, а затем задать вопрос о путях выхода.
Тут, конечно, те черты, которые характеризуют состояние промышленности, должны указывать на выход. Если весь вопрос в топливе, нужно налечь на топливо, если вопрос в техническом оборудовании, нужно налечь на него, если вопрос в рабочей силе, нужно налечь на рабочую силу и т. д. Тут линии работы ясны. Вся суть в том, что мы надлежащего технического оборудования в ближайший период создать не сможем. Может быть, удастся вывезти из Америки паровозы и пр., но на это полагаться нельзя. Мы должны говорить о том, что мы можем сделать в стране в эпоху незаконченной блокады. Поскольку речь идет о техническом оборудовании, придется нам считаться с тем, что у нас есть, поддерживать это по возможности. У нас много машин, не работающих потому, что нет топлива. Нужно налечь на топливо, помочь живой рабочей силой. Так как мы не можем внести новых факторов в виде машин и в виде готового топлива, -- этого нет, -- то все сводится к живой силе внутри страны. Другого рычага, при помощи которого мы могли бы сохранить наше хозяйственное положение, нет.
Рабочая сила слагается: во-первых, из наиболее квалифицированных элементов рабочего класса, т.-е. таких, которые могут играть организаторскую направляющую роль, во-вторых, из просто обученных рабочих, т.-е. людей, хорошо знающих известную отрасль и в ней незаменимых, конечно, пока не подрастет новое поколение, которое обучится этому труду, и, наконец, в-третьих, из неквалифицированных, т.-е. необученных чернорабочих.
В каком положении мы находимся сейчас в отношении рабочей силы, я упомянул в начале своего доклада. Квалифицированная рабочая сила, которая представляет главную опору нашей партии, сейчас наиболее израсходовалась, особенно в первый период советского строительства и во второй период, период военного строительства. Затем голод погнал значительную часть квалифицированных рабочих в деревню. Таким образом, при нашей бедности квалифицированной рабочей силой до войны и во время войны, значительная и, пожалуй, лучшая часть оторвалась от производства под разными лозунгами: рабочий -- в деревню, чтобы наладить продовольственный аппарат, рабочий -- в армию, на войну и пр. Все это было неизбежно. Все это вызывалось элементарными потребностями самосохранения. Конечно, не найдется ни одного разумного человека, который стал бы говорить, что мы напрасно израсходовали эту силу. Конечно, все это далеко не погибло. Если подсчитать, то окажется, что погибло безвозвратно процентов 10 -- 15. Но эту квалифицированную рабочую силу нужно разыскать, ее нужно взять на учет. Как ее взять на учет? Во-первых, в советских учреждениях, начиная с СНК и ЦИК и кончая волостными исполкомами, всюду найдете вы квалифицированных рабочих. Им нужно дать лозунг: "пролетарий -- к станку!". Это есть первейший лозунг, который мы должны сейчас выдвинуть.
В армии сейчас очень большое количество квалифицированных рабочих. Затем у нас в армии считается 120 тысяч коммунистов, т.-е. считалось до партийной недели. Теперь гораздо больше, никак не меньше, чем 150 тысяч, а может быть и 200 тысяч. Основное ядро составляет несколько десятков тысяч. Это пролетарии разных городов. Стало быть, их нужно извлечь, их нужно демобилизовать в военном смысле и мобилизовать в трудовом отношении. Из них многие окажутся превосходными организаторами. Их нужно учесть, и такой учет сейчас производится. Мы вводим "служебную книжку красноармейца", в которой есть пункт: "твоя профессия до военной службы". Конечно, этого вопроса недостаточно, и мы разослали еще дополнительные вопросы, чтобы выяснить производственную ценность каждого красноармейца для республики. Все эти учетные карточки мы соберем, и при демобилизации каждый будет знать, куда ему направиться.
К моему великому изумлению, тов. Рыков в статье по поводу моих тезисов пишет: "мне кажется, что разговоры о демобилизации преждевременны". Что значит разговоры о демобилизации? Вовсе не разговоры, а подготовка, и мы ведем ее уже полгода. Не будем же мы вырабатывать нормы демобилизации в момент самой демобилизации! Из этого ничего хорошего не выйдет. Поэтому теоретическую подготовку мы начали уже полгода тому назад. И события показывают, что мы тут не поторопились. Конечно, в каждой благоустроенной стране планы демобилизации и мобилизации имеются всегда готовыми. Демобилизация при Керенском.., вы все знаете, к чему она привела. Так вот к плану демобилизации относится план использования той квалифицированной рабочей силы, которая имеется в армии в качестве комиссаров, командиров и красноармейцев. Оттуда мы получим одну часть. Другую часть мы получим из советских учреждений.
И когда мне указывают, что в плане, предлагаемом мною, я игнорирую профсоюзы, то я говорю, что это пустяки. Рабочий, который ушел в армию, в деревню, не входит больше в профессиональный союз. Он потерян союзом. Конечно, когда тов. Томский обращается ко мне с просьбой вернуть такого-то товарища в профессиональный союз из армии, мы возвращаем, но это только верхушки профессионального движения возвращаются таким образом. А что касается других десятков тысяч рабочих, прекрасных, как рабочие, то они потеряли значение для профсоюзов, они ни на каком учете у профсоюзов не состоят. Рабочие, которые ушли в административную советскую работу, которые являются представителями губисполкомов, волисполкомов и т. д., они точно также исчезли для профсоюзов. Я уже не говорю о рабочих, которые просто ушли в деревню, на деревенские хлеба.
Таким образом, дело идет о том, чтобы извлечь тех рабочих, которые погибли для профессионального движения. Какой аппарат сможет сделать это? -- Для советских учреждений это может сделать Комиссариат внутренних дел, в отношении армии это можно сделать через военный аппарат, в отношении деревни -- через учетно-мобилизационный аппарат военного ведомства и через Наркомвнудел. Эти два аппарата тесно связаны, что доказал и поверочный сбор, произведенный совместно обоими аппаратами.
Стало быть, вопрос прежде всего состоит в том, чтобы собрать этот слой квалифицированных и просто обученных рабочих. Во второй очереди стоит мобилизация неквалифицированных и необученных рабочих, прежде всего мужика. Тут работы, к каким можно и должно привлечь эту силу, разделяются на две части. Первые и неотложные срочные работы, это по очистке снега на железных дорогах, по ремонту путей, особенно в местах, которые мы возвращаем, где мосты и пути разрушены; затем необходимые постройки для жилья рабочих; работы по сельскому хозяйству в советских хозяйствах, в особенности, в пустующих пространствах, которые не являются ничьими хозяйствами, ни крестьянскими, ни советскими; добыча угля, торфа, сланцев и т. д. Можно назвать целый ряд других отраслей, где применение этой рабочей силы является делом совершенной неотложности. Мы приступаем теперь к внесению некоторой планомерности в эти работы. Была комиссия, которая выработала план мобилизации труда для снежной и дровяной повинности, т.-е. для очистки снега и рубки дров. Комиссия из Комиссариата внутренних дел, Наркомтруда и ВЦСПС разобрала эти вопросы и установила нормы. Но нам нужно иметь определенный мобилизационный план для всей страны, для разных отраслей труда, как его имеет военное ведомство, конечно, гораздо лучший, чем оно имеет сейчас. Это мобилизационный план состоит в том, чтобы, во-первых, соответственные учреждения знали, сколько есть населения, каких возрастных категорий, сколько в каждой категории здоровых, сколько больных, в каком порядке выгоднее мобилизовать, как они распределяются по районам. Хозяйственная мобилизация ставит перед нами целый ряд вопросов, которые должны быть разработаны: когда, в какой губернии, какую часть населения, каких возрастов нужно мобилизовать для очистки снега, для добычи сланца, какие районы мобилизовать с наименьшими затруднениями для транспорта, с наименьшей обузой для крестьянского хозяйства. Должен быть определенный законченный план и должен быть аппарат для проведения его в жизнь.
Эту работу профессиональные союзы не смогут выполнить. Его может выполнить аппарат Комиссариата внутренних дел и военный путем применения принудительных мер, до тех пор пока крестьянин не поймет новой механики хозяйства, пока она ему не даст известных выгод, не привлечет его вполне на свою сторону. До тех пор элементы принуждения будут необходимы для трудовой повинности, как они применяются сейчас при воинской повинности. Конечно, в выработке всего плана, в воздействии, в регулировании и пр. профсоюзы должны иметь первенствующее значение. Конечно, это их область. Но к учету, например, привлечь мобилизационный аппарат военного ведомства совершенно необходимо. Элементы принуждения абсолютно необходимы. К этому нужно прибавить еще одно обстоятельство, что военное ведомство есть единственное учреждение, унаследованное от прошлого, которое привыкло обращаться с большими массами в общегосударственном масштабе. Хозяйство было частным хозяйством, и все соотношения движения рабочей силы, товаров определялись законами рынка, законами конкуренции. Не было централизованной государственной воли, которая бы их определяла. Единственным учреждением, где был определенный план, где оперировали с большими массами, передвигали их, мобилизовали, одевали и пр., был военный аппарат.
Тут не нужно задерживаться на лево-эсеровском отношении к милитаризму. Буржуазный милитаризм58 имеет две черты: с одной стороны, он представляет самую безобразную форму классового господства, но, с другой стороны, он в себе закрепляет все важнейшие завоевания буржуазной цивилизации, ибо доводит все отношения до величайшей точности, так как тут всякая неточность грозит смертельной опасностью. Здесь господствует принцип: "исполни и об исполнении донеси". Не менее важно установление точной ответственности, кто за что отвечает и т. д. Этот принцип доведен в военном деле до такой пунктуальности, как ни в какой области. Это определяется уставами внутренней службы и дисциплинарным уставом, их дополняющим. Наконец, милитаризм заставляет страны двигаться по пути прогресса. Даже самая отсталая страна в технической области, в военной технике стремится сравняться с передовой страной, иметь такие же пушки, винтовки и проч. Стало быть, глядеть на милитаризм так, что это есть только воплощение варварства и жестокости, значит глядеть на него с точки зрения лево-эсеровщины.
Итак, с одной стороны, в милитаризме выступает классовое варварство, в отношениях офицеров и генералов к солдату, с другой стороны, с милитаризмом связана точная иерархия ответственности, когда каждый знает, за что отвечает и что отвечает головой. Последнее есть превосходнейшая черта милитаризма. Нам нужно пропитать этим сознанием всех работников советского хозяйства. "Исполнить и об исполнении донести". Хозяйственный план может быть хорош или плох, но он теряет всякий смысл, когда срок его выполнения уже прошел. Вся суть в том, чтобы в соответственное время исполнить нужное дело. "Действуй за глазами начальства так же, как на его глазах", это правило требует контроля над собой, чтобы его исполнить, нужно иметь чувство гражданской ответственности. Важен также точный учет, когда человек знает, что у него есть и какая область у него больше страдает. Товарищи, которые работают в военном ведомстве, поняли всю важность точного учета.
Целый ряд черт милитаризма, не в лево-эсеровском определении этого слова, сливается с тем, что мы называем тейлоризмом. Что такое тейлоризм?59. С одной стороны, это утонченная форма эксплоатации рабочей силы, самая беспощадная, когда каждое движение, каждое дыхание рассчитано и подстерегается приказчиками капитала, чтобы это дыхание превратить в прибыль. С другой стороны, это система разумного и точного расходования человеческой силы, участвующей в производстве. Тут ученый наблюдает за рабочим, замечает движения его, целесообразные и нецелесообразные, и выводит тип движения наиболее целесообразного. Эту сторону тейлоризма социалистический хозяин должен усвоить целиком. И если возьмем милитаризм, то увидим, что в некотором отношении он всегда был близок к тейлоризму. Сравните движение толпы и движение воинской части, ходьбу в ногу и беспорядочную ходьбу, -- и вы увидите преимущество организованного воинского строя. Недаром на организованных демонстрациях стараются итти в правильном строю, чтобы движение было более быстрым, более разумным и правильным. И вот положительные, творческие силы тейлоризма должны быть употреблены и применены. Я не сомневаюсь, что те десятки тысяч рабочих, которые вернутся из нашей армии, которую они строили уже не как рабы, но которую они сознательно строили, будут переносить свои навыки в хозяйство и в промышленность. Если бы не было этого стремления, то вообще не было бы у нас никакого спасения. Но эти стремления имеются у цвета рабочего класса, даже не проходившего через армию, потому что он сознает, что наше хозяйство сейчас является отрицанием тейлоризма, отрицанием всяких элементарных здравых принципов экономики, когда 80% человеческой энергии тратятся на добычу продовольствия, конечно, не по чьей-нибудь злой воле, но в силу известных причин. Из этого хаоса мы можем выбраться только одним путем, -- через живую рабочую силу. Тут другого выхода нет. Никакого угля, никакого продовольствия, никаких машин мы не получим. Единственный рычаг, который способен внести изменения, -- это живая рабочая сила. Это совершенно ясно. Поэтому я и говорю о применении этой рабочей силы, об ее учете и мобилизации.
Этим основным вопросам посвящены мои тезисы, которые вызвали отповедь в "Экономической Жизни", которую я не могу считать серьезной, и возбудили некоторые прения в среде профессиональных союзов. На-днях я буду читать доклад во фракции ВЦСПС и надеюсь, что недоразумения, которые вызваны, исчезнут.
Но сейчас я обращусь к своим тезисам. Во-первых, они в такой краткой формулировке не предназначались для печати. Здесь вышло недоразумение чисто чисто фактического характера. Возражения против этих тезисов приводятся в статье тов. Рыкова, слишком неопределенной и дающей мало основания к выводам, в сатирической заметке тов. Ларина и в статье тов. Гольцмана. Эти тезисы, если отбросить случайные мысли насчет своевременности или несвоевременности разговоров о демобилизации, обвиняются в двух грехах: во-первых, в милитаризме и, во-вторых, в децентрализме. Вообще мы привыкли к тому, что милитаризм теснейшим образом связан с централизмом, но здесь мне приписаны одновременно эти два несомненно тяжких греха. В сущности полемика против моего будто бы децентрализма ведется против последнего Съезда Советов, где, как известно, тов. Ленин60 и я поддержали в известных пределах ту оппозицию, которая была с мест и которая боролась против сплошь да рядом бюрократических форм централизма и требовала больше внимания к местам и большего сочетания централизма с инициативой и творчеством на местах. Как известно, резолюция VII Съезда Советов61 требует, чтобы наши хозяйственные органы открывали больший простор инициативе на местах. Некоторые наши хозяйственники истолковали это как капитуляцию перед областничеством, перед местничеством. Теперь они направляют тот же упрек не против VII Съезда Советов, постановления которого есть для нас закон, но против моих тезисов. Это дипломатический прием, может быть, очень удобный, но не заслуживающий поощрения. Во всяком случае я готов принять бой в обоих плоскостях -- и в плоскости защиты Съезда и моих тезисов.
В моих тезисах сказано, что "социалистическое хозяйство предполагает общий план, охватывающий всю территорию со всеми ее естественными богатствами, средствами производства и живой человеческой силой, каковые средства и силы пролетариат использует в пределах общегосударственного целого с такой полнотой, с какой отдельный предприниматель стремится использовать свои силы и средства в пределах своего завода или своего сельско-хозяйственного имения". Это основной тезис. Ясно, что это построение централистическое.
Далее идет конкретизация, о том, что возможно сейчас, что невозможно сейчас (п. 6). "Не может быть и речи о том, чтобы из нынешнего состояния величайшего разрушения производительных сил и хозяйственного хаоса, в котором сочетаются обломки прошлого и зародыши будущего, возможен был непосредственный скачок к законченному централизованному хозяйству в общегосударственном масштабе. Неизбежен длительный период, в течение которого усилия сверху централизовать на новых социальных основах хозяйство будут дополняться попытками и усилиями возрождения местных очагов хозяйства при помощи сил и средств ближайших районов".
Вот пункт наиболее криминальный. Сказано, что мы от частноправового и капиталистического хозяйства переходим к коммунистическому в тягчайших условиях, когда обломки прошлого и зародыши будущего сочетаются в едином величайшем хаосе. Поэтому сейчас пытаться осуществлять централизованный план, когда мы с величайшими трудностями можем перебрасывать необходимые материалы, есть бюрократическая утопия. План должен отвечать реальным ресурсам и средствам. Мы убили и уничтожили мелкую промышленность, сейчас ее пытаются возродить в форме кустарничества за счет крупной промышленности. Мы убили среднего предпринимателя, социализировали крупную промышленность, но потребностей на местах ведь мы не убили. Гвоздь на месте нужен, подкова необходима. И думать, что мы все потребности сейчас в ближайший период сможем целиком и полностью, или хотя бы наполовину, удовлетворить путем централизованного хозяйства, -- это чистейшая бюрократическая утопия. Иногда необходимо и целесообразно распределять продукты производства в пределах местных сил и средств. Конечно, то, что необходимо для важнейших отраслей производства, поскольку это можно, нужно перевезти. Но если томский уголь, например, нельзя перевезти, то нужно Томскому округу дать возможность при помощи местного угля и при помощи местных сил и средств строить, удовлетворить в первую голову местные потребности, затем постепенно включать этот уголь в общую схему. Конечно, тов. Рыков прав в своих тезисах, что обнищание Европы повело к централизации, но из этого не нужно делать тот вывод, что наилучшая централизация будет тогда, когда будет полное обнищание. В таком стремлении нет надобности. В стране, где есть естественные богатства, но плохой транспорт и плохой учет, наступает момент, когда централизм, чтобы он оказался на своем месте, должен в свои рамки включить местную инициативу с местным сырым материалом и т. д. Это решает ВСНХ, т.-е. тот же самый центр. В каких пределах? Которые указывает центральный аппарат. Происходит ли это сейчас? Да, происходит. В области потребления в виде мешечничества, в области производства в виде самогонки, которая у нас развита во всех областях: и мыльная самогонка, и сапожная и пошивочная и пр. Самогонка, это протест местных потребностей против того централизма, который их не удовлетворяет. Тов. Ломов говорит, что ни при каких условиях не позволит самогонки. Но сейчас там, где есть вино, вы не сможете запретить гнать его. Я говорю о производстве, о полуконтрабандном производстве или совершенно контрабандном производстве, которое совершается на местах и играет огромную хозяйственную роль, потому что иначе погибла бы страна. Как же жить без подковы, без гвоздя? Либо его воруют из складов, либо фабрикуют кустарным путем.
Этот несколько карикатурный период в развитии нашего хозяйства неизбежен. Это переход от разрушения капитализма к социалистическому хозяйству в тягчайших условиях. Я возьму один пример. Если, скажем, в Казани или в Саратове обвалилась бы металлическая лестница, то, чтобы восстановить ее, чтобы отлить четыре-пять ступенек, нужно употребить усилия, которые в десять раз превышают те, которые сделал тов. Литвинов62, чтобы приехать в Копенгаген. На месте, на заводе это может быть сделано в несколько дней, но завод находится в распоряжении главка, при чем тот Иван Иванович, который сидит на заводе, говорит Ивану Петровичу, губвоенкому: "да я бы за милую душу сделал тебе, но есть центр, который не разрешает мне, и тебе надо туда обратиться". Это пример вредного централизма, и, очевидно, необходимо установить положение, при котором охранялась бы неприкосновенность данного завода, как части треста, и в то же время была бы возможность удовлетворять наиболее неотложные потребности мест, не нарушая общего производственного плана. Разумеется, для разных отраслей, для разных заводов это будет по-разному. И это будет определено тем же самым Высовнархозом централизованным путем. Возьмем другой пример. В Туле есть оружейный завод, на котором находится одна из лучших инструментальных мастерских. Предположим, что тульским ремонтным мастерским нужен какой-нибудь инструмент. Имеет ли право инструментальная мастерская тульского оружейного завода выдать инструмент для неотложных надобностей? При нынешнем положении приходится посылать из Тулы одного-двух рабочих в Москву для нажима на центр. Здесь они живут, стучатся во все места, теряют время, в течение которого нужный инструмент мог бы быть сделан. Вот какое создается положение, и места кричат от этого не своим голосом. По роду моей деятельности, мне пришлось посетить очень большое число губерний, -- по крайней мере в двадцати у меня были совещания по военным надобностям с местными исполкомами, заведующими совнархозами и воензагами. И всюду выяснилось, что на месте есть все элементы для того, чтобы удовлетворить нужные потребности -- сделать телеги или сшить шинели, но нет между органами какой-то сцепки. Полная разобщенность! Каждый должен во всех случаях обращаться в центр, при чем приказы из центра не всегда отвечают положению, так что бывает, что получается приказ вывезти сукно из одной губернии в другую, в то время как здесь пустуют мастерские и есть пуговицы, а сукно перевозится в другое место, где пуговиц нет.
Ясно, что необходимо вертикальную централизацию дополнить. Конечно, еще нет для этого точного рецепта, но должна быть какая-то горизонтальная сцепка. В известных пределах должна быть допущена инициатива с мест. Я должен сказать, что те нарекания, которые были в первый период насчет самостийности местных властей, уже отжили свое время. Может быть, в волостях и уездах сохранились кое-какие остатки прежнего, но губисполкомы строго блюдут за этим, а в городах и губерниях дело обстоит еще лучше. Другими словами, в губернии мы имеем кадры работников, хорошо воспитанных, на которых можно положиться, и которые чувствуют себя не местными сатрапами, а заинтересованы в общехозяйственной системе.
Вот эта простая мысль о сочетании централизма с творческой инициативой на местах и была провозглашена на VII Съезде Советов работниками с мест. Что касается меня лично, то я в течение последнего года посылал сотни телеграмм с протестами против излишнего централизма Высовнархоза, как и военного ведомства. У нас есть Цус63 и другие учреждения, которые проявляют иногда совершенно бессмысленную бюрократическую централизацию. Я считаю, что это ни в коем случае не есть разрушение аппарата централизма. Тов. Гольцман, который прямо говорит, что я предлагаю упразднить централизованное руководство, ошибается. Завод, который является частью треста, национализованный, социализованный, подчинен известному главку, тем не менее он не вырван из местной хозяйственной жизни. Ему нужны дрова, вода, телеги, лошади. Он является звеном в известной централизованной механике, но и звеном в местной жизни. И здесь нужно установить организационную связь между местными органами. Нужно установить связь между заводом и губсовнархозом. И так как пределы этой связи будет определять Высовнархоз, -- то тут нет никакого покушения на централизм.
Наконец, вызвал смущение тезис о производственно-территориальных округах64. Но он теснейшим образом связан с тем, что я сказал. Территориально-производственные округа можно сравнить с нашими военными округами. Территория Советской Республики разбита на шесть или восемь округов. Мобилизация населения производится через мобилизационное управление Всероглавштаба, которое действует через мобилизационное управление округов, приспособленных к местным условиям и производящих через свои аппараты мобилизацию, формирование и т. д. В хозяйственной области то же необходимо сделать еще в большей степени. Округа должны быть тесно связаны с хозяйственными районами, -- металлургическим, текстильным, сельскохозяйственным и пр. Такое разделение страны вызывается ее естественными условиями и выросло на хозяйственно-производственных условиях. Здесь затруднения могут быть другого порядка. Как определить границы этих районов, какими принципами руководствоваться, поскольку текстильная, химическая и др. промышленности совпадают, либо по разным линиям пересекаются? Стало быть, нужно выделить наиболее основные типические районы, при чем специалисты, люди широкого кругозора, должны определить и приспособить наше административное деление. Наши старые губернии, границы которых определялись формами крепостничества, аграрного быта и другими условиями и с того времени почти не изменялись, должны быть приспособлены к очагам пролетариата, к очагам промышленности. Эту задачу последний Съезд Советов подтвердил. Стало быть, губерния или соединение этих губерний должны быть подчинены производственным районам, и когда мы перейдем ко всеобщей трудовой повинности, -- а я надеюсь, что это будет в ближайшем будущем, -- то, конечно, мы не будем делать так, что пермского мужика пошлем под Нарву добывать сланец, а очевидно будет установлен известный территориально-производственный округ, в пределах которого будет передвигаться рабочая сила. Это не будет загромождать транспорт. Часть рабочей силы будет перебрасываться из округа в округ, наиболее нужные элементы будут перебрасываться по всей стране. Все это вопросы чисто практические, которые подлежат детальному обсуждению и проведению в жизнь.
Что такое производственные округа? Нужно взять группу заводов с той периферией деревень, которые тяготеют к этой группе, превратить ее в административную единицу. Такие группы могут объединяться в округа, которые будут связаны единым хозяйством и где господство пролетариата будет гораздо жизненнее, и он не распылится в крестьянской массе.
Вот, товарищи, мне кажется, основные мысли тезисов. ЦК решил создать для разработки этих вопросов междуведомственную комиссию, которая рассмотрит эти вопросы под углом зрения того опыта, который имеет каждое ведомство. Такая комиссия создана. Туда входят и представители профсоюзов. Кстати, тов. Гольцман пишет, что Троцкий предполагает, что эти вопросы обойдутся без участия профсоюзов. Я не понимаю, откуда он это взял. Я не упоминал также, например, о партии, он мог отсюда заключить, будто я предполагаю обойтись и без партии. Тов. Рыков говорит очень осторожно, что вот странным образом в тезисах не упоминается о профсоюзах по поводу мобилизации рабочей силы и по поводу учета. При чем в том же самом номере, где Рыков как будто косвенно упрекает меня в том, что я игнорирую профсоюзы, тов. Гольцман прямо говорит, что я предлагаю обойтись без них, статья же Ларина играет совсем на другом.
Тов. Рыков пишет: "Дальнейшее усиление и развитие профессиональных союзов является необходимой предпосылкой улучшения хозяйственной жизни "Советской России". С этим я согласен. А Ларин говорит: "К главкам, естественно, стало переходить руководство рабочей жизнью от все более отступающих на задний план заслуженных, но постепенно неизбежно атрофирующихся в некоторых функциях профсоюзов, переливание и возрождение которых к новой жизни в образе главков протекает все нагляднее". Так что он считает, что жизнь переливается в главки, с чем я не согласен. Мы главки будем изменять и реформировать сотни раз, а профсоюзы, конечно, останутся, будут расширяться, увеличиваться, будут улучшать свои методы. Это есть основная форма организаций рабочей силы, а главки являются только советскими учреждениями.
И вот против этой пустой болтовни нужно выступить, а не против того, что кто-то предлагает без профессиональных союзов строить экономическую жизнь.
Комиссия по введению трудовой повинности имела до сих пор два заседания. На ней присутствовали все заинтересованные народные комиссариаты, Центральный Совет Профессиональных Союзов, и у нас не было ни одного разногласия в практических вопросах, и я считаю, что мы проводим целиком линию той работы, которую нам рисуют тезисы.
Мы поставили себе задачей, во-первых, предложить соответственным органам представить свои планы. Высовнархоз, Наркомзем и Наркомпуть представят свои хозяйственные планы на ближайший производственно-транспортный период. Они должны все планы, которые у них были раньше, свести воедино и сказать, что при нынешних запасах, при нынешней рабочей силе, нам необходимо будет добыть угля столько-то, железа столько-то и т. д. Для этого нам нужно столько-то квалифицированной рабочей силы таких-то категорий, столько-то обученной рабочей силы, столько-то необученной. Такие планы они должны представить в нашу комиссию. И это будет сделано в первый раз. Это будет первый опыт подхода к нашему централизму. Эта комиссия должна в свою очередь установить, сколько нам нужно квалифицированных рабочих, сколько чернорабочей силы. Откуда ее взять? Для этого есть учетная комиссия по учету квалифицированной рабочей силы на действующих предприятиях, в советских учреждениях, в армии, в деревне. Каким способом ее извлечь? Для этого есть комиссия в составе Комиссариата труда, профессиональных союзов и Комиссариата внутренних дел. В то же время военному ведомству дано задание, во-первых, разработать вопрос о том, как приспособить к этой принудительной мобилизации мобилизационный аппарат военного ведомства. Во-вторых, как извлечь при демобилизации наиболее квалифицированные элементы рабочих, заранее по карточной системе их распределить и включить их в этот план, так чтобы они из полков прямо направлялись в заранее указанное место. В-третьих, как применить непосредственно для трудовых задач целые воинские части, освободившиеся по тем или другим причинам от военных задач. На Восточном фронте у нас есть резервы. Если бы могли подвезти некоторые освободившиеся дивизии с Восточного фронта, то наше дело на остальных фронтах было бы доделано в несколько недель. Но мы не можем их перевезти. Они там могут быть применимы сейчас и для продовольственных задач и для добывания угля и т. д. Стало быть, надо разработать вопросы использования воинских частей, использования принудительного военного аппарата в целях мобилизации и, наконец, использования армии при демобилизации. А так как мы не останемся беззащитными, то возникают вопросы о переходе к милиционной системе, о сочетании милиционной системы с нашими будущими производственными организациями, о совпадении милиционных округов с территориально-производственными округами и т. д. Нужно сделать так, чтобы рабочие, связанные данной отраслью хозяйства и идейно подчиняющие себе мужика, перешли таким же образом в наши военные организации: лучшие рабочие в виде командиров, средние рабочие в качестве ядра и крестьянство в качестве бойцов. Без разрешения этой задачи мы хозяйства не создадим.
Вот задание, которое дано военному ведомству. 12 января будет заседание комиссии в полном составе, где все вопросы должны быть рассмотрены. До 17 января мы должны будем доложить Совнаркому и ЦК партии о результатах. При этом, как я сказал, разногласий совершенно не было между членами комиссии. То, что появилось в печати, разные упреки, нарекания и пр., является по-моему литературным недоразумением. В то же время я думаю, что мы в комиссии затронули, конечно, не все вопросы, и что одной этой работой комиссия не ограничится.
В начале доклада я наше положение характеризовал как в высшей степени тяжелое. Это положение смертельной опасности, и я повторяю еще раз, что в тот момент, когда Деникин был севернее Орла, а Юденич под Пулковым, наше военное положение не было таким тяжким, как наше экономическое положение сейчас. На сознании этой истины должна быть построена вся работа. Сейчас нам нужно демобилизовать по частям нашу армию и все втянутые в нее силы. Нам нужно мобилизовать рабочую армию и милитаризовать рабочее хозяйство в том объеме, о каком я говорил, т.-е. чтобы коммунисты, поставленные на заводе, знали, что они совершают великое дело служения рабочему классу, чтобы они служили примером дисциплины и пр. Нашим лозунгом должно быть: "коммунисты, к станкам!". В ЦК партии я внес формулу "народные комиссары должны быть назначены стрелочниками на железных дорогах". И так как в военной области дела обстоят благополучнее, чем в других, то я предложил начать с Военного Комиссариата. Нужно создать среди всех работников такое настроение, чтобы никакие иерархические соображения, -- какой бы ни был работник, член ли ЦИК, или член Совнаркома, -- в счет не шли. Коммунистов мы направим прежде всего для поднятия транспорта. Первая задача наша, чтобы через месяц у нас был не 51% больных паровозов, а 49%. Затем в области продовольствия. То положение, о котором я говорил -- 80% человеческой энергии, уходящей на приобретение жратвы, -- необходимо радикально изменить. Не исключено, что мы должны будем перейти к общественному питанию, т.-е. все решительно имеющиеся у нас на учете советские работники, от председателя ЦИК до самого молодого рабочего, должны будут принудительно питаться в общественных столовых при заводах и учреждениях. Это будет не только мерой экономии индивидуальных усилий, из которых 80% тратится на добывание пайка, но будет также величайшей школой трудового общественного воспитания. Нужно ввести нравы, близкие к спартанским65, вытекающие из всей нашей обстановки. Во-первых, прогулы будут сведены на-нет. За общим столом будет проявляться общественное мнение. Кто не вышел на работу, тот не получает горячего пайка. Дисциплинарные меры, самые суровые меры должны отвечать трагизму нашего хозяйственного положения. Конечно, есть болтуны, которые говорят, что, дескать, этими мерами вы не заставите рабочий класс работать. Конечно, если бы мы применяли только эти меры, мы не создали бы и армии, но мы применяли также и репрессии. Мы воспитывали солдат, мы произвели громадную политическую работу. И когда приходилось говорить полтора года тому назад, что мы возьмем питерских рабочих, как основу, и потом ленивого мужика заставим штыком пойти в бой, то говорили и тогда те же болтуны, что рабочие не сделают этого, что из этого ничего не выйдет, что слишком добер рабочий, чтобы заставить штыком мужика пойти в бой. Но он заставил. То же самое будет в промышленности. Конечно, у нас от передового рабочего до пермского кулака есть сотни оттенков и переходных ступеней, и мы прежде всего должны действовать воспитательным, организующим образом. Я думаю, что такое общественное питание будет одной из форм общественного воспитания, которое должно дополняться также и другими мерами.
Нужно помнить, что мы не только партия, -- мы партия, организующая класс и государство. Наше положение в высокой степени трагично, и здесь нужны меры самообороны против распада, против хищничества, нужен новый напор, который прежде всего должен состоять в мобилизации лучших элементов класса для промышленности. Рабочий, к станку, на работу! Нужно создать культ физического труда, чтобы каждый понимал, что сейчас революция вовлечена в область строительства. Нужно создать переворот в психологии. Из администрации, где мы оставим только самых нужных и необходимых, из армии, где мы оставим минимум необходимого, к производству, в хозяйства! Рабочие, к станкам! Внесение в производство лучших навыков, какие приобретены в области точности, исполнительности в военном деле, внесение их в профессиональные союзы, через профсоюзы в главки, освобождение централизма от его бюрократичности, поднятие инициативы в низах, сочетание с ней централизма, введение принципов всеобщей трудовой повинности, приучение мужика при помощи лучших элементов пролетарской армии к постоянному натуральному налогу в виде хлеба -- вот какие задачи выдвигаются на первый план. Пока у нас недостаток хлеба, крестьянин должен будет давать советскому хозяйству натуральный налог в виде хлеба под страхом беспощадной расправы. Крестьянин через год привыкнет к этому и будет давать хлеб. Мы выделим пролетарские части, сотню-две тысяч для создания продовольственных базисов. И тогда, создав эти продовольственные базисы, создав возможность хозяйственной жизни, возможность общей трудовой повинности, как принудительной, при огромном значении воспитательного фактора, мы сумеем наладить наше хозяйство. Конечно, если бы нам дали 12 лет, то эти 12 лет мы шли бы только под знаменем воспитания, но у нас нет и 12 месяцев, и мы на 33% вынуждены пойти путем принуждения, как мы шли им в области армии. Здесь не место для сентиментальных рассуждений. Хорошо ли это, или дурно, но поскольку это необходимо для спасения Советской Республики, это будет сделано. После периода некоторых недоразумений, полемики, споров в рабочих рядах это неизбежно будет проведено в жизнь. Рабочий класс проникнется этим сознанием. И я не сомневаюсь, что если вернуться к станкам, установить всеобщее питание и провести трудовую повинность, то Советская Республика будет спасена.
1920 г.
Архив.